Должно быть, это суперспособность Стайлса — быть тем, что Луи ненавидит, и заставлять его любить это. Чёртов румянец на любом другом человеке вызвал бы лишь раздражение, желание содрать кожу с чужих щёк; покорность, с которой Гарри принимает удары судьбы, насмешки и жестокость окружающих, должна вызывать жалость и пренебрежение, но Луи испытывает лишь уважение к спокойному взгляду зелёных глаз.
Гарри будто создан для того, чтобы утопить Луи в пучине сомнений и невозможности собственных желаний.
— Именно, Стайлс, — раздражение тёмной маслянистой жидкостью плескается в теле — бензин, который загорится от любой, самой лёгкой искры. — Хоть раз опусти свой блядски-уверенный взгляд в пол и сделай вид, что тебе не похуй.
Ругательства против воли покидают рот, будто Луи его вовсе и не контролирует. Слова грубые, злые, как плевки.
— Ты говоришь, что я должен делать вид, что мне страшно, — спокойно произносит Гарри.
Он делает пару шагов к столу у окна, внимательно вглядывается в тёмное заснеженное стекло. У Луи перехватывает дыхание от вида этих тонких пальцев, бездумно поглаживающих деревянную поверхность.
— Но почему? Я не боюсь вас, — искренность его слов поражает. Луи не шевелится, затаившись, будто хищник. Чутьё внутри него упорно твердит, что вот сейчас он услышит откровение. — Ни ты, ни Малик — вы не несёте в себе реальной опасности.
Гарри медленно поворачивается, невесомо моргает. Волосы на затылке Луи поднимаются дыбом, когда он вглядывается в бледное, всегда полное спокойствия и внутренней тоски лицо. Глаза Гарри больше не похожи на мутное бутылочное стекло. Теперь они будто чёрные дыры, полные тьмы и высокого давления. Гравитация несёт Луи в центр этого космического чуда, чтобы сожрать, схлопнуть под высоким давлением, не оставив ни атома.
— Что значит пара синяков в сравнении со смертью? — продолжает Гарри. — Что вы можете по-настоящему?
— Серьёзно? — Луи стряхивает наваждение, ныряет рукой в передний карман джинсов и, не обдумывая свои действия, на эмоциях вытаскивает нож.
Он нечасто угрожает кому-либо им, предпочитает платок и горящий кончик сигареты, но чёртово упорство, с которым Гарри отрицает его силу, требует жестоких кардинальных мер.
— Как тебе такое по-настоящему?
Между ними всего несколько шагов. Луи преодолевает их за половину секунды и прижимает каменно-спокойного Стайлса к деревянному столу собственным телом, лезвие ножа — к горлу.
— Так достаточно по-настоящему?
Последнее, чего ожидает Луи — это ядовитая усмешка, кривящая сладкие губы. Тёмный взгляд долгое мгновение сканирует его лицо, а потом Стайлс подаётся вперёд, ранит собственную кожу о нож. Тонкая струйка крови сочится из-под холодного металла, бежит ручейком вниз по молочной коже, и паника стучит в висках, но усилием воли Луи удаётся удержать руку.
Глаза в глаза, они замирают, будто их сознания борются друг с другому, и он чувствует, что не должен давать слабину. Он не проиграет Стайлсу.
Но, кажется, у Гарри другие планы. Он медленно поднимает руки, кладёт ладони на кисть Луи, сжимающую нож, и тонкие пальцы, будто лапы паука, обхватывают её.
Он тянет руку прочь от своего горла, и Луи поддаётся, позволяет. Очарованный тьмой внутри зрачка Гарри, он позволяет ему вести себя, и только когда тот приподнимает его руку чуть вверх, приближает к своему лицу, Луи видит кровь на своих костяшках. Кровь Гарри.
За секунду до того, как Стайлс касается его руки губами, он уже знает, что произойдёт. Чувствует кожей сгустившееся вокруг желание Гарри. То же электрическое потрескивание воздуха вокруг них, как и в старом парке. А потом пухлые губы касаются кожи, влажный язык слизывает алые капли, оставляя после себя ожоги.
Безумие заражает, подобно опасному вирусу. Луи вдыхает его приоткрытым ртом, срывает с губ Гарри.
Тёмный взгляд Стайлса вкручивается в него, будто крюком цепляет душу, вырывает её наружу, выворачивает. Он облизывается, и Луи перестаёт дышать, внимательно глядя в лицо напротив, игнорируя их сцепленные руки и острый окровавленный нож между ними.
