Гарри больше не цепенеет при виде этих вспышек. Привык. Он теряет всё своё холодное беспокойство и бесцеремонно расталкивает людей вокруг в попытке добраться до Луи, прежде чем тот вырвет язык у рыночного воришки и задушит его им.

— Хей, хей, — успокаивающе произносит Гарри, его ладони ложатся на предплечье Луи. Под ними, во вспухших от напряжения венах, чувствуется биение сердца. — Разожми пальцы.

— Нет, — зло цедит тот в ответ. — Он пытался украсть у меня деньги. У меня.

Задушенное бормотание мальчишки гораздо тише их английской речи. Гарри не знает их язык, но не нужно быть лингвистом, чтобы понять страх на лице, почувствовать его затхлые волны, расходящиеся от неудавшегося вора.

— У нас будут неприятности, — мягко уговаривает Гарри.

— Может быть, — беспечно пожимает напряжёнными плечами Луи. — Но у него они будут раньше.

От смеси нарастающего ропота вокруг, тихого скулежа вороватого мальчишки и этого напряжения, когда они снова оказываются на краю пропасти, у Гарри сдают нервы.

— Плевать на кошелёк. Мы сейчас окажемся в тюрьме.

Гарри обессиленно прижимается лбом к виску Луи и кожей чувствует, как бьётся от напряжения венка. Всего миг искреннего настоящего страха, но он проходит. Луи не отталкивает, напротив, разжимает пальцы на шее вора с полным отвращения выдохом, берёт Гарри за руку и тянет в сторону плавучей пристани.

Тишину между ними не в силах остудить даже прохладный морской ветер, а хватка полных волшебства пальцев по-настоящему болезненная.

Гарри первым входит в дом и сразу же направляется в ванную в попытке скрыться от всё ещё клокочущей ярости, но шероховатые пальцы Луи сжимаются на локте.

Резкое движение, и, не удержав равновесие, Гарри оказывается в объятии. Оно не нежное. Луи тут же сжимает волосы в кулак, заставляя вздёрнуть подбородок, показать бледную кожу шеи. На ней едва зажили укусы и синяки, Гарри не хочет новых.

Но Луи зол, в смятении. Сейчас его в последнюю очередь будет волновать, чего же хочет или не хочет Гарри.

— Ненавижу это, — мягко шепчет Луи, но обман очевиден. Тихий голос не может скрыть клокочущей ярости.

— Что именно?

Гарри не пытается уворачиваться от ярких клюквенных губ, что касаются его подбородка, шрама на горле, полученного от Луи в особняке. От страха почти не трясёт. Медленно, но верно эти мгновения разрушительных эмоций превращаются в привычку.

— Когда ты обращаешься со мной, как с бомбой замедленного действия.

Резкий толчок в грудь отправляет Гарри на диван. Тоже привычно: Луи никогда не церемонится, когда эмоции берут над ним верх. В пепельных глазах становится ясно видно, как они захлёстывают его, будто волны в разбушевавшемся океане. Как бороться с нечеловеческой силой стихии?

Гарри предпочитает терпеть и пережидать.

Первая искра боли подобна первой ракете во время фейерверка: она взвивается вверх, осветив весь мир красным светом, испугав силой взрыва. Луи вздёргивает его на спинке дивана ровнее, ставит колено между чуть разведённых ног. И та самая первая боль приходит, когда он сжимает пальцы на запястье левой руки. Стискивает кожу так, что, кажется, даже кости скрипят под этим натиском.

Но постепенно ощущения блекнут на фоне влажных поцелуев, которыми Луи покрывает кожу шеи, горло, ключицы в вырезе футболки. Гарри не пытается вырвать руку или оттолкнуть. Напротив, он поворачивается лицом к любовнику, подставляя под эти поцелуи губы.

Ветер из раскрытого настежь окна напоминает те времена, когда каждый такой поцелуй мог нести смерть. Гарри больше не верит своей памяти, внутреннему голосу разума. Свободной рукой он тянет футболку Луи вверх, стараясь раздеть его, и ни на мгновение не отпускает попавших в плен его рта клюквенных губ.

— Нет, не так, — отталкивает вдруг Луи. — Не буду больше причинять боль.

Но это больше не его игра. Гарри ведёт партию, потому что хочет получить всю кипящую внутри Луи ярость. Свободную от хватки мозолистых пальцев руку он отводит назад. И бьёт, так, как, однажды видел, била Рика, прямо по красивому лицу принца.

