Мысли вращаются вокруг предстоящей зимы и абстрактных сравнений, когда взгляд цепляется за одинокую фигуру на обветшалой кособокой скамье. Гарри. Луи медленно обходит его по кругу, вставая напротив. Глаза подростка закрыты, и Томлинсон не шумит, не желая пугать. Он рассматривает тёмные ресницы, на которых медленно тают снежинки, и сдерживает дрожь от желания стереть влагу большим пальцем. Секунды нанизываются на его ожидание, торопя вечер, прогоняя полный эмоций день прочь, в безвозвратное прошлое. Стайлс тихо дышит, наполняя парк своим теплом, которое бледным облачком вьётся над его грешными губами.
Губы. Луи ненавидит себя за то, что даёт Гарри надежду на взаимность, но как сдержаться и оттолкнуть, когда парень сам расстёгивает молнию на твоих джинсах? Как удержаться от удовольствия, которое обещают такие губы? Луи не знает.
— Вы всё выяснили? — глаза Гарри всё ещё закрыты, но он обращается к Томлинсону, будто чувствует его. И Луи подходит, оставляя следы в лёгкой позёмке.
— Да. Я пришёл сказать спасибо, — Луи присаживается рядом, касаясь Гарри бедром. Тот даже не вздрагивает, не смотрит на него, а Томлинсон хочет увидеть взгляд, горящий зеленью.
— Вау, Луи Томлинсон благодарит.
Слова Гарри не звучат ядовито, скорее устало. Томлинсон смотрит в бледное лицо, с неудовольствием отмечая покрасневший от холода нос. Он действительно многим обязан этому скрытному одинокому парню, поэтому, когда Гарри поворачивает голову к нему и прижимается лбом к плечу, Луи не смеет отталкивать.
— Я рад, что всё наладилось, — шепчет Стайлс, отчаянно зевая.
Он похож на потерявшегося котёнка, и Луи хочет защитить его. Но потом Гарри поднимает взгляд, полный надежды и нежности, а Луи цепенеет. Он не хочет этого. Его жизнь слишком сложная, чтобы заводить роман со странным приезжим мальчиком, чья репутация лузера известна всей школе.
— Гарри, — имя звучит сипло и сломано. Луи прочищает горло, старается подобрать слова, но ничего не приходит в голову. Он выставит себя ублюдком, что ни скажи.
— Можно я спрошу? — заполняет затянувшуюся паузу Гарри. Луи кивает, бросая последний взгляд на его лицо, и отворачивается в сторону, предпочитая снежинки проницательным просящим глазам. — Зачем ты взял меня с собой в Лондон?
Луи хмыкает, нащупывает в кармане пачку сигарет, но закурить пока не решается. Он ощущает холод всем своим естеством и не понимает, как Гарри может сидеть здесь так долго и почти не дрожать.
— Я всё ещё хочу узнать, что с тобой не так, — произносит Луи, не задумываясь о построении предложения. Оно звучит грубо и пренебрежительно, но Томлинсон постепенно возвращается в свой образ. Это легче, когда он не смотрит на Стайлса.
— Я всё равно не отвечу тебе, Луи.
Холодные пальцы касаются шеи, когда Гарри вытаскивает платок наружу, и Луи вздрагивает, но не поворачивается и подростка не останавливает. Он старается абстрагироваться от лёгких касаний, когда Гарри с нежностью разглаживает ткань.
— Мне показалось, это был шанс услышать правду. Да и тебе не мешало развеяться, ты выглядишь одиноким и забитым.
Гарри в последний раз касается ткани, проводит пальцем по подбородку Томлинсона и отстраняется.
— Жалость, Луи. Какой неблагородный мотив, — теперь в голосе Стайлса звучит упрёк, яркий и откровенный. Он расстроен ответом Луи, а Томлинсон потихоньку вскипает. Он достаёт замёрзшими пальцами пачку и выуживает оттуда сигарету.
— А что ты думал, Стайлс? Что у нас роман? Ты подставился мне, и я тебе подрочил — скажи спасибо. А то, что ты устроил в машине — только твоя инициатива. Я был бы дураком, если бы отказался от минета.
— Я не думал. Наверное, в этом проблема, Луи, — Гарри поднимается на ноги, стряхивая снег с рюкзака, и с тяжёлым вздохом закидывает его себе на плечо.
— Оставим эти недоразумения между нами? Я не хочу огласки, — Томлинсон выдыхает дым, и тот растворяется в сгущающихся сумерках. Луи готовится выслушать на прощание упрёки и оскорбления, а может быть, очередное признание, потому что Стайлсу он, судя по всему, действительно нравится, но тот лишь приподнимает замёрзшие пальцы в знак прощания и поворачивается к Луи спиной.
