— Что же я делаю? — простонал он в унисон с шелестом полиэтилена и сел.

Стыд нахлынул внезапно, утопив в пучине горечи и разочарования в себе. Губы тряслись от пережитого потрясения. Обуревавшие несколько минут назад чувства были настолько сильны, что Гарри полностью потерялся в них, перестав различать реальность и иллюзии, подаренные таймером.

Его беспомощный разум, как в спасательный жилет, вцепился в эту простую, не замутнённую безумием правду. Гарри бросил опасливый взгляд и похолодел. Таймер вновь считал.

Этим объяснялся его прыжок в омут желания, но легче не становилось. Пусть он смог унять стыд и недовольство собой, их место заняло привычное ледяное беспокойство.

Одному из них вновь грозила смерть. И словно существование Гарри подстраивалось под дыхание самой судьбы: на нуле — вдох, тикает — выдох. Он задыхался. От скорости, с которой таймер переключался между смертельной гонкой и моментами паузы, голова шла кругом.

Первым желанием стало последовать за Луи. Гарри вскочил под уговаривающий остаться шёпот полиэтилена и бросился к двери. За ней простирался длинный, тонущий во мраке коридор. Камни стен излучали угрозу так же реально, как они излучали многолетний холод из своего нутра. Звуки терялись под высокими потрескавшимися потолками, и Гарри вдруг испугался, что потеряется так же. Словно дом может его поглотить, и тогда Стайлс превратится в ничто. В ещё одну ненужную и сломанную вещицу в этом особняке, забитом ненужными и сломанными предметами. В кишках этого здания, где что-то ещё дышало, но многое — уже нет.

Подтверждением по каменному мешку коридора проскользил ветер, принёс с собой шорох и запах. Тихое копошение червей в старой могиле и гниющие испарения разлагающегося трупа.

Рука дрожала, когда Гарри медленно, боясь потревожить чужое, агрессивное пространство, закрыл дверь. Только щелчок, с которым она вошла в проём, снял напряжение. Страх встречи с любимой мамой псов остался снаружи.

В тишине комнаты Луи можно было услышать, как билось сердце дома. Тот не скрипел ставнями, не гудел трубами, ветер не бился в стёкла окон. Особняк не звучал привычностью жилого дома, напротив, все его звуки были раздражающе дикими. Гарри убрал волосы с лица и попытался абстрагироваться, защитить свой разум хоть немного от сжимающегося вокруг него кольца безумия.

Оглядев полуразрушенное пространство комнаты, он увидел ещё одну дверь и несмело направился к ней. За ней, как и ожидалось, оказалась ванная комната. Если можно было так назвать проржавевшую коробку без окон. От сырого пола поднимались споры плесени, наполняя воздух горечью и бактериями. Из-под древней, рыжей от коррозии ванны выползла жирная мокрица.

Гарри передёрнуло от отвращения, когда он раздавил мерзкое существо подошвой. В голову закралась разрушающая мысль: наверняка Луи чувствовал похожее по отношению к людям, убивая. Извращённая логика находила всё больше понимания в разуме Гарри, и это пугало страшнее, чем постоянная компания смерти.

Налипшая на тело грязь не оставляла выбора — Гарри повернул ржавую ручку крана, надеясь избавиться хотя бы от верхнего слоя.

Трубы зашлись хриплым гудением, сотрясая весь дом и вместе с ним пугая Гарри до нервной дрожи. Вода из них хлынула бурого цвета. В первый миг её можно было даже принять за густой поток крови.

— Холодная. Естественно, — прошептал напуганный Гарри себе под нос, когда насыщенный ржавчиной цвет сменился прозрачной чистотой, и он рискнул подставить под поток ладонь.

Какой бы температуры вода ни лилась из старых труб, она была желанна, как ничто другое. Её мерное течение несло в себе свежесть и освобождение в первую очередь от мыслей и жара, что поселил в нём Луи.

В надежде, что холод сотрёт лишние желания, Гарри сунул голову под струю.

Разбрызгивая капли вокруг себя, Гарри вернулся в спальню. Время потеряло свой счёт в этой комнате, будто Луи заразил безумием сами стены, и логика реальности растворилась. Его спальня оказалась неподвластна законам Вселенной.

Таймер мог прояснить ситуацию, но Гарри принципиально не смотрел на него. Не хотел усугублять и без того леденеющее в груди беспокойство. Он натянул свою грязную рубашку на с трудом отмытую, до сих пор прохладную от ледяной воды кожу и прикрыл чёртовы цифры.