Лёгкий налёт страха и тяжёлый, слишком сладкий запах цветов, исходящий от Гарри, душат. Луи теряет уверенность, внутри всё дрожит.
Толчком Гарри отбрасывает его руку с зажатым ножом, обхватывает ледяными пальцами затылок и тянет на себя. Поцелуй оглушительный, выбивающий почву из-под ног. Мягкие губы на его губах подобны щелчку от переключения триггера — Луи отвечает на поцелуй, перехватывая инициативу. Он опускает руку вниз и сжимает бедро Гарри сквозь джинсы, а пальцы второй сильнее обхватывают рукоять ножа.
Стайлс стонет сквозь поцелуй, но отстраниться не пытается. Огонь между ними разгорается всё ярче, и Луи ведёт рукой в сторону, обхватывает с силой ягодицу. Он не отдаёт себе отчёта, приподнимает Гарри вверх и сажает на стол.
Оторвавшись от сладких мягких губ Гарри, он на секунду ловит его чёрный взгляд из-под ресниц и отчётливо видит свою смерть внутри. В абсолютной тьме.
Стайлс пугает, заставляет лёгкие сокращаться быстрее, чтобы доставить хотя бы толику необходимого кислорода заходящемуся в адском стуке сердцу.
— Блять, — выдыхает Луи, опуская глаза, а потом резко втыкает свой нож в стену, сдаваясь окончательно. Гарри лишь усмехается, наклоняет голову и вновь целует, делясь солёным вкусом собственной крови.
Влажными ладонями Луи сжимает его бёдра, отвечая на поцелуй. Рваный, перемежаемый укусами и выдохами, он будто пытается насытить свой голод, что был заперт внутри тела много лет и теперь вырвался на свободу. И Гарри чувствует это, шире открывая рот, позволяя языку Луи подчинять себе.
А когда дыхание окончательно срывается и продолжать поцелуй невозможно, Луи чуть отстраняется, ведёт носом от уголка губ вниз, мягко утыкается в шею, заставляя Гарри приподнять голову. Влага на его губах солёная, и он слизывает её языком, чувствует, как судорожно дёргается кадык Гарри. От желания прикусить его сводит челюсть.
Продвигаясь поцелуями вниз по нежной ароматной коже, Луи заставляет Гарри мягко стонать под ним. Узкий ворот рубашки мешает, и дрожащими пальцами он расстёгивает пуговицы, торопится открыть больше молочной плоти, но ледяная рука Стайлса ложится сверху, и сквозь нехватку воздуха он шепчет:
— Не рви одежду только.
Это отрезвляет. Луи чуть отстраняется, обдумывает следующее действие. Этот хриплый шёпот подобен горсти дождевых капель в лицо — освежает голову. Но каким бы неправильным ни было то, к чему они сейчас стремятся, Луи не в силах остановиться. Край пропасти давно остался позади. Сейчас они просто летят в бездну. Стремительно.
Осторожно, пуговицу за пуговицей, Луи расправляется с одеждой Гарри, отводит в сторону полу рубашки, чтобы увидеть. Сигаретный ожог на коже подобен мерзкой язве, отвратительному наросту, и Луи сожалеет о содеянном. Он хочет вернуть чистоту снежно-белой коже, не предполагая, что это мелочи. Душу Гарри пожирает тьма.
Холодные пальцы пробираются под ремень его джинсов, и Стайлс в два счета справляется с молнией, тянет джинсы Луи вниз.
— Не медли, — с придыханием и хрипом шепчет он. Знает, чего хочет. Знает, что делает. И Луи больше не намерен сомневаться, он до сведённых судорогой мышц мечтает получить это тело.
Гарри сам приподнимается, сам помогает избавиться от остатков одежды, а потом впивается тонкими пальцами в ткань на груди Луи, тянет к себе. Снова целует. Их перепачканные кровью губы сталкиваются, сливаются воедино, и язык Гарри подобен крепкому сладкому вину — пьянит.
Но Луи мало этих ласк, когда влажный горячий член Гарри упирается в живот, а собственный напряжён так, будто вся кровь из тела сконцентрировалась в нём. Он отпихивает Стайлса от себя, грубо толкает собственные пальцы в чужой рот и в сладком оцепенении наблюдает, как припухшие окровавленные губы Гарри обхватывают его костяшки, с каким наслаждением тот втягивает в рот пальцы, закатывая глаза. Второй рукой Луи обвивает его талию, прижимает к себе.
