– Ну и цены вы заламываете! – сказал покупатель тетке с рыжим шиньоном, в форменном халате продавщицы.
Шиньон сначала сделала вид, будто она тут не при чем (что скажешь? семнадцать тысяч, которые просили за автомобиль, для многих в Домске равнялись месячной зарплате). Потом пожала плечами:
– С такой ценой он и стоит третий месяц, никто не берет.
– Как же? Я беру! – раздался веселый голос.
Сзади к пузатому и продавщице подошел Богдан. Он прошагал весь «Детский мир» насквозь, нигде не задерживаясь. Китайское пластиковое изобилие сливалось в глазах в блестящий ком веселенькой расцветки. Алый кабриолет с хромированными контурами единственный из всего предлагаемого выглядел настоящим, это Богдан углядел за пять метров. А как углядел – тут же решил купить.
Пузатый обернулся и посмотрел на Богдана хмуро. Его длинное лицо, похожее на морду старого сеттера, выразило замешательство и наконец узнавание.
– Толич! – воскликнул он.
– Михалыч? – сощурился Соловей.
Это был Игорь Михалыч Воеводин, с которым Соловей когда-то работал в одном КБ, они девять лет рассчитывали буровые установки, сидя за соседними столами, ходили вместе в курилку, ездили в походы на байдарках… много всего было вместе, пока Богдан не ушел из КБ и не уехал в Москву. Когда-то они входили в один круг друзей, но с тех пор Соловей давно забыл про Воеводина.
– Ну ты даешь, Михалыч… ты прямо окреп! Я тебя узнал не сразу.
Михалыч не то чтобы окреп, а прибавил килограмм двадцать за те двадцать с лишним лет, что его не видел Богдан. Мешков под глазами и серебряной седины у него во времена КБ тоже не имелось.
– А ты почти не изменился. Все такой же стиляга. – Белозубая улыбка осветила лицо Михалыча. – Курточку под цвет глаз подбирал? – Он не только спросил, но и пощупал шоколадного цвета замшу.
– Но-но! Курточка полторы штуки евро стоила, не засаль, – усмехнулся в ответ Соловей.
– Видел я в твиттере пару твоих фотографий. Показали. Яхта на шестьсот лошадиных сил…
– Чего там, в аренду же, – скромно сказал Богдан.
– Отели пять звезд, завтраки с шампанским, девушки в купальниках…
– Да я не зову, сами ко мне тянутся, – продолжал скромничать Соловей.
– Ну, у нас жизнь поскучнее. Нечем в твиттере похвастаться. Работаем, работаем…
– Кем работаешь?
– Так. Ищу пути к сердцам… – покрутил рукой Михалыч, – и к карманам.
«Жиголо или маркетолог? – подумал Богдан. – Ставлю на маркетолога». У Богдана были еще пара-тройка часов до намеченного вечернего визита, и он подумал: а почему бы не поболтать со старым приятелем?
– А давай того-сего где-нибудь? Посидим, а? – в эту минуту предложил Михалыч.
Соловей даже не удивился совпадению. Он был уверен, что любой из старых друзей в Домске почтет за счастье посидеть с ним. Он привык, что люди, как мотыльки, летели на свет его успеха. А уж расспросить о подробностях жизни долларового миллионера, бывшего инженера, каждый был бы рад.
– Машинка хороша, – сказал Михалыч, кивая на красный кабриолет. – Цена безбожная, но я думаю, не купить ли? Внуку в подарок.
Рыжий шиньон, с большим интересом прислушавшаяся к разговору этих двоих, вмешалась:
– Автомобиль один у нас.
– Не развращай внука, Михалыч! – сказал Богдан. – Тем более что автомобиль уже я покупаю.
Про себя он подумал, что Воеводин и не собирается делать такие траты, но ему охота показать перед старым приятелем, что может это себе позволить.
Михалыч махнул рукой, соглашаясь и уступая автомобильчик, только пробурчал что-то про гусаров. Он предложил поехать в Заречье, сказал, что знает там отличный бар.
Через минуту они вышли из магазина. Воеводин втиснул свое обтянутое джинсовой рубашкой пузо в запыленный корейский джип и поехал впереди. Богдан последовал на своей изящной «дээс» за ним. Игрушечный кабрио в багажник не влез, он занял место на заднем сиденье, где раздувались белые пакеты из супермаркета – в них были всяческие деликатесы для вечернего визита.
