Но холодный взгляд, а также боль и трепет напомнили, что он жив.

— Я успел остановиться, — словно ответил на его мысли Луи.

В камине потрескивал огонь, шумел порядком надоевший лес, и только эти звуки нарушали настороженную тишину между ними. Ни дыхания. Ни стука сердец.

— Должен ли я поблагодарить за это? — Гарри намеревался быть ироничным, но Луи взглянул с таким укором и разочарованием, будто одним только немым взором мог устыдить оскорбившего.

— Я прошу прощения, ладно?

Рука оказалась тёплой. Гарри замёрз во сне, и от соприкосновения с Луи по коже поползли мурашки. Опасные пальцы преступника, словно лапы паука, обхватили запястье, но в движении чувствовалось лишь извинение. Больше никакого уничтожающего пламени между ними двумя.

— Я не должен был терять контроль, — тем временем продолжал Луи, будто не заметил реакции Гарри. — Пойми, я вернулся, а тебя не было. Сначала я решил, что ты сбежал.

Улыбка на губах была мягкой, тень её скользнула и к глазам. Гарри старался не думать о том, что случилось между ними вчера, о боли и страхе, а сосредоточиться на том, каким действительно красивым выглядел преступник. И несмотря на иллюзию, что дарили клюквенные губы, таилась в этой прелести, в этом обаянии некая зловещая сила.

— Но ты ведь не мог сбежать, не после всего, что я открыл тебе.

Доверие в голосе Луи искрилось и трещало не хуже поленьев в камине, но Гарри больше не мог ответить ему тем же. Весь его запал, всё самоотверженное желание отдать растворилось в боли и невозможности дышать и теперь стягивало сухой коркой губы, а также пульсировало под повязками.

Гарри посмотрел на руку, замотанную серым бинтом, чуть сдвинул в сторону одеяло. Торс тоже был туго обмотан.

— Я позаботился о тебе.

Даже в тёплом свете камина рука Луи поверх его кожи вызывала дрожь. Пальцы едва коснулись бинтов, Гарри даже не почувствовал их, но душа взбунтовалась. Титанических усилий стоило удержать тело на месте.

— Прости меня. Я не собирался делать ничего подобного.

Спокойствие во взгляде преступника можно было сравнить с безмятежностью океана, но Гарри не обманывался: как и океан, эти глаза в любой момент могли наполниться властью отнимать жизнь.

— Такое странное желание овладело мной, когда я увидел твою руку на перилах лестницы, — слова неправильные, неподходящие. Гарри чуть сдвинулся, наполнив комнату хрустом и шелестом. — То, как твои тонкие пальцы обхватывали пыльное дерево. Я почувствовал жажду, какой не испытывал ни с кем до тебя.

Лицо с острыми, способными действительно ранить чертами выражало спокойствие и безмятежность, каких Луи так не хватало ещё недавно, когда он горел фанатичным огнём, извергая на Гарри свою ненависть и недоверие. Теперь он успокоился, был готов выслушать, но слова о разоблачённой Лиамом лжи всё равно не шли изо рта.

— Пока я не решился убить тебя, мной не владело это дикое желание.

Пальцы запутались в волосах. Гарри почувствовал давление, когда Луи потянул его на себя. Тонкие губы приоткрылись, влажно, алчно, всё тело сковала боль от инстинктивного движения прочь и сопротивления.

— Хватит, не разбивай доверие между нами, — с усилием шепнул Луи и поцеловал, отрезая с возмущённым выдохом и желание оттолкнуть.

Чары вновь овладели телами, связь потянула друг к другу, заставила переплестись. Гарри поддался, решив, что если он уступит и двинется навстречу, то удавка ослабнет. И оказался в ловушке. Губы Луи были повсюду, в какой-то момент их влажный жар коснулся шеи. Пальцы потянули за волосы, и Гарри послушно вздёрнул подбородок, открывая больше.

— Это оставил Олли? — от сиплого голоса совсем рядом Гарри вздрогнул. Он открыл глаза и увидел пляшущие на потолке тени и тёмный силуэт, склонившийся над ним.

Безжалостные пальцы Луи обвели укус на плече по контуру и тут же, причиняя боль, надавили на израненную кожу. Гарри измученно всхлипнул что-то среднее между согласием и мольбой остановиться.

