Барни отвернулся, так как на его лице проскользнуло нечто, похожее на веселье, и Уилл смущенно прочистил горло.
Чилтон улыбнулся, демонстрируя свои безупречные зубы: — Вы думаете, что очень умны, не так ли? — мягко сказал он с легкой угрозой в голосе. — Будто вы король в своем замке, а мы — ваши крестьяне. Это не работает, Ганнибал, как и никогда не работало. Это не замок, а вы не король. Вы здесь заключенный, а я — ваш тюремщик. Так что верьте мне, когда я говорю, что сделаю все, что в моих силах, чтобы удостовериться, что вы никогда не увидите дневной свет, что ваши годы, проведенные с нами, будут самыми убогими и скучными в вашей жизни.
Ганнибал был словно изваяние, а слова Чилтона просто не трогали его, будто ничего не значили. Но атмосфера вокруг изменилась, будто зарядилась, и одна маленькая искра могла воспламенить воздух и поджечь камеру.
— Конечно, я не могу доказать ваше соучастие, — Чилтон вздохнул, встав и подойдя к Ганнибалу. — Но это вряд ли имеет значение. Абель Гидеон останется в одиночке, пока управляющие не решат, что с ним сделать, и я устрою вам строгую изоляцию, как посчитаю нужным. Это значит, что все ваши драгоценные личные вещи отправятся в хранилище до дальнейших распоряжений. Боюсь, что у вас больше не будет игрушек. Почта будет отложена до тех пор, пока не скажу иначе, ваши передвижения будут ограничены камерой, и пока вы не начали рисовать на стене своими фекалиями, я бы посоветовал вам запомнить эти пейзажи. Боюсь, некоторое время вы не увидите карандаш и бумагу.
Ганнибал наклонился вперед, опустив голову, чтобы приблизиться к Чилтону. Чилтон не отступил, но он был близок к этому: — Вы вызываете у меня в воображении самые отвратительные картины, доктор. Но вы, конечно же, правы. Я прослежу, чтобы мое ослабевающее воображение, вконец не пропало.
Чилтон поморщился: — Уж постарайтесь, — он повернулся, чтобы покинуть камеру, но наткнулся на Уилла у двери, будто забыв, что он там стоит. Может быть и так: — О, да, Уилл Грэм, — он перевел взгляд на Ганнибала, прежде чем вновь сконцентрироваться на Уилле. — Раз эта камера будет в режиме строгой изоляции в обозримом будущем, кажется, мне не понадобятся санитары. Я изменю ваши смены в офисе.
Уилл замешкался, удивленный неожиданным новостям, прежде чем наконец выдавил «да, сэр».
Никаких больше игрушек.
Чилтон триумфально посмотрел на Ганнибала, и все кусочки встали на свои места. Молчаливое согласие на разговоры Уилла и Ганнибала, Барни, следящий за ним по его просьбе. Он хотел, чтобы интерес Ганнибала к нему возрос, позволяя заключенному привязаться, так что когда пришло время наказать Ганнибала, он отобрал у него Уилла, как какую-то чертову игрушку.
Судя по выражению лица Ганнибала, это сработало. Если бы взглядом можно было убить, Чилтон бы был уже мертв.
— Пойдем, Барни, — бросил Чилтон через плечо. — Оставим Ганнибала наедине со своими мыслями.
Дверь захлопнулась за ними, Уилл мог видеть Ганнибала сквозь решетку.
Его глаза обещали возмездие.
========== Часть 7 ==========
Верный своему слову, доктор Чилтон назначил Уилла себе секретарем в приемной, вдали от камеры Ганнибала. Он сидел за небольшим столом в помещении, где также были вешалка для одежды, темно-коричневый кожаный диван и низкий журнальный столик, который был в «Good Housekeeping»* около шести месяцев назад.
После пяти дней постоянных ответов на звонки и на корреспонденцию Чилтона и приготовления для него кофе, Уилл возненавидел это.
Если Уилл и думал, что просмотр мониторов в наблюдательной комнате это скучно, то это было совершенно несравнимо с работой секретарем Чилтона. Обычно этим занимался наименее опасный заключенный, но Чилтон был твердо уверен, что Уилл прекрасно подходит для этой работы: — Было бы прекрасно иметь здравомыслящего человека для бесед, — сказал он с пресной улыбкой на лице. — Довольно утомительно, что Лайонел мог говорить только о кроликах, не так ли?
