— Он ещё не пропадал так надолго.

— Думаешь, попал в неприятности? — Стэн подвигает свой стул ближе, присоединяется к беседе, но Луи не хочет думать о Малике. Слишком ярко горит обида в груди, он не готов простить.

— Надеюсь, что нет, — тяжело выдыхает Майкл.

Взгляд Луи скользит по классу, едва касаясь ссутуленных спин, скучающих лиц, беспокойно крутящих карандаши пальцев. На секунду он задерживается, потому что цепляется за другой, ответный взгляд. Светло-карие глаза Лорел смотрят с любопытством, а губы сложены в робкую, полную невинности улыбку.

Не интересует.

Он отворачивается от девушки, возвращая взгляд к учительнице. Яркость её света подобна солнечной, поэтому Луи вовсе не удивляется, замечая, как преданно Стайлс смотрит на неё. На его бледном лице едва заметный румянец, а вечно суетливые пальцы, наконец, в покое. Он выглядит замерзающим цветком, на который попал случайный луч солнца.

Сейчас, когда собственная жизнь перестала быть засасывающей в грязь трясиной, Луи хочет помочь ему, превратив ледяную реальность Гарри в весну. Но его нужно согревать от самой разбитой сердцевины души и до кончиков пальцев, медленно, вливая собственные силы без остатка в его поломанную сущность. Слишком много ответственности для Луи, и он боится не справиться, поэтому не делает этот последний шаг навстречу.

Звонок прерывает мисс Коул, и она останавливается в середине фразы, улыбается присутствующим:

— Не смею тратить ваше драгоценное время на произведения великих классиков ни минуты больше, — класс смеётся в ответ, шумно складываются вещи в рюкзаки, лязгают металлические замки сумок. — Все свободны. Увидимся уже после выходных, ребята.

В общей суматохе Луи отказывается от возможности выкурить необходимую сигарету, хотя жажда никотина внутри царапается голодным котом. Движением руки он отпускает ребят, не сводя пристального взгляда с Гарри: тот медленно убирает вещи в старый рюкзак, не обращая ни на кого внимания. Даже более задумчивый, чем обычно, и Луи интересно, где витают его мысли в этот раз.

Стоит сумке оказаться на плече парня, Луи делает шаг вперёд, преграждая ему путь. Взгляд Гарри всегда направлен в пол, поэтому он замечает препятствие слишком поздно, врезается Луи в грудь. Холодные руки тут же впиваются в предплечья, и Стайлс пытается удержать равновесие, а Луи испытывает настоящий восторг от этих прикосновений. И как бы он ни бежал от ответственности, удовольствие перевешивает. Он наклоняется ниже и шепчет:

— Привет.

Треск, с которым вспыхивают электрические искры в пространстве между ними, невозможно заглушить самым громким звуком на планете. Луи чувствует вибрации внутри своего тела, чувствует дрожь Гарри, и электричество связывает вместе, подталкивает быть ближе. Сладкий запах гиацинтов пьянит.

— Я опаздываю, — Гарри отступает, и Луи прикладывает усилие, чтобы остаться на месте — тело тянется вслед холоду Стайлса.

— Я хочу поговорить.

— Нет.

Вот так просто. Одним безэмоциональным «нет» Гарри убивает порыв, на который Луи копил энергию и решительность последние дни. Но не злость распускается цветком в груди. Досада. Луи прикусывает нижнюю губу, глядя в хрупкую спину Гарри, и хочет приложить его лопатками к стене, лишь бы не дать ему снова сбежать.

— Луи! — зовёт Шерил, и он оборачивается, понимая, что класс опустел, пока он был занят мыслями о Стайлсе. — Что-то произошло между вами?

Складка между идеальных бровей кажется лишней, ломающей прекрасные черты лица. Мисс Коул создана для того, чтобы улыбаться, не для беспокойства.

— Порядок, — беззаботно пожимает плечами Томлинсон. — Я разберусь.

— Могу я дать совет? — спрашивает она. — Дружеский.

Напряжение привычно сковывает плечи, и Луи сдувает волосы с лица, глядя ей прямо в глаза, готовый закрыться в себе, стоит ей переступить черту установившегося между ними доверия. Но, к его счастью, Шерил слишком хорошо знает, из какого теста слеплен её самый проблемный ученик.