Хлопок громкий, звучит гораздо громче боли и отрезвляет. В следующую секунду Гарри остаётся только зажмуриться и принять окончательно вышедшую из-под контроля злость.

Луи сжимает плечо, переворачивает своего любовника на живот. Зубы тут же оказываются глубоко в коже, укусы невероятно болезненные. Голос разума скулит о том, что нужно было остановиться. Но теперь уже определённо поздно.

Запястья Гарри оказываются стиснуты, руки до боли заведены за спину. Он может поздравить себя с тем, что вновь смог привлечь внимание той личности Луи, что с каждым днём бледнела и выцветала всё сильнее под Каспийским солнцем, но думает лишь о боли. Она вызывает жжение и трепет. Желание.

— Не медли, — скулит он, придавленный смертоносным телом Луи к дивану в их плохо обставленной гостиной. — Давай быстрее.

Сжав пальцами волосы, принц дёргает голову Гарри вверх, заглядывает в лицо и качает собственной головой в неверии:

— Ты такой порочный, Гарри.

Собственное имя, вылетевшее из яркого рта преступника, оглушает. Гарри дрожит, хнычет в ответ. Он ещё не научился бороться с магией, что рождается, когда Луи называет его так.

Секунда. Другая. Ничего не происходит. Луи только смотрит в его нуждающееся лицо и молчит. Гарри чувствует, как стекает тонкая нить слюны из уголка его губ на подбородок, но напряжение сковало тело, и нет сил сглотнуть. А потом жёсткие пальцы касаются напряжённой спины, ладонью Луи ведёт вверх по застывшим, онемевшим мышцам.

— Я дам тебе всё, что ты хочешь, — шепчет он, и тихий голос полнится угрозой, как тёмная грозовая туча — дождём. — Убедись, что это действительно то, чего ты желаешь.

Нужно ли ему спасение?

Гарри моргает медленно, и его поплывший взгляд фокусируется на партнёре. Луи ни за что не отпустит его сейчас, — светлые глаза наполнены раскалённым золотом, — но Гарри приятно, что он предлагает остановиться. Хотя и не собирается.

Не нарушая молчания, в котором слышно только тяжёлое дыхание и гул ветра меж распахнутых ставней, Гарри кивает. Глаза Луи — две тёмных глади воды. Глубокой, полной опасностей.

Гарри утонул давно.

— Трахни меня, — придушенно шепчет он уже в обивку дивана.

Луи, не церемонясь, толкает в плечи, упирает его лицом в мебель. Ладонь правой руки хаотично дёргает застёжку на джинсах. Они оба не в состоянии ждать более.

— Не надо прелюдий, — выстанывает Гарри в ответ на прикосновение тёплой кожи к горячему твёрдому члену. Он готов полностью. Но Луи медлит, сжимает пальцы на влажном от смазки стволе и ласкает.

— Ты думаешь, что, каждый раз подставляясь под меня, можешь победить мою злость, — нашёптывает принц в ухо. — Но что, если однажды я буду в настоящей ярости? Что, если я разорву тебя на куски?

Подтверждение словам — зубы глубоко в коже. Гарри кричит неистово, не стесняясь выдать голосом ту жажду, ту грань выдержки, к которой он подошёл, но ещё не переступил. Пока что в его крике не звучит отчаяние. Скорее, призыв.

Пальцы левой руки, которыми Луи вцепился в спинку дивана, походят на паучьи лапы. Они оба дрожат, сердца сбиваются с ритма, заходятся в лихорадке. Гарри тянется, чтобы коснуться губами восьмёрки на одном из пальцев Луи.

Поцелуй будто ожог. Принц отдёргивает руку от этой ласки, словно она смертельна.

— Мне плевать, — наконец отвечает на поставленный вопрос Гарри, хоть его подбородок безжалостно сжат пальцами Луи, шея оказывается болезненно вывернута, а слова получаются крайне неразборчивыми. — Я хочу тебя.

— Ещё бы ты не хотел, — полный королевского превосходства голос разливается кипятком по венам. До самых кончиков пальцев Гарри.

Он упивается чужой властью над собой.

Медленно, будто желание причинить боль и разрушить ушло, принц переворачивает Гарри обратно на спину, не сводя глаз со своей вожделенной добычи. Джинсы наконец на полу, и теперь он раздевается сам. Пальцы ловко стягивают одежду, оголяя бронзовую кожу и белеющие на ней отметины старых шрамов.