Руки замерли на поясе джинсов, и сам Гарри застыл изваянием. Сердце рванулось испуганным голубем в горле.

В дверях стояла Рика. Глаза с косым кошачьим разрезом впились в него недобрым взглядом. Тишина застыла в центре пыльной комнаты. Напряжённая тишина, какая бывает перед прыжком хищника на свою добычу, перед тем моментом, когда острые зубы лишат жизни несчастную жертву.

Мягким движением девушка прикрыла дверь и прошла в спальню, не издав ни звука. Опущенные вдоль тела руки были показательно расслаблены, но Гарри уже видел, с какой скоростью она способна вытащить спрятанный в складках одежды нож и как безжалостно готова отнять любую жизнь.

Гарри сглотнул, слишком громко для этой напряжённой тишины, и вдруг ощутил себя мышкой в каменной ловушке дома.

— Ты ещё жив.

Страх толкнул в спину, заставил сдвинуться с места, будто это могло избавить его от внимания преступницы. Жар, поднявшийся от самых ступней, высушил остатки влаги на теле. Капли ледяной воды испарились с разгорячённой кожи, будто не желали становиться свидетелями его погибели.

Рика сдвинулась в ту же сторону, полностью отзеркалив движение. Гладкость, с которой она перемещалась, несла в себе смерть.

— И даже не истекаешь кровью, — тёмный взгляд лишь на секунду скользнул по застеленной полиэтиленом кровати и вернулся к лицу Гарри. Более испытующий и непонимающий. — Что в тебе особенного?

Вместо ответа Гарри плотнее сомкнул губы. Не потому, что боялся отвечать. Просто им овладело неудержимое желание закричать, позвать Луи, чтобы тот нарушил эту игру в кошки-мышки, что затеяла Рика.

В какой момент из похитителя Луи вдруг превратился в спасителя? Сердце верило в его защиту, в иллюзорные узы таймеров. Было ли дело в поцелуе или в понимании их связи? Времени рассуждать не оказалось. Рика приблизилась на расстояние вытянутой руки, и только угол кровати разделял их.

На такой дистанции было чётко видно следы, что оставили пальцы Луи на её шее. Гарри внимательно смотрел на эти пятна, избегая встречаться взглядом с её заинтересованными глазами. Она будто пыталась вывернуть его душу наизнанку, вытряхнув из неё все секреты, словно с пыльного дна старого мешка.

— Не нужно, — сорвалось с губ Гарри. Не стон и не шёпот.

Рика приподняла брови, и впервые с момента появления в комнате на её губах мелькнула улыбка.

— Не нужно чего? Я ещё не обозначила своих намерений.

На деревянной полке по-прежнему лежал пистолет Луи. Возможно, в его обойме ещё оставались патроны, возможно, Гарри смог бы понять, как спустить курок, возможно, он бы даже попал в цель. Эта мысль исчезла так же внезапно, как пришла: всё, чего бы он добился, бросившись вперёд, — острая сталь между лопаток.

Надежда оставалась лишь на возвращение Луи.

Словно сама судьба втолкнула его в комнату. Преступник появился с грохотом распахнутой двери и принёс с собой влажный запах леса, мох и грязь на изношенных подошвах кед. Плечи украсили свежие, едва кровоточащие царапины.

— Рика!

В этом заключалось первое отличие девушки от Олли: она не вздрогнула, не замерла. В карих глазах вспыхнул разочарованный огонёк, да и только. Страха перед гневом Луи не было.

— Ты привёл его?

На долгое мгновение она задержала красноречивый взгляд на Гарри, безмолвно обещая ему продолжить прерванный разговор, и только потом отвернулась, смело встречая раздражение Луи.

— Я нашёл следы. Они уводят вверх, в горы. Возможно, к реке.

— И ты не пошёл за ним? Чёрт возьми, Луи! Что с тобой?

Впервые за утро выдержка изменила ей: Рика сжала ладони в кулаки, впиваясь короткими ногтями в собственную кожу.

— Олли приведёт заложника, я дал ему след, — Луи, казалось, уже и думать забыл о ней, смотрел лишь на своего пленника. Выражение его лица неуловимо изменилось, и тот же ток, что пробежал между ними в туалете поезда, возник снова в захламлённой спальне. — Если ты не веришь в его способности, иди и помоги.