— Не пытайся дать ему что-то, Гарри отринет эти попытки. Делай то, что его в тебе так манит — будь сильным и бери. Он раскрывается, лишь когда отдаёт сам.

Она не ждёт реакции, опускает голову и с увлечением заполняет журнал, оставив Луи переваривать информацию. И лишь когда он открывает дверь, чтобы покинуть класс, бросает вдогонку, как бы невзначай:

— Ах да. Знаешь, у него день рождения в следующий понедельник, — улыбка превращается в заговорщическую, и Шерил подмигивает. — Учительские каналы связи.

Луи бредёт на следующий урок, подавляя в себе раздражение от недостатка никотина, и раздумывает над словами мисс Коул. Возможно, теперь ему стоит озаботиться выбором подарка для Стайлса.

***

Свет сочится сквозь серые занавески, оставляя на полу золотые полосы. Гарри наслаждается подаренной красотой, свешивает руку с края кровати и окунает пальцы в золотое свечение. Зимнее солнце не греет тело, но тлеющие угли внутри души разгораются, словно прогоревшие почти до конца поленья от порыва ветра.

Зима перевалила за половину, но ощущения близости весны нет. Лишь длинные тёмные вечера и постоянный снег. Этот солнечный луч, внезапный и нежданный, похож на порыв Луи, когда тот преградил дорогу после литературы, сказал «привет» сиплым голосом, и Гарри едва удалось взять себя в руки, удержаться от прилюдного объятия.

После физической близости его стремление к Томлинсону перешло на совершенно новый уровень: больше не было страха Тьмы, печали по прошлому, отчаяния будущего — лишь ЛуиЛуиЛуи в голове. Гарри постоянно думал о тех прикосновениях, что Томлинсон подарил ему, о тепле его кожи, о запахе мягких волос. Сила притяжения превзошла все возможные лимиты, и Гарри больше не может держать себя в руках. Остаётся лишь убегать.

Кривая улыбка разрезает лицо пополам. Убегать — это то, что он умеет идеально, его главный талант в этой жизни. И, как любой профессиональный беглец, Гарри не имеет права на корни привязанности. Так же, как он закапывает в промерзшую землю свою бесконтрольную страсть к Луи, он пытается унять желание дружить с Найлом.

Они не общаются с вечеринки в честь дня рождения Томлинсона, и Гарри тоскует по человеку, ставшему другом после всех этих долгих месяцев одиночества. Но разочарование слишком велико, чтобы вернуться в колею прежних отношений.

Гарри продолжает касаться солнечного света, мягко ласкающего ледяные пальцы, и с печалью думает, что, как раньше, между ним и Найлом уже ничего не будет.

***

Не раздумывая о том, что напугает друга, Луи опускает ладонь на плечо Хорана, улыбаясь на слово, вылетевшее из его рта вместо приветствия.

— Мудак.

Найл держится за сердце, которое, судя по всему, готово покинуть собственного хозяина: с такой силой оно выколачивается из грудной клетки прочь.

— И тебе привет, радость моя, — заливается смехом Луи. Он подтаскивает стул от соседнего компьютера, переворачивает его и седлает, сложив руки на спинке. — Чем занимается твой просветлённый мозг в библиотеке в середине недели вечером? В день перед игрой, между прочим.

— Ты поэтому такой счастливый? — Найл качает головой в ответ. — Готовишься выйти на поле завтра?

— И это в том числе, — кивает Луи. — Я безумно скучаю по футболу и обещаю завтра вас не подвести. Но есть ещё кое-что.

Улыбка загадочная, Томлинсон наклоняется ближе, притягивает Найла за воротник, чтобы прошептать в самое ухо, будто величайшую тайну столетия:

— Угадай, у кого сегодня день рождения?

Найл лишь растерянно хлопает глазами, стараясь сообразить. Даты путаются в голове, и он сдаётся, вопросительно глядя на друга.

— Стайлс, — просто отвечает тот.

— И это радует тебя?

— Да, — соглашается Луи. — Я, наконец, решился. Понял, что бегать бесполезно. Как бы я ни старался оттолкнуть, каким бы замкнутым он ни был, мы, делая круг, всё равно притягиваемся.

— Ты такой осёл, — качает головой друг, но улыбка искренняя. — Слишком упрям, а ведь я говорил давно. Да и он такой же упёртый, под стать тебе.