— Отличная работа, Томмо! — кричит он, обгоняя Луи. Они направляются к кромке поля, где кучей свалены их рюкзаки и спортивные сумки.

Луи припадает губами к бутылке, чувствуя, как холодный зимний ветер ласкает мокрое от пота тело, пробираясь под спортивную кофту. Пальцы Гарри всегда были холодными.

Мысль приходит в голову против воли, сама по себе, а рука Томлинсона сжимается сильнее вокруг пластиковой бутылки. Он злится на себя каждый раз, когда думает о Стайлсе. Проходя мимо него по коридору, Луи старательно делает вид, что того не существует, но слишком много усилий, приложенных для этого, говорит как раз об обратном. Каждый раз, когда Стайлс отрицательно мотает головой при попытке Шерил втянуть его в диалог о произведении, Луи напрягается, не глядя на Гарри, мечтая, чтобы он исчез и вместе с ним исчез интерес к этим загадочно блестящим глазам.

Но Гарри никуда не собирается, он жмётся по углам, пытаясь как можно меньше попадаться на глаза, и Луи благодарен, но это не работает. Мысли возвращаются к парню: с жалостью, с раздражением, с интересом, иногда, поздними вечерами, с желанием.

Именно сексуальный подтекст делает их отношения такими трудными. Луи бы ничего не стоило втянуть Стайлса в компанию ребят, тем более что Найл уже прикипел к парню всей душой, но очевидное влечение пугает Томлинсона. Он не собирается отвечать Гарри взаимностью, насмешки и разговоры за спиной всё ещё ранят его, особенно сейчас, когда он вступил на тонкий лёд возвращения к себе прежнему.

Томлинсон хорошенько обдумал свои эмоции после поездки в Лондон. Им руководил интерес и странный импульс жалости, Гарри выглядел чертовски одиноким, потерянным. Но его замкнутость, за которой скрывалось что-то большое и серьёзное — инстинкты Луи вопили во всю глотку об одной мысли о прошлом парня — не позволяла сблизиться с другими ребятами. Луи хотел помочь, но всё только запуталось сильнее.

А теперь, когда Луи знает вкус удовольствия, которое ему способен доставить только Гарри, ни о какой дружбе речи не идёт. Огромных усилий стоит не смотреть на пухлые губы, вечно сосредоточенно поджатые, на тонкие пальцы, натягивающие растянутую кофту до самых костяшек. Чувственность Гарри, увиденная Луи в старом парке, его решительность и опыт, проявленный в машине по пути из Лондона, не выходят из головы. Томлинсон думает о том, с кем Гарри был в прошлом, и искушение воспользоваться ситуацией и самому получить этот опыт становится всё сильнее. Луи не верит, что можно с таким наслаждением отсасывать в первый раз, без страха льнуть и подставляться под чужую руку, не имея опыта.

Останавливает лишь самоотверженность, с которой Гарри врал директору, а потом исправлял ситуацию с командой. Луи понимает, что за желанием помочь наладить его катящуюся под гору жизнь скрывается серьёзное чувство. Но у Луи к Гарри нет романтичных чувств, поэтому он держит своих демонов глубоко внутри.

Политика полного игнорирования работает. Пока что.

— Хей! — Найл щёлкает пальцами, возвращая друга в реальность. — Доиграем матч? Мы почти выиграли.

Луи кивает, закручивая пробку на бутылке, а потом задумчиво поворачивается в сторону Хорана.

— Ни, дай мне номер Стайлса.

Найл прищуривается с подозрением, но Томлинсон лишь отмахивается от него.

— Не думаешь, что я должен поблагодарить его за это? — Луи неопределённо машет рукой себе за плечо, показывая на парней из команды, счастливо смеющегося Стэна, на всё, что стало возможным благодаря Гарри. Хоран кивает, но выражение его лица невозможно прочесть. Он протягивает свой телефон разблокированным экраном вверх и, когда пальцы Луи сталкиваются с его пальцами на корпусе, говорит:

— Не знаю, заметил ли ты, но вы играете за одну команду.

Уголок губ дёргается, но Томлинсон успевает превратить нервный жест в ухмылку. Каким-то чудом ему даже удаётся посмотреть приятелю в глаза.

— Не в моём вкусе, — отшучивается Томлинсон, а Найл лишь вздыхает.

— Жаль. Он классный. Возможно, именно тот, кого тебе не хватало. И смотрит словно щенок, снизу вверх, с преданностью, — Найл кусает губы, намереваясь что-то добавить, но всё-таки не решается.

