========== Часть 1 ==========

Уилл невесело улыбнулся: — Пытаетесь меня анализировать, доктор? Скучаете по старым добрым денькам в психиатрии?

Ганнибал схватился за прутья решетки, сжав пальцы так сильно, будто хотел ее сломать и оказаться с той же стороны, что и Уилл: — Я хочу узнать вас, Уилл. Разве вы не хотите того же?

Уилл судорожно сглотнул: — Нет. Я не нахожу вас столь интересным.

Ганнибал оскалился в ответ: — Найдете.

***

Работа дежурного в государственной Балтиморской клинике для душевнобольных преступников не была мечтой Уилла Грэма. Стерильные коридоры института, пахнущие лизолом*, хлопанье массивных дверей и так называемые доктора, ломающие человеческий разум, пока все, чем этот человек является, не оголяется перед ними, вызывали у Уилла плохое предчувствие. Так может пройти целый день, в течении которого Уилл ходит сквозь двери лечебницы без возможности вырваться наружу.

Это не иррациональный страх, когда Уилл попадает на спектр аутизма, опасаясь соскользнуть с эмпатии в безумие.

Его медицинские и психиатрические данные не позволяют устроится на большинство из доступных работ. Его антисоциальный характер, отвращение к зрительному контакту и дискомфорт от физической близости с людьми создают для него трудности в общении с потенциальным работодателем, который требует совершенства, достойного будущей зарплаты. В первые шесть месяцев Уилл прошел множество собеседований, оставаясь в категории «вы нам не подходите, желаем удачи в ваших начинаниях», с улыбкой, в которой едва ли скрывается неискренность, возвращая Уиллу CV*. «Неподходящий» — это официальный отказ для тех, у кого имеются психологические проблемы, фраза, которая позволяет им закрывать глаза на законы, в которых сказано защищать таких людей, как Уилл.

Эта его непригодность к работе идеально подходила Государственной Балтиморской Клинике. Вся ироничность сложившейся ситуации могла бы быть даже забавной, если бы не была столь грустной.

Уилл просматривал раздел вакансии в газете за обедом в придорожной забегаловке с холодной чашкой кофе и возмущенной официанткой, пялящейся на него из-за кассы. Деньги, припасенные с его последней подработки, почти истратились, и он воспользовался теплом Дайнера*, подсчитывая мелочь, чтобы заплатить за кофе, чтобы у него была причина находиться здесь. За это время мнение официантки о нем стремительно упало.

Раскрыв перед собой газету, Уилл старательно игнорировал ее взгляд и с энтузиазмом просматривал ее, пока не заприметил маленькое объявление о предложении работы санитаром. Оно было совершенно неприметным, практически задавленное окружающими ее предложениями. Оно занимало всего несколько строчек, состоящих из названия, продолжительности рабочего дня, годового оклада, с волшебными для каждого, кто ищет работу, словами «Без опыта работы — обучение на рабочем месте».

Уилл слегка колебался. Чувствуется некоторое отчаяние, когда у тебя в доме отключают газ и электричество, и ты питаешься готовыми бутербродами, потому что не можешь позволить большего. Это привносит определенную ясность в высказывание «бедняки не выбирают».

Имея это в виду, Уилл откликнулся на следующий день на вакансию и через две недели прошел примитивное собеседование со старшим санитаром по имени Барни Мэтьюс, и был нанят в ночную смену.

***

Доктор Фредерик Чилтон, глава Института, произнес перед Уиллом хорошо отрепетированную приветственную речь, в которой явно прослеживались в той или иной степени угрожающие нотки. Уилл прекрасно понял, что мужчина всегда выбирал кратчайший путь.

Чилтон сидел за широким вычурным столом, его имя на фирменной дощечке было выполнено в золоте: — Я уверен, что Барни ознакомил вас с протоколом отделения.

— Он был очень досконален, сэр, — ответил Уилл.

— Да, в некоторой степени, — мягко сказал Чилтон. — Барни — хороший человек, но я подозреваю, что он не слишком заострил внимание на серьезной опасности, которую представляют заключенные для вас и окружающих. Это то, к чему не стоит относиться легкомысленно. Вы будете с ними работать, в конце концов.

