Только когда усталый жёлтый диск облегчённо соскользнул за земную грань, Бельтран решился потревожить беседующих.

– Эзра, твоя мать вряд ли одобрит, если ты умрёшь от голода, – хрипучим голосом сказал он и положил юноше руку на плечо.

– Я не хочу есть, – самозабвенно ответил акробат и поднял глаза на старика. – О, если бы я мог говорить целую вечность! – он мягко взял руку матери. – И тогда я не успел бы высказать всего, что накопилось во мне. Целая жизнь, совсем другой мир…

– Он прав, мальчик мой, – Шукар нежно дотронулась до его щеки. – Мы беседуем с тобой дольше пути солнца, а ты до сих пор не прикоснулся к пище.

– Гайде вместе с девушками приготовила ужин, – Бельтран поманил его за собой. – Пойдём. Иначе вы двое скоро просто упадёте от слабости.

Послушавшись, Эзра поднялся на ноги и последовал за стариком. Они прошли мимо небольших крытых шатров и очутились на полянке, наполненной людьми, которые смеялись, бегали, суетились, помогая собрать ужин. Он отыскал глазами Гайде – она сновала среди цыган юрким зверьком, то поднося посуду, то корзину овощей, успевая при этом изредка погладить по голове маленьких детишек, сидевших возле костра.

Бельтран подошёл ближе и опустился на длинный ствол дерева, в то время как одна из девушек, готовящих еду, подала ему в руки миску с дымящимся супом. Эзра молча сел с ним рядом и с любопытством начал разглядывать людей вокруг.

Здесь были старики, молодые люди и взрослые мужчины, хрупкие девушки и почтенные женщины, дети – множество детей! Каждый был занят своим делом, кроме самых маленьких. Они подобно птенчикам нетерпеливо ёрзали на бревне, дожидаясь своего кушанья. Глядя на всю эту гармоничную суету, уютный шум и непрестанное движение, Эзра вдруг почувствовал себя невероятно счастливым. Как будто вернулся домой – словно этот табор и был его исконным домом, и другого дома он не знал никогда.

Стремительным движением одна из цыганок сунула ароматную плошку ему в руки.

– Это тебя воскресит. Недаром твоя мать учила меня готовить, – улыбнувшись, она резво развернулась и поспешила обратно к толпе девушек-поварих.

Эзра приступил к трапезе, закрыв глаза и стараясь запомнить каждую мелкую деталь, от вкуса до гомона вокруг. Он вдруг резко вспомнил о словах лунной богини и о том, что лишь один день был ему отведён на принятие решения. О чём говорила Мах, он догадался уже давно – дойдя до цели и найдя мать, ему неизбежно придётся выбирать, в каком из миров продолжить свою жизнь. И хоть последние месяцы, проведённые в цирке, подарили ему столько впечатлений, что хватило бы до самой смерти, он даже не задумывался о том, чтобы остаться. Всё это время он желал только узнать тайну своего рождения, но теперь поставленный перед ним выбор становился всё труднее и неразрешимее. Пленительное счастье и ощущение того, что он наконец-то вернулся туда, где ему быть предназначено, боролось теперь с его совестью и чувством долга. Он не мог забыть Камиллу, Энрике и свою непоседу-сестру Нину. Кем бы он ни был для них, они всё же были его единственной настоящей семьёй.

За этими нелёгкими размышлениями его застала Гайде. Она тихонько опустилась рядом с ним и осторожно взяла остывающую миску из его рук, заставив юношу вздрогнуть от неожиданности.

– Тише, – она мягко коснулась его плеча. – Это я.

– Гайде… – Эзра повернулся к ней и хотел было рассказать о своих мыслях, но девочка остановила его.

– Не говори. Я знаю, о чём ты думаешь. Ты ведь хочешь вернуться, правда?

– Я бы отдал многое за то, чтобы остаться с вами. В «Арра́нке» я воплотил в жизнь одно из самых заветных мечтаний – парить под небесами на глазах восторженной публики, привнося смысл в каждое движение, даря радость и восхищение, вдохновляя других на такие же подвиги. Но там… В той Испании… Остались те, кто мне дорог. Я даже представить себе не могу, что произойдёт с ними, если я не вернусь.

– Это очень далеко?