— Я не буду трепаться, — произносит Гарри бесцветным голосом и направляется прочь.
Луи чувствует стыд за этот разговор. Он должен был пройти совсем по-другому. Но, по крайней мере, они всё выяснили.
— Почему якорь? — повышает Луи голос, разрывая тишину старого парка.
Гарри вздрагивает, оборачивается, и Томлинсон не успевает спрятать взгляд. Стайлс смотрит ему в глаза бесконечную секунду, а потом с каким-то извиняющимся выражением лица отворачивается.
— Потому что я, словно якорь, иду ко дну.
========== Первое убийство ==========
Солнце висит низко огромным алым шаром, не греет и, кажется, не светит. Гарри потирает замёрзшие пальцы, с ужасом разглядывая себя. Красные всполохи света змеятся по его телу, словно пятна крови. Он сжимает зубы и зажмуривается, трясёт головой, стараясь отогнать страшное видение.
Он снова перепачкался в красном.
Гарри открывает глаза, и реальность вокруг него плывёт. Его руки в крови, он подносит их к лицу, с отвращением всматривается в безобразные красные метки. Он знает, чья это кровь. Помнит их имена, голоса, цвет глаз. Каждой жертвы. Каждый человек, умерший из-за него, навсегда отпечатался глубоко внутри, и даже навязчивые мысли о Томлинсоне не в силах затмить страшные картины прошлого.
Хотя от них Гарри бы тоже с удовольствием избавился. Луи в его голове, под кожей, пульсирует притоком крови к нервным окончаниям. Не бросать на него взгляды украдкой, не вдыхать глубоко, пытаясь почувствовать его невероятный запах, не мечтать о случайном касании — выше его сил. Гарри жмётся к стене, втягивая голову в плечи, глядя в пол, а в глубине скованного тела слёзно молит о внимании. Он задыхается без сигаретного дыма Томлинсона, скучает по его грубым колкостям, мечтает о жёсткой хватке на своих запястьях.
Луи словно камень. Он не смотрит в сторону Стайлса, и тот чувствует себя опустошённым. Одно поддерживает в нём возможность функционировать — жизнь Томлинсона налаживается. Он больше не огрызается на учителей, исправно посещает занятия и играет в футбол по вечерам с друзьями из команды, перемешивая грязный снег старыми бутсами.
Гарри мог бы часами наблюдать за Луи на поле: его тёмная шапочка, под которой он прячет растрёпанные колкие иголки волос, красные от мороза и бега щёки, горящие глаза и звонкий голос, отдающий приказы, радующийся победе.
Гарри тяжело вздыхает, отряхивая одежду. Закат всё ещё на нём, кутает его в цвет свежей крови, напоминая о том, кто он есть. Гарри безмолвно соглашается с солнцем. Он убийца. Луи считает себя чудовищем, жестоким и бессердечным, но его способность радоваться футболу, его любовь к сёстрам, его преданность друзьям — всё это делает его живым, делает его человеком.
Монстр здесь Гарри. Мёртвая душа, которая функционирует лишь по случайности. Нет, из-за слабости — не хватает сил приставить лезвие к горлу и полоснуть. Гарри стоило разобраться со своей никчёмной жизнью уже давно, но он всё тянет и тянет, не набираясь смелости. А тени никуда не уходят, неотрывно следуют за ним, всё такие же опалово-белые, кружат вокруг не переставая, погружая в пучину безумия сильнее.
В такие моменты Гарри вспоминает о сестре. Её заплаканные глаза, когда могилу родителей зарывали землёй, цепкие пальцы на своих плечах, умоляющие, не отпускающие. Гарри боялся оставлять Джемму одну в этом мире. Хоть он и был сейчас далеко от неё, Гарри всё равно не переставал верить — однажды всё наладится. Он вернётся к сестре.
Солнце скрывается за тёмными верхушками елей, и Гарри, наконец, чувствует себя свободным от кровавых пут заката. Он глубоко вздыхает, прочищая лёгкие морозным воздухом, и покидает заброшенный парк, не замечая тень смерти, прячущуюся между старыми деревьями.
Это он привёл её в город.
***
Удар с подкруткой, и мяч летит прямо в ворота. Луи смеётся, смакуя победу на кончике языка. Её сладкий чистый вкус разливается по телу, вытесняя тревогу и беспокойство. Футбол выгоняет злость из вен, очищает тело от ненависти, а сильный дружеский хлопок по плечу от Найла делает по-настоящему счастливым.
