— Понимаю. Я тоже не хочу страдать.

Мужчина сглатывает.

— Я вас не убью.

Он выдохнул и улыбнулся, дрожащими руками сжав белоснежный платок, он промокнул блестящий лоб. Рей взглянула на себя из огромного зеркала, занявшем всю правую стену: вся измазана кровью, а простреленная рука как кусок тряпки, похоже, разорвало сухожилие.

— Я понимаю - это потеря для вас.

Рей оторвалась от отражения и посмотрела на мужчину, на его белые руки мнущие пальцы с идеальным маникюром, а после посмотрела на свои — кровь, кровь, кровь.

— Но война стала невыгодна. Она разоряла Галактику, от этого страдали все.

На самом деле Рей было плевать на Галактику, она бы променяла её всю на жизнь дорогих сердцу людей.

— Но генерал бы не сдалась.

Только товарищи бы не одобрили этого. Рей предала их идеалы. Сопротивление сражалось за Галактику, но… Никто тогда не отозвался, и форсъюзер не могла не думать: нужно ли это было Галактике?

— Хватит. Мне не важно как ты готов оправдаться. Ты убил моих друзей, чтобы больше заработать.

Человек поджимает дрожащие губы.

— Тот мальчик. Не будь этих делёжек между вами, он был бы жив с матерью.

Рей резануло упоминание об Эна — должна была спасти — и она заставила себя улыбнуться. Липкий ужас разрастался под кожей. «Безумна».

— Ты больше никогда в жизни не сможешь коснуться ни одной валюты, драгоценного металла или чего-либо ещё имеющего ценность. Ты никогда в жизни больше не сможешь чем-либо обладать.

Мужчина бледнел и дрожал.

— Пожалуйста, не надо.

Он умолял так, словно на кону его жизнь: упал на колени и протянул руки к ногам пустынницы.

— Лучше убей.

Мужчина хотел коснуться её стоп, но Рей отступила.

— Нет. Ты будешь жить долго, день за днём мечтая о деньгах.

Рей ощущала как выжигает это проклятие в человеке, и сладость разрасталась под языком. Наверно, разумнее было бы убить.

— И ты никогда не примешь помощь от других. Навсегда гол и нищ.

Мужчина застыл на коленях, а по его лицу катились крупные слёзы.

— Деньги для тебя всё, но у тебя их больше никогда не будет.

Рей ушла и оставила его, сжавшегося в комок на дорогущем ковре, который больше не принадлежал богачу из белого дома. «Все зря». Форсъюзер ощутила в Силе приближение Рена. Руки задрожали, и Рей едва не разрыдалась. Что я наделала? Позволила всем умереть! Рей разбила руки о стену. Снаружи гул и треск деревьев — корабль слишком большой и теперь часть сада просто разрушена. Рей разрывала лёгкие судорожным дыханием, а слёзы текли и текли по щекам, шее и ключицам. Соленые и жгучие. Попытки успокоиться не к чему не привели. Рей чувствовала слишком много. Осознание потери стало наконец реальным: все мертвы, а она убила кучу людей желая отомстить. Пустынница буквально слышала шаги Кайло по трапу, и от этого становилось хуже: трясло, и Рей обхватила себя руками. Она ощущала как его ботинки утопали в земле, что впитала литры крови, и хотела размозжить себе голову о стену, только бы это прекратилось. Только бы не чувствовать.

Шаги Верховного Лидера бились о стены коридора, и Рей отвесила себе пощечину. Приди в себя. Она знала, что бесполезно, пока Рен близко подавлять эмоции не получится: рядом с ним можно позволить себе слабость, потому что он поймёт её боль.

Кайло ворвался в помещение, и Рей скатилась по стене. Лицо Бена Соло искажено, и пустынница не в состоянии была понять какие это чувства. Он быстро приблизился к ней и опустился на колени, Рей заметила как руки Верховного Лидера застыли в нерешительности, не коснувшись. Форсъюзер дышала тяжело, ощущая во рту яркий вкус крови и говорила так тихо, что Кайло склонился ближе к её лицу.

— Сопротивления больше нет.

Рей почувствовала дрожь, пронзившую тело Бена, и одно единственное ворвалась в её разум:

«Мама?»

Рей тряслась от слез, вцепившись в широкую ладонь, затянутую в перчатку, и шептала с надрывом:

— Скажи мне - ты причастен к этому? Причастен? Пожалуйста, скажи мне.

