Несмотря на то, что он был на редкость красивым, многие приютские девочки до сих пор смотрели на него с подозрением, страхом и затаённой ненавистью. Они выжидали момента, чтобы напасть, но Том не собирался облегчать им задачу. Пусть делают, что хотят, ведь им всё равно никогда не справиться с ним. Ведь он — маг, а они лишь жалкие магглы. Беззащитные, глупые. Они никто по сравнению с ним.

Внезапно он подумал о магглах, которые спали этажом выше. Смог бы он их убить, если бы Грейнджер ослушалась и ушла из школы? Том был уверен — смог бы. Конечно, на данный момент у него не было опыта, ведь он собирался навестить своих родственников и в случае чего применить крайние меры, но почему-то был уверен в том, что способен на убийство магглов. Риддл не знал, в чём причина такой уверенности, да и не хотел знать. Зачем сидеть и гадать, думая о том, почему он не такой, как все?

Да и если при убийстве Уэста его голос немного дрожал, когда Том приказывал василиску напасть, после этого его охватило чувство лёгкости, которое подталкивало его к величию. Он даже и не думал о том, что путь к нему прокладывается трупами, но даже если так, он был готов. В конце концов, за всё нужно было платить, и он был готов расплатиться.

Наконец, пришла очередь Гермионы. В его мыслях она занимала отдельное место. В последнее время он совершенно перестал понимать, что и зачем он делает по отношению к ней. Конечно, он точно знал, что ненавидел эту грязнокровку, но разве то, что он не хотел её отпускать из Хогвартса, было связано с ненавистью? А если это не ненависть, то к чему можно отнести эти чувства?

В глубине души парень знал предположительный ответ, но не хотел в это верить. Он был Тёмным Лордом, а в будущем планировал стать величайшим тёмным волшебником всех времён и народов. Он не мог иметь слабостей и не имел права испытывать что-либо, кроме отрицательных эмоций вроде ненависти и ярости.

Но грязнокровка приводила в движение все те механизмы в душе, о существовании которых он даже не подозревал до последнего момента. Он и раньше мог считать каких-то девушек красивыми, но никогда красота не приводила его в странное состояние между трансом и восхищением. Том смог признать это только тогда, когда уже во второй раз его пульс участился при виде грязнокровки в платье. Тогда она была красивой и похожей на сказочную принцессу, а сейчас она выглядела игриво и даже… Дерзко? Как описать то, что делало с ней это облегающее красное платье без бретелек? И что это зрелище делало с ним?

Некоторые парни из Слизерина говорили про то, что они любят своих девушек, но никогда не говорили, что они при этом испытывали? Как это определить? По чему измерять степень этой самой любви?

И в конце концов они никогда не говорили, что хотят убить своих девушек. А он очень хочет убить Грейнджер. И даже сейчас, когда он размышляет о том, любовь ли это, если бы ему позволили, он бы подошёл и заавадил бы её, даже не раздумывая. Значит, это не любовь? И не ненависть? А что тогда?

Также он никогда не задумывался о том, зачем убил Уэста. В целом, он ничего ему не сделал, а ещё он был чистокровным и вовсе не тупым, как, например, тот же Уизли. Что заставило его пойти на это?

От размышлений у Тома заболела голова. Перевернувшись на бок, он попытался уснуть, но навязчивый стук в висках не давал это сделать. Парень вздохнул и пожалел о том, что ему ещё нет семнадцати и он не может вылечить себя волшебной палочкой, а ведь он читал про основы колдомедицины. Как жаль. Хотя…

Том поднялся с кровати и подошёл к небольшому рюкзаку. Осторожно вынув оттуда короткую палочку, он замер. Стоит ли? Конечно, палочка была левой, но он ещё не пользовался ей, ведь приобрёл в Лютном только вчера.

Подумав, он всё-таки решился и, приложив кончик древка в виску, прошептал заклинание. Боль медленно втянулась из его виска в палочку, а на него накатила приятное томное состояние. Положив инструмент обратно в рюкзак, Риддл лёг обратно и посильнее закутался. Через пару минут он Том уже спал, как младенец.