Луи переписывает номер, стараясь сдержать дрожь в пальцах: Хоран этим разговором тревожит то, что Луи пытается спрятать поглубже. Он уверен, если поддастся и ситуация выйдет из-под контроля, больно будет лишь Стайлсу.

— Без вариантов.

Луи возвращает другу телефон и бежит на поле, не оборачиваясь. Он знает, Найл и так последует за ним.

Они больше не поднимают эту тему, смеясь и забываясь в азарте игры. Томлинсон игнорирует собственные эмоции, практически забывая про новый номер в записной книжке своего телефона. Ему почти плевать на Гарри.

Почти.

~~~

Бум. Бум. Бум…

Размеренный стук где-то внутри головы. Он не даёт забыться, провалиться обратно в умиротворяющее небытие. От него не убежать, не избавиться.

Бум…

Веки превратились в неподъёмные валуны, оставляя Энди в кромешной темноте, а тело налилось свинцом. И только молот всё продолжал и продолжал стучать.

Бум…

С каждой секундой он становился всё тяжелее.

Бум…

А его удары — невыносимее.

Бум…

Уловить тонкую ниточку воспоминаний не удавалось, сознание вновь и вновь проваливалось во мглу, и лишь неясные вспышки напоминали о том, кто он.

Бум…

Вот он выходит из дома, натягивая на замёрзшие плечи куртку. Вот он подходит к тату-салону, вглядываясь в до раздражения знакомую фигуру Томлинсона. Вот он разглядывает своё разбитое лицо в грязной витрине. А потом всё. Пугающая темнота. И стук.

Бум…

Пока не появилась боль.

Она пришла внезапно, ворвалась подобно смерчу, сшибая всё на своем пути. Она накрыла его, заполнила каждую клеточку тела. Энди закричал… хотел закричать, но услышал лишь своё слабое мычание, а зубы стиснули грязную тряпку.

Глаза открылись, но темнота никуда не пропала, она окутала его своими чудовищными объятиями. И появился страх. Страх, который Энди не испытывал никогда в своей жизни. Страх перед неизвестностью. Страх перед болью. Страх перед смертью.

Паника наваливалась на парня сильнее, мешая принять хоть какое-то решение, мешая сделать вдох. Энди рванул руками наверх в желании поскорее избавиться от мешающейся ткани. Ему просто нужен был воздух. Один глоток кислорода, который успокоил бы его. Но вместо этого кисти пронзила агония и слёзы брызнули из глаз. Хотелось кричать, раздирая горло в клочья, но удавались лишь тихие всхлипы.

— Успокойся, Энди. Не нужно лишних движений. Будет только больнее.

Голос показался знакомым, такой спокойный, тихий, заботливый. И картинка резко всплыла в голове. Тёмный переулок, тихая фраза…

«Зря ты тронул того парня»

… и рука, уверенно сжимающая летящую в лицо биту.

— Ты знаешь, что не должен был делать этого. Не должен был касаться его даже кончиком своего пальца.

Энди увидел слабое движение где-то слева, он дёрнул ногой — зря, новая волна боли окутала его, заставляя голову кружиться.

— Но уже ничего не изменить, ты сделал это, и сейчас самое время подумать о последствиях своего поступка.

Сердце колотилось, словно безумное, ещё чуть-чуть и оно сможет проломить грудную клетку. А Энди не видел путей спасения, он не шевелился — боялся, безумно боялся. Страх и боль проникли в его вены, парализовали тело, спутали мысли. А тёмная фигура поднялась и шагнула ближе к нему.

— Ты готов их принять?

Еще шаг и комнату озарил свет, ослепляя. Энди зажмурился, и теперь свет, казавшийся спасением, причинял боль. Он часто заморгал, привыкая, и опустил взгляд на свои конечности.

Голубые глаза расширились, к горлу подкатила тошнота — из кистей торчали большие ржавые гвозди, они сломали кости, разорвали мясо и навсегда пригвоздили парня к стулу.

Энди крепче стиснул зубами тряпку, которая не позволяла безумному крику вырваться наружу. Кровь медленно текла по изуродованным рукам поверх запёкшихся багровых пятен. Раны болезненно пульсировали, а перед глазами плясали красные пятна. Становилось дурно, голова закружилась и упала на грудь. Парень на секунду закрыл глаза, но потом вспомнил, что чувствовал боль не только в руках.