— Ты здесь так недолго, а я уже успел привыкнуть. Успел начать считать тебя своим, — губы касались сначала метки, оставленной другим, но очень быстро потеряли к ней всякий интерес и переместились на подбородок. Там, под коркой запёкшейся крови, пульсировала отметина, оставленная зубами Луи. — Дело в связи? Я поэтому так зациклился?

— Луи, хватит, — речь наконец вернулась к Гарри. Только слова, без возможности оттолкнуть. — Это безумие. Прекрати.

Мир катился по наклонной плоскости прямо в бездну, без единого шанса остановиться. С тем же успехом Гарри мог пытаться остановить шторм, просто выставив ладони — против силы стихии он был лишь крупицей песка.

— Я просто пытаюсь просить прощения, разве ты не понял?

Повинуясь внезапному приливу решимости, Гарри мягко тронул плечи преступника, отстранился. Тот дрожал в его руках, опустив голову.

— Луи?

Взгляд голубых глаз блуждал по блестящему полиэтилену, которым до сих пор оставалась застелена кровать. Гарри внимательно проследил за опущенной головой и заметил то, к чему оказалось приковано чужое внимание: пятна крови, тёмно-бурые в свете огня, засохшими островами боли были разбросаны тут и там.

— Я слово даю, такого больше не повторится.

Мгновение прозрачные кристаллы глаз прожигали в Гарри дыру, он даже почувствовал пустоту в груди, свистящий ветер внутри себя. Луи смотрел, точно не узнавая, а потом спросил:

— Веришь мне?

— Нет.

Независимо от того, что сорвалось с губ, Гарри придвинулся ближе, взял жёсткую мозолистую ладонь в свою и опустил себе на шею. Пальцы Луи дрогнули, большим преступник тут же скользнул к впадинке под горлом.

Как он мог вновь позволить себя разрушить? Гарри закрыл глаза и откинулся обратно на изъеденную молью и временем подушку, рука Луи потянулась следом за его шеей.

Соглашаясь на эту близость, заложник бежал от воспоминаний об ужасах холодного дома и гложущей нутро правды о происхождении Луи. Желая этой близости, преступник бежал от смятения в собственной голове, от быстрых щелчков, с которыми переключались мысли, рождая безумие.

Они нуждались друг в друге и потому вопреки всему пережитому искали общества друг друга.

Казалось, внутри личности Гарри не осталось камня на камне, и все последующие действия Луи не могли бы принести большее разрушение. Остался только песок на руинах и сильная рука ветра, перебирающая его крохотные частицы.

Пока мысли, полные не то жалости к себе, не то смиренной обречённости, плавали в забвении, навеваемом шумом леса и треском огня в камине, руки Луи спустились ниже. Ткань заскользила по коже, преступник лишил Гарри рубашки, следом — штанов. Когда пальцы потянули резинку нижнего белья, Стайлс втянул сквозь сжатые зубы воздух. В груди клубилась густая пустота, но не от страха. Телом владело смутное и беспрестанное возбуждение.

Это ощущение побудило к ответным действиям: как только на Гарри не осталось ни одного предмета одежды, а его всегда замёрзшая кожа со скрипом вновь соприкоснулась с полиэтиленом, он протянул обе руки и взял лицо Луи в ладони.

Странная нежность между ними доставляла боль, почти физическую. Гарри чувствовал, глядя в потерянные безумные глаза, как внутренности в теле сжимаются в один тугой ком. Невозможность дышать вновь зажгла лёгкие огнём.

В этот раз Гарри не поддался панике от нехватки воздуха. Наученный, он уже знал, где искать спасения: потянулся губами и завладел ртом преступника.

На вкус клюквенные губы были одновременно горькими, словно пепел, и свежими, со вкусом самой жизни. Язык Луи скользнул глубже в его рот, рука на шее ощутимо сжалась. Что эти действия вытворяли с Гарри? Он не мог дать себе отчёта, почему горел и плавился под прикосновениями опасного, непредсказуемого, совершенно незнакомого мужчины. Но связь таймера скрепила их воедино, связала узлом души.

Тело, слабое, трепещущее, поддалось напору, что смёл все барьеры в душе. Будто жаждущий живительного глотка жизни, Гарри всё шире открывал рот. Сквозь поцелуй Луи, казалось, вливал в него силы.