Он был приятно удивлён, когда проснулся на мягком матрасе, будучи окружённым десятками маленьких подушек. Одеяло было очень тёплым и он впервые не замёрз. В Хогвартсе зимой он всегда мог применить согревающее, а вот раньше, когда он ещё постоянно жил в приюте, он очень сильно мёрз. Одеяло было скорее летним и тонким, и ничуть не грело. Возможно, именно тогда он возненавидел своё бессилие. Ему было холодно и плохо, а он ничем не мог себе помочь. Ужасное чувство. Унижающее, ломающее.

Откинув плохие воспоминания, парень потянулся и подумал о том, как хорошо иметь запасную палочку, которую никто не будет отслеживать. Правда, Министерство может увидеть всплеск магии в маггловском доме, но ведь здесь живёт Гермиона Грейнджер, а не Том Риддл, так что ничего такого произойти не должно. Да и продавец уверял, что на палочку наложено специальное заклинание, которое не позволяет отследить её местонахождение во время магии, но тот старик был больно ушлым, так что он ни в чём не мог быть уверен. Так что стоило побыстрее убраться отсюда.

Дверь неожиданно открылась и в образовавшуюся щель просунулась голова гриффиндорки. Она смущенно спросила:

— Можно?

«Наверняка стыдно за вчерашнее» — подумал Том и лениво махнул рукой, приглашая. Он не собирался вставать и одеваться, в конце концов, он здесь гость.

Девушка проскользнула в комнату и тут же закрыла лицо руками, чтобы не видеть полуобнажённое тело. Впрочем, Риддл был практически на все сто процентов уверен в том, что она ханжа, и сейчас даже не удивился.

Он вскинул бровь и спросил издевательски:

— Ну, ты узнала, как я сплю? Или тебе мало и ты хочешь знать больше? Впрочем, — он деланно задумался, — я сегодня добрый и могу показать тебе.

Гриффиндорка тут же открыла глаза и увидела руку Риддла, тянущее одеяло вниз. Она тут же вскрикнула:

— Нет, не надо!

Усмешка послужила ей ответом, но руку он всё же убрал — к большому облегчению девушки.

— Раз нет, тебе стоит выйти, — намекнул парень.

Гермиона замотала головой:

— Я хотела сказать, что не хотела говорить то, что сказала вчера. Это всё алкоголь.

Он пожал плечами и ответил флегматично:

— Я знаю.

Девушка кивнула и поспешила скрыться. Ей было ужасно неудобно. Риддл же наоборот — наслаждался её состоянием. Почему-то ему было приятно то, что она смущается при виде его тела и слыша его намёки, полные лёгкого и ненавязчивого флирта. Это было одно из тех чувств, которые он не мог понять.

Надо ускользнуть до тех пор, пока… Именно в этот момент из кухни послышался голос миссис Грейнджер:

— Дети, на завтрак!

Обречённо вздохнув, Том лениво встал с кровати и оделся. Есть не хотелось совершенно, ибо ему казалось, что вчера его накормили на всю жизнь (миссис Грейнджер то и дело пододвигала к нему аппетитно пахнущие блюда и говорила о том, что он очень худой, но Том не считал это правдой — он был стройным и подтянутым).

Том ел, чувствуя себя свиньёй на убой. Видимо, Гермиона придерживалась того же мнения и блины ела крайне неохотно. Настроение родителей Гермионы в то время было совершенно иным. Если мужчина был немного недоволен тем, что совсем недалеко от комнаты его дочери ночевал незнакомый парень, женщина была полна энтузиазма. Она то и дело задавала Тому вопросы о его жизни, учёбе и друзьях, а Гермиона чувствовала себя крайне неудобно из-за повышенного внимания матери к Риддлу. Она не могла поверить в то, что мать действительно видит в этом ужасном человеке её парня.

«Когда она увидит Рона, тот тут же забудет об этом мерзком слизеринце», — мечтательно подумала Гермиона. Теперь, когда она знает, что всё же вернётся в школу, она могла помечтать об их отношениях. Может быть, он наконец увидел в ней девушку.

Замечтавшись, она пропустила тот момент, когда гость встал, поблагодарил всех за гостеприимство и поспешил откланяться. Она пришла в себя только в тот момент, когда её мама сдёрнула её с места и сказала грозно: