— Поцелуй меня, — прошептал он супругу.
Гарри задержал дыхание, замер. Он не хотел выполнять просьбу Томлинсона. Луи повторил громче, добавляя в голос металл, и Гарри, вздрогнув, отвернулся в сторону.
— Детка, ты же никогда не был таким глупым, — угрожающе произнёс Томлинсон.
Рука опустилась вниз, сжимая член сквозь плотную ткань брюк, и Луи удовлетворённо хмыкнул — муж был возбуждён. Щеки Гарри залил алый румянец, он судорожно вздохнул, и всхлип вырвался изо рта помимо воли. Гарри был на грани истерики. Внутри было слишком много разных, крайне противоречивых чувств. Знакомый запах и тепло от ласкающих рук супруга заставляли кожу гореть страстью, а член — наливаться кровью в ожидании удовольствия. И Гарри не мог совладать с этим. За три года Луи приучил его тело реагировать именно так. Но холодный взгляд и полный жестокости голос внушали трепетный ужас.
— Зачем? Ты же не плохой человек, Лу. Я знаю это!
Но Томлинсон лишь сильнее сжал ладонь, заставляя Гарри болезненно заскулить от боли.
— Всё различие между плохими и хорошими людьми состоит в том, что у первых корысть личная, в то время как вторые жертвуют своим собственным благом ради общества, — произнёс шатен в губы Гарри. — А теперь поцелуй меня, дурак.
И Гарри раскрыл губы, несмело касаясь ими уст супруга. Они были вместе давно и имели сотни разных поцелуев, но ни один не был похож на этот. Ни один не был таким особенным. Гарри коснулся языком губ Луи, слегка лаская, осторожно и пугливо. Томлинсон застонал от этого потрясающего чувства господства над разумом и телом человека, что значил для него весь мир. Рукой он обнял Гарри за талию, прижимая его голый торс к своей окровавленной рубашке, и, с силой раздвигая зубы мужа языком, просунул его глубже.
Тело Гарри сотрясало крупной дрожью, когда он слабо пытался вырваться, отклоняясь назад. Ему не хватало воздуха. Поцелуй был сильным, агрессивным, Луи никогда не дарил ему таких прежде. И Гарри вдруг подумал, что ему это нравилось. Нравился такой Томлинсон, от которого кровь стыла в жилах, совершенно непредсказуемый и опасный. Гарри неосознанно толкнулся вперёд, в сжатый на его члене кулак, и Луи оторвался от поцелуя для того, чтобы засмеяться.
— Ты всё же решил побыть сегодня хорошим мальчиком?
Гарри слабо кивнул, а Луи уже мог разглядеть туман возбуждения, застилающий яркие зелёные глаза, превращающий их в два мутных болота, в которых Луи тонул день за днём в течение нескольких последних лет. Он опустил голову, прикусывая кожу на шее, вырывая у супруга жалостливый стон, затем ключицу и ниже, к бусине соска. На каждый лёгкий укус Гарри выдавал низкий грудной стон и толкался в руку мужа всё сильнее.
— Я буду хорошим, Лу. Прости, что я пытался сбежать, — прошептал Гарри наконец, самостоятельно дотрагиваясь до супруга.
Он приподнял руку и коснулся дрожащими пальцами изгиба брови, так, как он привык делать последние три года. Несмотря на всё это жестокое и кровавое безумие, чувства между ними остались прежними. Они, Гарри и Луи, остались прежними. Луи поймал губами кончик указательного пальца супруга, когда Гарри вдруг дёрнулся, убирая руку, и аккуратно поцеловал.
Гарри самостоятельно расстегнул пуговицу на собственных брюках, небрежно стянул туфли с ног и выпутался из остатков одежды, оставаясь абсолютно обнажённым перед Луи. Обнажённым не только физически. Гарри, наконец, понял, каков был его муж на самом деле. И, несмотря на чувство ужаса, что возникло в первый момент, сейчас, когда дыхание выровнялось и страх больше не застилал глаза, он мог признаться себе, что его любовь никуда не делась и осталась прежней. Гарри всё ещё хотел быть с Луи. Поэтому он медленно повернулся к мужу спиной и покорно лёг на деревянную поверхность стола грудью, предлагая Томлинсону себя вновь. Как в первый раз.
Луи упёрся в край стола по обе стороны от Гарри и прижался эрекцией, скрытой под тканью брюк, к голым ягодицам супруга. Он зарычал, когда Гарри начал выписывать мелкие круги задом, создавая трение между ними. Луи кусал губы, стараясь не сорваться, потому что единственным, чего он хотел сейчас, было уничтожить, сломать своего прекрасного нежного супруга. Он хотел в первый раз за их долгие отношения, не сдерживая себя, вытрахать из него душу, заставить извиваться и рыдать, задыхаясь от просьб остановиться.
— Гарри, ты хочешь, чтобы я показал, какой станет твоя жизнь с этого момента? — не свойственным себе, слишком низким голосом прошептал Томлинсон.
Гарри кивнул, потому что у него больше не было ни одной мысли в голове. Он больше не был разумным существом, тем, кто осмысливал реальность и принимал решения. Он являлся одним сплошным сгустком ощущений и желаний. Его кожа горела, член пульсировал, а всё внутри скручивалось в одну тугую спираль, сжимающую внутренности напряжением и заставляющую кровь течь по венам медленнее.
— Найл, — требовательно произнёс Луи, и до сконфуженного, замутнённого сознания Гарри дошло, что они были не одни.
Он вздрогнул, повернул голову к источнику шума и столкнулся с голубыми глазами лучшего друга. Найл смотрел на него, не моргая, а по выражению лица совершенно ничего нельзя было понять. Блондин поставил на стол маленькую баночку лубриканта и медленно, демонстративно протащил её по столешнице мимо лица Гарри к нетерпеливым пальцам Томлинсона.
— Спасибо, — произнёс Луи, и Найл медленно моргнул, бездумно, словно зомби, отворачиваясь от Гарри и возвращаясь на своё место.
Гарри провожал его задумчивым взглядом, пытаясь понять, когда он упустил этот огонь подчинения в глазах своих друзей. Всегда ли они смотрели на Луи так, будто он был Божеством во плоти? Был ли Гарри так слеп, или они все были слишком хорошими актёрами, скрывая правду от него?
Внезапная боль обрушилась на него, заставляя лицо искривиться, а напряжённые пальцы — впиться в поверхность стола. Луи, не предупреждая, вогнал в него сразу два пальца по вторые фаланги и начал интенсивно двигать ими внутри, вздёргивая вверх тело Гарри при каждом толчке, усиливая и без того резкую боль.
— Первое, малыш. Боль приходит внезапно. Мир — враждебное, опасное место, — правая рука Томлинсона растягивала его жёстко, болезненно, игнорируя точки, доставляющие истинное наслаждение. Луи проводил воспитательную работу и готовил тело для чего-то более грубого. Не для удовольствия. — Ты должен всегда оставаться начеку. От этого будет зависеть не только твоя жизнь, Гарри. Моя тоже. Их жизни, в конце концов.
Луи прижал голову Гарри к твёрдой поверхности, вжимая его щекой в древесину, чтобы парень смотрел на своих друзей, пока муж так болезненно растягивал его. Но Гарри это не было нужно. Он и так понял всю серьёзность своего положения. Он — то, что давало Луи силы, но в то же время он — его самое слабое место.
Луи оставил контрастно-нежный поцелуй на каждой впадинке в нижней части спины, а потом его жёсткие пальцы покинули тело Гарри, оставляя после себя ощущение пустоты. Гарри заскулил от того, насколько одиноким и брошенным он себя чувствовал под тремя парами безразличных глаз. Он услышал металлический звук расстёгиваемой молнии, а потом горячая возбуждённая плоть мужа коснулась его замёрзших бёдер. Луи медленно вёл влажной жаркой головкой по правой ягодице Гарри, отмечая количество мурашек на бледной коже и вставшие дыбом волоски на напряжённых руках.
— Правило номер два: подчинение превыше всего. Ты не смеешь ставить под сомнение мой авторитет. Приказы выполняются без раздумий, Гарри, — ловкие пальцы проскользнули между ягодиц, слегка разводя их в стороны. Гарри подался назад, навстречу, когда Луи протолкнул член внутрь него. Медленно, мучительно, только головку, не позволяя ни себе, ни Гарри большего. — Однажды твоя решительность и отсутствие сомнений во мне спасут жизнь нам обоим, детка.
Гарри что-то нечленораздельно простонал, соглашаясь. Он выгибался в спине, словно кот, шипел и скрёб дерево под собой короткими ногтями. Ему было отчаянно мало. Он желал, чтобы Луи грубым толчком вошёл до конца, чтобы бёдра пошло шлёпнулись друг о друга, чтобы внутри всё вспыхнуло от чувства наполненности.