– Дальше, чем пятнадцать твоих жизней…

– Пятнадцать… – Гайде задумалась. – Расскажи мне о том, что будет.

– Это сложнее, чем кажется, – усмехнулся Эзра. – Не будет королей и королев, повозки поедут по дорогам без лошадей, а небо будут бороздить огромные металлические птицы, перевозя на себе людей на другой конец мира…

– Невозможно… – прошептала девочка. – Неужели это правда?

Юноша только кивнул головой и с тоской оглядел шумный табор, своих друзей-артистов и мать, наконец подошедшую и севшую напротив него подле своих сородичей. Она, не замечая протянутой для неё миски, пристально смотрела в сторону сына сквозь танцующее пламя.

– Я бы забрал её с собой, – проглотив комок в горле, продолжил Эзра. – Но она отказалась. Уже в который раз. Я просил всю прошлую ночь и весь этот день. И не смог уговорить её.

– Её жизнь связана с этим местом, – попыталась утешить его Гайде. – Представь, как ей будет трудно привыкнуть к тому, что кажется нам безумством. Здесь её дом, её мир…

– И она одинока! – упрямо воскликнул юноша.

– Нет, Эзра, нет, – девочка погладила его по руке. – Весь табор – это её семья. Она счастлива с нами, она мать для всех наших детей… Помнишь, я говорила тебе о своих снах, в которых видела пустыню и чужие земли? Она сказала, что это родина моих предков. Как и Шукар, моя мать была одной из женщин, бежавших из Исфахана. Но она умерла от страшной болезни, уже здесь, в Испании, оставив меня совсем одну… И тогда Шукар стала заботиться обо мне. Как и обо всех детях…

– Хоть кому-то досталась её материнская любовь… – тихо ответил Эзра и печально улыбнулся.

***

Проведя ещё некоторое время у костра, цыгане постепенно начали расходиться по своим шатрам, оставляя цирковых артистов в одиночестве. Когда на небе заблестели звёзды, а воздух наполнился нежным стрекотанием цикад, Эзра наконец решился заговорить.

Его подрагивающий голос сливался с потрескиванием поленьев и пением вечерних птиц, и правда, такая шокирующая и пугающая, слово за словом срывалась с его уст. Он говорил долго. Вся история, начиная от путешествия его матери и до спасения из темницы, казалась ему самому теперь невероятной сказкой. Но чем дальше заходило его повествование, тем серьёзнее становились лица его друзей, тем более ярко загорались любовью глаза Шукар, и тем более печальным становилось лицо маленькой Гайде.

К концу Эзра заговорил медленно, словно подбирая каждое слово:

– Я знаю, что сложно поверить моим словам, и что рассказанное мною кажется вам выдумкой. Но здесь, перед вами, сидит моя мать, – он повернулся к ней. – Маленькая храбрая девочка, которая превратилась в мудрую женщину – она и есть начало всего. Именно благодаря ей я смог попасть сюда и узнать всех вас. Мне невыносима лишь мысль о том, что уже через несколько часов я проснусь на два столетия позже и буду вспоминать о вас, словно о призраках, канувших в лету…

– Неужели ты не можешь остаться с нами подольше? – грустно спросила Каридад и по привычке уткнулась лицом в грудь Марселино. Тот лишь нежно погладил её по голове.

– В самом деле, Эзра, – подал голос Артуро. – Зачем тебе спешить? Останься с нами!

– Он хочет сначала заработать на тебе, а потом забрать твою долю, – ехидно усмехнулся Чико, за что тут же получил лёгкий подзатыльник от силача под всеобщий смех.

– Не слушай его, – покачала головой Пилар. – Ты был удивительным другом и мастером своего дела, и для нас честью было выступать с тобой.

– Это правда, – согласился Бельтран. – Я никогда прежде не встречал такого умения, и теперь становится ясно, почему.

– И всё же, почему ты уходишь именно сегодня? – спросил Марселино.

– Он бы не ушёл от вас так скоро, если бы богиня Мах не призвала его, – тихо ответила за юношу Шукар. – Сегодня на небе полная луна – только в такой день может хватить сил на совершение великого чуда.

– Но полнолуние повторяется каждый месяц! – воскликнул Артуро.

– Время больше не может ждать, – покачал головой Эзра. – Если я задержусь дольше, то могу не вернуться вовсе…