Они доехали до Межи, по бетонному мосту на трех опорах пролетели над живописной рекой, отражавшей безоблачное небо, берега в романтических ивах и белые, серебристыми куполами увенчанные церкви. По дороге Богдан подумал, что стоит сделать один звонок: погулять по малой родине хорошо, но о делах забывать не будем. «Алло, Петра Сергеевича можно? Это Соловей, Богдан Анатольевич… Совещание? Ясно, перезвоню». Петр Сергеевич, зараза, уже вторую неделю оказывался на совещаниях, когда ему звонил Богдан.
В старой части Заречья, напротив краснокирпичного, украшенного башенками здания бывшего сахарного завода купцов Русановых (после революции – завода «Домский кондитер»), стоял обшитый желтой вагонкой дом в два этажа, с громадной рекламой во весь торец: «ПивКрафт. Возможно, самое вкусное пиво России». (Слово «возможно» было написано самыми мелкими буквами.)
Они вошли внутрь. Зал на первом этаже выглядел удешевленной копией популярных в Москве «ирландских баров»: там все закрывали темно-коричневыми досками от пола до потолка и сдабривали винтажными плакатами «Гиннесса», здесь были виниловые обои «под дерево» на стенах, линолеум «под дерево» на полу, а в простенках между окнами – два плаката советской эпохи, следующего содержания: на одном, озаглавленном «Долбанем!», ярко-красный рабочий заносил кувалду над винной бутылкой, на другом слепой в черных очках предупреждал: «Не пей метилового спирта!»
«Бог ты мой, куда меня занесло?» – подумал про себя Соловей.
– Не отравят тут нас? – полюбопытствовал он у приятеля.
Воеводин поморщился и примирительно сказал:
– Конечно, это не Рио-де-Жанейро. Но, поверь мне, здесь лучшее пиво в городе.
Его слова подтверждало то, что, несмотря на ранний для бара час, здесь уже сидели несколько пиволюбоводиночек и группа туристов, оживленно обсуждавших мощи святого в Зачатьевском монастыре.
Михалыч подвел старого приятеля к стойке, на которой было шесть пивных кранов (на ярких ярлыках красовались названия вроде «Копченый Пастор» и «Завтрак Махараджи»), а позади бармена выстроились в холодильниках ряды и ряды пивных бутылок всех мастей, с иностранными этикетками.
– Ты что предпочитаешь? – спросил Михалыч.
Богдан, развернувшись спиной к пивному изобилию, оперся о барную стойку.
– А помнишь, Михалыч, как мы с тобой как-то в июле случайно встретились? Году в 87-м или 89-м. Была суббота, и меня жена отправила на рынок, а заодно дала бидон для кваса. Иду, бидоном помахиваю, а тут ты. Вопишь: «Толич! За «Пионером» хорошее «Жигулевское» выкинули!» Ну, мы с тобой дернули к «Пионеру». Очередюга выстроилась!.. Где-то через час доползли мы с тобой до ларька. Жара, пот льет. Продавщица наливает нам по пол-литра – янтарное, холодненькое, кружки сразу запотели.
Михалыч усмехнулся, вспоминая.
– А я еще в бидон три литра взял, – продолжал Богдан. – Отошли мы к столикам, попробовали… Моча мочой!
– Точно, – кивнул Воеводин, – ты еще весь бидон бичам отдал.
– И с тех пор, Михалыч, как-то я к пиву равнодушен. Предпочитаю хорошее красное вино. «Шато Неф дю Пап», «Амароне Вальполичелла»… понимаешь?
– Давай я тебя угощу. – Михалыч взял Богдана под локоть. – Я теперь немножко в пиве разбираюсь. Не понравится – режь меня и ешь!
– Только один бокал, – предупредил Соловей. – Мне еще за руль.
Они уселись за деревянный некрашеный стол, Михалыч пошушукался с официантом и через пару минут им принесли два бокала с медового цвета напитком и крошечные бутерброды с колбасой.
– Это лагер, – с любовью сказал Михалыч. – Здесь варят.
– Не темноват он для лагера? – сощурился Богдан (все же он иногда пивал пиво и азы понимал).
Михалыч загадочно пожал плечами. Официант стоял рядом со столиком, вытянувшись, и с ожиданием смотрел на нового гостя. Богдан сделал глоток. Лагер оказался копченым. В кисловатый вкус пива вплеталась четкая дымная нота, будто над бокалом долго водили копченым свиным ребрышком.