Если Чилтон хотел с кем-нибудь поговорить, то ему не стоило выбирать для этой работы Уилла.
В любом случае, с Чилтоном было трудно разговаривать. Он был тем человеком, который может бесконечно обсуждать свое повышение по карьерной лестнице или свой успех и не имеет никакого интереса к тому, что не касается психиатрии или непосредственно него.
Хотя не то чтобы Уилл часто виделся с Чилтоном. Он был либо в своем кабинете за плотно закрытой дверью, либо уезжал на ночь домой. Когда его не было, Уилл мог наконец расслабиться. Что-то в нем вызывало у Уилла мурашки.
У Грэма было довольно много свободного времени, и это частенько приводило к тому, что он постоянно размышлял над событиями прошлой недели. Это подкидывало ему подробные образы распятого тела Мэттью. И реакцию Ганнибала на мониторе, ту проклятую улыбку.
Смерть Мэттью — его вина? Мог ли он ее предотвратить?
Конечно, мог. В первую очередь он не должен был потакать своему любопытству в отношении Ганнибала, он должен был поступить правильно и проигнорировать попытку мужчины его привлечь. Он сам в этом виноват, и Мэттью поплатился за это.
Вина и самобичевание вызывали не самые приятные эмоции, но он заставлял себя их чувствовать. Это все, что он мог сделать в этой ситуации, и, если бы он был с собой честен, то он бы подал заявление об увольнении, как только это все произошло.
Но он этого не сделал.
И это говорит намного больше, чем что бы то ни было.
Послышался треск по внутренней телефонной связи: — Уилл, будьте добры, зайдите в мой кабинет.
Чилтон сидел за столом в своем кабинете, сосредоточенно изучая бумаги на столе. Они были разложены по всей его поверхности, и, судя по всему, это были рисунки Ганнибала. Они должны были быть в хранилище, но вместо это небрежно разрытая коробка лежала на ногах Чилтона.
После паузы Чилтон поднял голову и слишком уж ликующе улыбнулся: — Уилл, присаживайтесь. У меня есть для вас кое-что интересное.
Уилл в этом сильно сомневался, но все же сел напротив. Чилтон торжественно передал несколько листов. Уилл, нахмурившись, взял их и взглянул на карандашный рисунок Ганнибала чьих-то замерших в движении рук, напряженные плечи, горло мужчины с выделяющимся адамовым яблоком, ключица виднеется из V-образного ворота одежды санитара…
Уилл пролистал рисунки с нарастающим чувством паники из-за знакомых изображений. Он должен был узнать, ведь это его собственное тело, которое Ганнибал воспроизвел в мелких деталях. Множество изображений лица Уилла с разными эмоциями, иногда только его глаза, завитки волос, спадающие на лоб, приоткрытые губы…
С покрасневшими щеками Уилл смотрел на то, как Ганнибал набросал Уилла в полный рост, обнаженного и покоящегося на чем-то похожем на простыни, глаза полуприкрыты, лицо выражает скромную чувственность. Уилл окаменел, не в состоянии отвести от этого взгляд.
Чилтон рассмеялся над реакцией Уилла, явно наслаждаясь моментом: — Должен признаться, что тоже здесь остановился. Такое внимание к деталям. Просто чудо.
Уилл понял, что чуть не порвал бумагу, сжав ее излишне сильно, и заставил себя расслабиться.
Чилтон продолжал, совершенно не обращая внимание на пошатнувшееся спокойствие Уилла: — Сначала я подумал, что он вами просто увлечен, легкая влюбленность в одинокого человека. Но теперь я вижу, что он полностью вами одержим, — он вновь рассмеялся и откинулся в кресле.
Это не было смешно. Этот мужчина, психиатр со всеми его полномочиями и ответственностью считал это забавной шуткой. Мэттью был мертв, и Ганнибал имел влияние, которое распространялось за стены его камеры. Разрушительная сила.
Это было уже за пределами простой игры, а Чилтон, похоже, даже понятия об этом не имел.
Уилл положил листы обратно на стол, стремясь отдалиться от… внимания Ганнибала к его персоне.
— Я не знаю, почему Ганнибал меня нарисовал, — наконец сказал Уилл. — Но я сомневаюсь, что это одержимость, как вы сказали.
— Пристрастие. Очарование. Выберите любое прилагательное на свой вкус, мистер Грэм, но мы оба знаем, что вы на прицеле у Ганнибала, его личное развлечение. Вам не любопытно, к чему это приведет? Мне, да.
