Он зовёт с собой.

Со стороны, они просто разговаривают, может быть, чересчур близко, двое молодых симпатичных мужчин, но один из них собирается принять то, что отрицало всё его существование. Гарри действительно хочет согласиться, несмотря на то, где и как зародились его чувства. А может быть, как раз из-за этого.

— Ты видел худшую мою сторону, — мысли Луи бродят по тем же закоулкам памяти, он думает о тех же кровавых моментах между ними. — Значит, не будет никакого разочарования.

Он проводит языком по своим губам, словно слизывает с них вкус рта Гарри, и вздыхает.

— Я плох в просьбах. Но, пожалуйста, позволь показать тебе и другую мою сторону.

Гарри ждёт, пока Луи закончит, хотя готов сказать “да”, но невысказанность в серых глазах слишком яркая, и он мысленно поздравляет себя с тем, что пробудил человечность в одном из лучших псов мамы. И может быть, именно в этом заключалась его роль как спасителя.

— В конце концов, мы всё ещё связаны.

Тонкий рукав светлой кофты Луи ползёт вверх, чтобы оголить запястье. На коже по-прежнему тёмная вязь цифр, но ведут они себя крайне странно: меняются не в порядке убывания, как должно, а в хаотичном беспорядке.

— Что с твоим таймером? — пугается Гарри

— Он такой с тех пор, как я выбрался из особняка.

Положив руки на металл автомобиля по обеим сторонам от Гарри, Луи с заговорщическим видом наклоняется и одаривает его слишком широкой улыбкой, обнаружившей ту самую иллюзию хищных клыков, что Стайлс наблюдал однажды: тот уже почувствовал слабость.

— Помнишь, я говорил тебе о том, что ярко сгореть — гораздо приятнее, чем влачить жалкое серое существование? Тогда ты согласился со мной полностью, — Гарри ощущает колено на своём бедре в опасной близости от паха. Луи пытается получить его всеми возможными способами, не гнушаясь банальным соблазнением. И вряд ли у Стайлса есть шанс. — Что останавливает тебя сейчас?

Напоминанием о том, что они больше не ограничены холодными стенами из камня и непрекращающимся шумом листвы, что вокруг городская реальность, служит вибрация телефона. Загипнотизированный искрами во взгляде Луи Гарри медленно достаёт телефон из кармана штанов и держит его в ладони, всё не решаясь посмотреть.

— Тебе звонят, — шепчут клюквенные губы, и словно вновь шорох полиэтилена по каменному полу.

Луи касается тыльной стороны ладони пальцами и приподнимает руку Гарри, заставляет его отвести взгляд от своего лица и взглянуть в экран телефона. Найл с дисплея показывает неприличный жест, телефон мигает зелёным текстом входящего вызова.

— Я верю в тебя, — Гарри вглядывается в лицо лучшего друга, но обращается к Луи. — А от этого не такой уж большой шаг к чему угодно, — палец скользит по экрану, сбрасывая вызов, и телефон затихает.

Это движение наглядно демонстрирует, что дискуссия закончена. Выбор сделан. Луи отталкивается от машины, пружинистым шагом обходит её. Пока он занимает водительское кресло, Гарри тоже устраивается, застёгивает ремень безопасности.

— Ты украл эту машину?

Тонкие губы сжимаются в нарочито подчёркнутой реакции.

— Скажем так: это часть моего наследства. Лиам похлопотал, чтобы мне не пришлось больше никогда применять свои умения для заработка.

Гарри облегчённо выдыхает от осознания того факта, что у Луи действительно есть все шансы перешагнуть через своё безумное криминальное прошлое.

— Значит, ты видел семью?

— Ты говоришь о королеве? — переспрашивает принц, но тут же продолжает, не дожидаясь ответа. — Только издали. Мне не хватило смелости взглянуть в глаза ей и сёстрам. Когда такое количество содеянного висит на шее, его слишком трудно нести.

— Но они столько лет ждали тебя.

— Лиам рассказал ей, что я уже не тот человек, который мог бы принять престол, и попросил отпустить, — Луи бросает взгляд в зеркало заднего вида, отъезжая, а потом на лицо Гарри. Стайлс вовсе не уверен в том, что тот хочет увидеть. — Она знает, что я в порядке, и этого достаточно.

