Луи вдруг отпрянул назад, прервав плавный ход мыслей Гарри. Зейн поднялся на колени, сплюнул кровь на выжженную землю перед собой и упёр дуло пистолета, но не в принца. В Гарри.

— Нет, — тихо прошептал Луи, но отрицание громом ударило по ушам, заглушив остальные звуки.

Услышав его, Зейн лишь убедился в своей правоте. Он прищурился, тёмные глаза сверкнули, словно сталь на косе жнеца смерти, и спустил курок.

Пуля угодила в живот, а Гарри едва мог её почувствовать. Когда-то он читал, что такое ранение самое болезненное, но боли не было, только толчок, отбросивший его тело на камни колодца. Шок и оцепенение овладели телом, агония превратилась в белый шум, фон, который он почти прекратил ощущать, привыкнув.

Луи использовал секунду, в которую не находился под прицелом, для того, чтобы обезвредить Зейна. Он не стал дожидаться, пока тот переведёт оружие на него, выбив пистолет из рук. А следом под вой и скулёж сломал Зейну руку. Гарри заметил белый обломок кости у локтя, прежде чем жалкое кровавое зрелище заслонила фигура Луи.

— Дай мне посмотреть! Дай!

Нехотя Гарри выпрямился. Может, адреналин в крови рассасывался, а может, боль достигла предела и перевалила за эту границу — он вновь начал ощущать весь спектр физических страданий.

— Он проделал во мне дыру, — зачем-то сказал Гарри, будто во всей этой окрашивающей его торс крови не было ясно.

— Вовсе не дыру, так, оцарапал, — отмахнулся Луи, но в глазах мерцало напряжение. — Жить ты будешь, вопрос лишь в том, сколько.

Он обернулся и вдруг выругался. Зейна, потерявшего сознание, уже не было на прежнем месте. Из-за этого открытия пальцы Луи едва заметно задрожали.

От пепельной пыльной земли под их ногами тянуло гарью, а вокруг Гарри собирался густой тягучий запах крови. Его уже ничто не могло перебить: ни вонь из колодца, ни свежий запах леса, ни терпкий, такой желанный аромат кожи Луи. В ушах стучали барабаны, и Гарри не услышал бы звук, если бы не принц.

— Как думаешь, это друзья Лиама? — спросил он, отрывая ещё один лоскут ткани от футболки, которая теперь выглядела как полное недоразумение на его покрытом шрамами сильном теле. — Держи вот так, — Луи взял ладонь Гарри в свою и крепко прижал к месту ранения, — и иди на звук.

— Без тебя не пойду, — качнул тот головой. И мир внезапно качнулся так же.

— Гарри! Хотя бы один из нас должен выжить!

Первый раз это имя покинуло клюквенные губы. Гарри не мог сопротивляться силе убеждения во всегда стальном, но теперь таком просительном взгляде. Он кивнул, позволил пальцам, в которых для него сконцентрировалось всё волшебство мира, коснуться своего лица в последний раз.

— А я ещё должен победить Зейна. И проследить, чтобы Лиам остановил маму.

За словами последовал поцелуй, такой же торопливый и бессильный. Гарри оторвался от его губ, пытаясь что-то сказать, но Луи остановил.

— Не заставляй меня ничего обещать. Я не смогу выполнить.

Гарри кивнул, получив на прощание короткую улыбку, после которой Луи сразу же отвернулся. Только когда его фигура скрылась за деревьями, над которыми торчали окна без стёкол и поросшая мхом крыша особняка, Гарри позволил себе сделать шаг.

В другую сторону. Прочь от этого дома.

========== Автомобиль ==========

Тогда.

Эта история начиналась с близости к смерти.

Никто не знает, когда наступит его конец, никто не подозревает, когда сердце остановится, прервав ритм толчков молчанием.

Человеческое тело запрограммировано на самоуничтожение. Таймер где-то глубоко в мягкой живой плоти неслышно тикает, отсчитывая секунды до смерти. Глоток воздуха обнуляет цифры, возвращая табло в исходное положение, и до следующего вдоха он вновь считает мгновения. Замкнутый круг, который невозможно разорвать.

Только если сдаться и умереть.

Но рано, ещё слишком рано было ставить точку. Впереди вилась тропинка, и он переставлял заплетающиеся ноги в попытках добраться хоть куда-нибудь. Дышал тяжело и хрипло и мог только молиться о том, чтобы внутренние органы оказались не задеты.

