Сделай Заряди в магнитофон ленту с воем волков – побежит косуля. Стяни с небес истребитель – стань магнитом. Проверти пальцем дырку в плоском камне – мельничный жернов. Собери крылья мертвых бабочек, пусть к детям сны цветные придут. Обвейся цепко вокруг оси земной – будешь хмель. Но прежде всего протри глаза, чтобы замечать, подверни рукава, чтобы делать. Как сказал мудрец – необычное начинается с простых манипуляций. «Листопад, диктующий условья…» Листопад, диктующий условья, в лихорадке осени раскис. Снова телефон исходит кровью, бес полночный снова крутит диск. Я, как волк, луною загнан снова, рыщущий, голодный, жадный снова, и тебе в глаза смеюсь я снова, синий голый лед холодных снов моих. Телефон всего нежнее в полночь, и цветы, что мне терпеть невмочь, так бесстыдно пахнут только в полночь. И да – к черту, тихая святая ночь! Возвращаются к корням своим деревья и текут к своим истокам реки вспять. Телефон опять в полночном гневе… Нет, не телефон – земля в осенней лихорадке перелетных птиц устала звать. Я сажаю дерево Памяткой о дикарях я его сажаю, на память о гибких, жонглирующих лентами дыма кострах я сыплю землю к его корням. Тотемом своего образа мыслей я его высаживаю. Пройдут века и меня в них не будет, пройдут века и никто не станет делать того, что делал я. Но я это делал. И если далекий потомок возьмет вдруг и спросит: – Да что это – дерево? – то под землей вздрогнет мой прах. Я сам, пока еще жив, спрашиваю себя раз за разом: // – Да что это было? – О том, что сам всего мгновение назад уничтожил. Осенью этого года Вациетису исполнился бы 81 год. Как между Землей и спутником, обращающимся по дальней орбите, расстояние между ним и нами за последнее время существенно не изменилось. Почти не меняется и сам характер взаимодействия, хотя уже начали сбываться некоторые из его пророчеств, а многие строчки, напротив, безнадежно устарели. Важно другое. Давно замечено, что в маленькой Латвии имеет место следующий математический факт: почти для каждого рода человеческой деятельности либо найдутся один-два человека, обычно хорошо известные, закрывающие его полностью, либо эта деятельность вообще никем не поддерживается. У Ояра, как высокопарно это ни звучит, в графе «род занятий» было написано: совесть нации…
Правописание молнии Zibens pareizrakstība, 1980 Войдем в это лето Давай войдем в это лето, вечное лето, что было прежде леса и ветра, что было и грело предкам руки, в мозоли одетые. И сложим каждый свое тепло, тепло заячье и тепло речное с теплотой человечьей – как мы без слов условились ночью черемухи на мосту столетий. То, о чем там условлено, без слов условлено, есть призвание твое и суть; и всеми голосами твоему кворуму сделка на мосту повелевает: будь! И мы сотрем паутину, рутины патину вдвоем на пороге, чисты и просветленны в лето войдем трепетно, как если бы нас ожидали боги. Вечное это лето – божественно, взгляни, как облако реет гордо, войдем с тобой, вольный мужчина и вольная женщина, а вовсе не гонимые алчбой оторвы. II Алчбой гонимые перекати-поле, оторвы, доля их жизнь или кошелек. И не облачные нимбы реют гордо, но ореол мученика, уготованный лету. И, стоит мне молча трусливо позволить всем этим лес жечь, зверя бить, воду мутить, то уже и нами не рожденным детям по золе к лету // своему придется ползти. Лето ждет тенью мертвой, саваном черемухи над падью в омуте. – Надо бы, надо бы вам наскрести вот столько жалости, чтобы обо мне вспомнить! III Мое лето, вечное лето пра- и прапрадедов, пра-, прапрабабушек, правнуков, правнучек, океан безбрежностей моих, ты вечное лето, не смей о смерти! С тобой умрут все былые, грядущие, сущие нежности. И у земли разорвется сердце. |