Рей была готова умолять о слове «Нет», но она не могла отказаться от правды. Она подняла взгляд на Бена, и его глаза были тёмные и блестящие, а его пальцы сжали её ладонь.

— Я не имею к этому отношения.

Рей улыбается и хрипит:

— Хорошо, хорошо.

Тело слабело, а в голове стояло липкое марево, и Рей шептала:

— Я должна вернуться. Я должна их похоронить должным образом. Должна вернуться.

Она едва ощущала, как Рен надавил на её плечи, обрывая попытки встать, а его голос шёл из далека:

— Ты вся в крови. Тебе надо в медотсек.

— Это не моя кровь.

Кайло молчит, а после произносит:

— И твоя тоже. Я ощущаю твои раны как свои.

— Мне жаль. Но я должна вернуться.

— Ты вернешься. Но сначала медотсек.

Горячий бред опутал слабым болезненным жаром.

— Должна, должна.

Сквозь густой раскаленной туман Рей ощутила невесомость и тепло другого человека, так близко. Пустынница позволила себе прижаться ближе и почувствовать кожей стук чужого сердца.

Не одна. Не одна.

========== Шаг 6. По ту сторону ==========

Воздух оседал в лёгких тяжело и душно, не кислород — песок Джакку. Рей распахнула глаза, и солнце ослепило.

— Малышка Рей.

Пустынницу передернуло от воспоминаний об этом голосе, и она обернулась, чтобы обнаружить позади лавку, знакомую до последний детали: грубо сколоченное деревянное окно, перекрытое крупной сеткой. Она оказалась выше, чем Рей помнила. Позже пришло осознание: меньше стала сама форсъюзер.

— Что ты принесла?

Девочка опускает взгляд на свои руки — кальцелятор и компрессор. Хатт! Рей помнила этот день, он был в числе первых в качестве мусорщицы с Джакку. Она встала на носочки, протянув кролуту за прилавком детали, и Платт выдернул их из её пальцев, а после осмотрел, приговаривая:

— Хорошо, хорошо, за это можно выручить кредитов.

Рей знала, что последует дальше. Ункар говорит:

— Я тебе дам целых три пайка. Принесешь ещё таких, получишь больше. Возможно.

И смех забулькал в его глотке как кипящая вода. Рей никогда больше не получала.

— Мои родители. Когда они вернутся?

Ребенком, она постоянно спрашивала старьёвщика о них, и лишь спустя пару лет перестала.

Платт смеётся.

— А ты как думаешь.

Рей не могла сказать иного, кроме как:

— Да.

Платт захлебнулся хохотом и махнул рукой, приказывая девочке убраться. Ункар никогда не отвечал на этот вопрос конкретно, и детский разум Рей видел в этом лишь возможность подкрепить свою надежду. Он ведь не сказал: «нет».

В этот же вечер её ограбили, и Рей знала: ей повезло, что ничего не сломали и не избили, а лишь приставили нож к шеи. Только пару дней назад она видела, как эти самые люди жестоко избили, сломав ноги, одному мальчишке. Надо было отдать всё и не сопротивляться. Позже мусорщица нашла его труп, высохший на солнце и полный красных личинок, они копошились в его провалившимся брюхе. Рей повезло лишь помучаться голодом пару дней.

На самом деле после этого случая девочка стала осмотрительней, поняв, что условное покровительство Платта не абсолютно. Она больше не прижимала сумку с едой к груди, буквально крича этим о ценности содержимого. Не шла слишком быстро. Нарочно голодным взглядом провожала заезжих грызших что-то съедобное. Она притворялась куда более голодной чем была.

Рей каждый день спрашивала Ункара о родителях, и он смеялся, говоря:

— А ты как думаешь?

— Да.

Один раз Рей попытался съесть другой человек, он говорил что любит только людей. Ганнибал кромсал её руку, и дикий страх с болью сорвал горло пустынницы в пустой мольбе:

— Мама! Папа!

А потом она выхватила нож из пояса людоеда и ударила наотмашь. Мусорщица выкололо ему глаз, и он страшно кричал, клянясь найти, и заживо разрезать на куски. Рей была тогда настолько напугана. Так боялась, что он исполнит угрозу. Она ударила во второй раз и убежала в ужасе от собственного поступка. Тогда Рей впервые допустила чувство ненависти к с своим родителям, которые оставили её здесь совершенно одну.