Чилтон внимательно за ним наблюдал, будто надеясь на реакцию, которая бы указала на то, что Уилл откажется от работы. Уилл оставался непроницаем: — Я это понимаю. Правила говорят сами за себя. Со всеми заключенными надо обращаться с предельной осторожностью. Двери оставлять запертыми, никаких личных разговоров, никаких физических контактов, нельзя передавать ничего острого, что может быть использовано как оружие, которым они причинят себе вред…

— Да, да, вот это все, — нетерпеливо сказал Чилтон. — Не отклоняйтесь от них. Ни при каких обстоятельствах. Особенно в случае с Ганнибалом Лектером, нашем проживающим здесь на постоянной основе каннибалом. Вы о нем слышали, не так ли?

Еще до прихода в больницу Уилл слышал о Ганнибале Лектере, психиатре, который съедал некоторые части своих жертв, а из оставшихся создавал ужасные картины для ФБР.

Его показывали по всем программам три года назад, называли Чесапикским потрошителем, до того как придумали «Ганнибал-каннибал». Он был сенсацией, образованным человеком со вкусом, но со склонностями к убийствам. Лучшие в своей сфере доктора написали многочисленные статьи о нем, простые же люди наслаждались увлекательными деталями. Не было такого новостного канала, который бы не засветил фотографию Лектера.

— Я читал о нем, — наконец сказал Уилл.

Чилтон невесело улыбнулся: — Ганнибал Лектер — наш самый опасный преступник. Он выпотрошил Джека Кроуфорда, прославившись своим ударом линолеумного ножа. Удивительно, что Джек выжил. Ганнибал просчитал его упорство, это точно.

— Наверное, хорошо, что теперь у Ганнибала нет больше доступа к линолеумным ножам, — сказал Уилл, не придумав ничего лучше.

Чилтон шутку не оценил: — Вы можете смеяться, мистер Грэм, но то, что теперь Ганнибал Лектер за решеткой, не отменяет его опасности. Предыдущая администрация этой Больницы почувствовала это на своей шкуре. Он всех обманул в первый год своего заключения здесь, изобразив из себя само сотрудничество. Его охрана позволила себе расслабиться, — тон Чилтона, в котором чувствовалось отвращение, показал Уиллу, что тот об этом думал. — Однажды он пожаловался на боль в груди, и его перевели в диспансер. С него сняли наручники, чтобы было проще сделать электрокардиограмму. Когда над ним склонилась медсестра, он содрал с себя шкуру цивилизованного человека. Врачи смогли спасти только один ее глаз. Лектер все время был подключен к мониторам. Он сломал ей челюсть, чтобы добраться до языка. Его пульс не превысил восьмидесяти пяти, даже когда он его проглотил.

Уилл ничего не сказал. Ему было нечего добавить.

Чилтон наклонился вперед, обрадованный тем, что полностью захватил внимание Уилла: — Делай свою работу, только не забывай о том, кто он такой на самом деле.

Уилл облизал пересохшие губы: — И кто же он на самом деле?

— Полнейший социопат, без сомнений, — ответил Чилтон. — Но он непроницаемый, слишком искушенный для стандартных тестов. Как и большинство социопатов, он действует на основе очарования и приветливости. Он может заставить вас рассказать о себе все, а вы даже не поймете этого. Если он попытается заговорить с вами, что он может, не потакайте ему. Вы здесь — новая привлекательная вещица, но его интерес обусловлен лишь желанием поиграть с вашим разумом. Я уверен, что мне нет нужды вам повторять, как плохо это может обернуться, не так ли?

— Нет необходимости, да, — мягко сказал Уилл, обдумывая все услышанное.

Чилтон ухмыльнулся, откинувшись в кресле, словно кот, поймавший канарейку: — Я так и думал. Добро пожаловать в Балтиморский госпиталь для душевнобольных преступников, мистер Грэм. Надеюсь, что вы будете довольны работой здесь.

***

Пробыв несколько минут в компании Барни, Уилл мог сказать, что они отлично ладят. Главный санитар был большим мужчиной, высотой больше ста восьмидесяти сантиметров, с широкими плечами и руками. Он затмевал Уилла, и в обычной ситуации Уилл бы его испугался, но, с того момента как они встретились, говорил мужчина мягко и вежливо. У него не было необходимости заполнять молчание глупыми разговорами, он не заставлял Уилла поддерживать зрительный контакт и не обижался на крутой нрав Уилла. Он относился к этому, будто бы все так и должно быть. Это было свежим глотком воздуха.