Первый же светофор горит для них ярко-красным, и Луи останавливает машину. Его отрешённый взгляд скользит по прохожим за окном, по сгущающейся на улицах ночной темени.

— Я не могу быть тем, кого растили во дворце: он сгинул в колодце. И не могу быть тем, кто рос в особняке: его убил ты. Кем мне быть, я пока не знаю, но обещаю, что прежним ни за что не стану. Я больше не сделаю тебе больно.

У Луи в голове может происходить что угодно: Гарри не раз оказывался свидетелем того, с какой скоростью щёлкали его мысли, переключаясь. Он не может быть полностью уверен в этих словах, но поскольку его всё ещё никто не укусил, выходит, что Луи действительно изменился.

— А если я захочу повторить то, что произошло в особняке?

Принц берёт его за руку, подносит к своим губам. Гарри замирает в ожидании той сладкой боли, что может подарить только Луи, но тот лишь поглаживает большим пальцем костяшки и мягко касается ртом в поцелуе.

— Возможно, тебе нужно будет только попросить, — улыбка полна обещания.

Резкий жёлто-белый свет фонарей затмевает звёзды; их не видно с улиц, зато он делает лицо Луи более контрастным. Гарри наслаждается тем, что может видеть его.

— Послушай, Уильям…

— Луи, — поправляет принц. — Луи. А ты Гарри.

Пока машина ещё не пришла в движение, он поворачивает свою руку к Гарри, не выпуская его запястья из ладони. На отлитой из бронзового металла коже нет абсолютно ничего. Таймера нет.

Луи улыбается отразившемуся на лице Гарри удивлению и делает то, что ему свойственно: легко прикусывает кожу над большим пальцем, отправляя по телу Стайлса мурашки удовольствия и предвкушения.

Светофор загорается зелёным.

========== Туркмения ==========

Комментарий к Туркмения

А давайте сделаем вид, что сегодня пятница?)

На рынке тесно. Яблоку негде упасть — так много людей толпится вокруг. Гарри то и дело наступают на ноги, отовсюду разносится туркменский, нечёткий и бормочущий. Только ощущение сильной фигуры Луи за спиной не позволяет страху овладеть телом.

Родная Британия осталась далеко, а всё, что есть в этой стране — чужой язык и солёный бриз Каспийского моря.

— Давай уйдём? — оборачивается Гарри.

Луи вздыхает. Рукава его чёрной футболки широкие, их треплет ветер, на ногах голубые джинсы. Глаза с золотым вкраплением безумия скрыты зеркальными солнечными очками.

— Я думал, мы хотим купить продуктов для ужина, — искренне удивляется он.

Луи всё ещё невдомёк, что Гарри чувствует себя выброшенной на берег рыбой среди толпы людей, так принципиально непохожих на привычных англичан. Только в их бунгало, наедине, он может дышать спокойнее, забывая о расстоянии, что разделяет его с родиной.

— Я могу обойтись фруктами, — утверждает он. Правда может, лишь бы только убраться с людной площади. В груди уже закручиваются концы холодного беспокойства.

— Ну а я — нет.

Твёрдый тон не терпит возражений, поэтому Гарри лишь сжимает зубы, стараясь унять подступающую панику, и бредёт дальше сквозь толпу.

Ему не нравятся эти маленькие городки, почти селения Туркмении. Он бы предпочёл большой современный Ашхабад, в каменных лабиринтах которого легко можно вообразить себя дома. Вместо этого пыльные тропы и многолюдные рынки.

Единственный плюс — полное уединение для них с Луи. Никаких лишних вопросов, никаких спецслужб и подозрений.

Реальность очень быстро ставит на место, напоминает, почему они там, где они есть. Вскрик за спиной звучит сдавленно, но предельно болезненно. Гарри даже не нужно оборачиваться, чтобы понимать — Луи вновь не сдержал своих эмоций.

Толпа вокруг беспокойно расступается, отталкивает Гарри всё дальше от развернувшейся сцены. Ему едва удаётся обернуться, чтобы увидеть своего Луи таким снова. Жгуты мышц напряжены и проступают на руках, клюквенные губы сжаты в тонкую нить. А в глазах наверняка огонь ярости. К счастью для человека, на шее которого сомкнулись сильные пальцы, они скрыты солнечными очками.