Очередной шаг. Всхлип. Внутри почти не осталось сил, чтобы бороться. Тем не менее он продолжал идти вперёд, с упрямством, которого раньше в себе не замечал. Минувшие события изменили всех, оставили неизгладимый отпечаток в каждой душе, что волею судеб оказались в том поезде.

Кровь скапливалась в ране, толчками вырывалась наружу, сочилась сквозь сомкнутые пальцы, делая их скользкими. Боль от засевшей в теле пули была похожа на сильные порывы ветра: её невозможно было остановить, невозможно было укротить. Она властвовала над телом и разумом, подчиняя себе.

В очередном приступе острой боли он остановился, упёрся ладонью в дерево. Для Гарри это был конец: он чувствовал нечеловеческую тяжесть в теряющем кровь теле и пустоту в голове. Во рту был металл, и чтобы убедиться в правдивости своих опасений, он сплюнул под ноги. На тёмной земле почти не было видно крови, а вот на траве, на низких широких листьях вокруг — смазанные густые капли.

— Дерьмо, — процедил он сквозь зубы. В ответ лишь шелест листьев и далёкий рокот вертолётов.

Одна рука всё также зажимала огнестрельное ранение на боку, как научил Луи, второй он оттолкнулся от дерева, оставляя после себя багровый отпечаток ладони. Пальцы тряслись от напряжения и соскальзывали по окровавленной одежде вниз, но он шёл, стиснув зубы, сжав до скрипа челюсть.

Вокруг не было ничего, кроме бесконечной листвы. Она шумела на ветру, будто тихий женский смех — сама Судьба шутила над ним. Лес не заканчивался, и цели не было. Впереди неизвестность. Но, несмотря на тщетность всех его усилий, Гарри всё равно переставлял ноги и шёл дальше. Боль плелась следом. И летела далеко впереди.

Его согнуло пополам, и он снова сплюнул накопившуюся во рту кровь. Боль оказалась вокруг и внутри него. Смерть распахнула свои объятия и ждала, но окровавленные губы скривились в ухмылке, и Гарри сделал ещё шаг. Из последних сил.

Его единственный вариант — умереть. Его единственный выбор — сделать это на своих условиях.

Это Луи поставил точку в рассказе его жизни, и сейчас, в непосредственной близости от смерти, когда костлявая уже тянула свою загребущую руку по вымученную душу Гарри, он возвращался мыслями назад, к тому, с чего начался его конец.

Ровно неделя. Прошла.

Сейчас.

Первым делом Гарри бросает взгляд на его правую кисть — источник его жестокости, его волшебства. Он до сих пор слышит сиплый голос в своей голове, когда Луи произносит это вслух: “Волшебство. Оно у меня в пальцах”. Ткани уже нет на теле, но ему никак не поднять взгляд от пола. Не взглянуть в лицо своей потере, которую так долго отрицал.

Но Олли был прав: у Луи никогда не было достаточно сил, чтобы справиться с Зейном. Как бы сильно Гарри ни старался, у него также не было шансов спасти принца. Место таймера на запястье пульсирует болью, как бы говоря о том, что это судьба. Случилось лишь то, что было предначертано.

Убедив себя такими мыслями, Гарри выпрямляется, смотрит, наконец, на остывшее тело. И не узнаёт.

Чтобы осознать увиденное, требуется долгое мгновение, за которое планеты сбиваются с курса и гаснут далёкие звёзды. Несмотря на бледность мёртвой кожи, в ней не угадывается бронзового оттенка. Тёмная смуглость.

— Это последний из преступников? — спрашивает агент Фармер. Его абсолютно спокойный вид, то, как безмятежно и расслабленно прижимаются бёдра к одному из стоящих в помещении металлических столов, напускное. Гарри сам играл с ними в эту игру целый день.

На размышления слишком мало времени. Нет даже мига, чтобы решить, как ответить, как сохранить Луи и дальше в тени от их пристального внимания. Гарри даже не до конца понимает, что на полке холодильника лежит тело Зейна. Не Луи.

— Это один из сыновей мамы. Он был в поезде, но, кажется, не с ними. Была какая-то стычка, — ответ инстинктивно срывается с губ. Гарри удивлённо моргает, обескураженный открытием, отсутствием Луи в морге городской больницы.