Именно так. А Нина поняла, что шансов у нее нет никаких. Вернее – они оба поняли, что их судьба не здесь и не сейчас!
Потом Нину выбрали секретарем комсомольской организации школы. Главной ее задачей, как секретаря, был сбор членских взносов. В городском комитете комсомола предложили дополнительную общественную нагрузку – раз в месяц читать в библиотеке лекции о музыке. Нина подумала, что это хорошее лекарство от скуки и согласилась. Ее приняли в общество «Знание». Летом неожиданной наградой за общественную работу предложили поездку в Чехословакию. Эта первая поездка за рубеж открыла ей другой мир, другую молодежь, другой уровень жизни, другой образ мыслей людей…
Как только группа приехала в Прагу, комсомольцы, строго выполняя инструкции комитетчика, сопровождавшего их в поездке, разбились на тройки и отправились осматривать город. Нина ни с кем не сдружилась за время дороги и, нарушая все правила поведения советских людей за рубежом, бесстрашно пошла, гулять одна. В восемь часов вечера в Праге было уже темно. Улица рядом со студенческим комплексом, где их разместили, почти не имела фонарей, и в скудном свете Нина увидела, как от стены отделилась чья-то тень. Нина вздрогнула. Тень трансформировалась в молодого человека. Перед ней стоял худенький, симпатичный парень с перевязанной рукой. Он о чем-то заговорил с Ниной, но она его не понимала. Юноша оказался иностранцем. Речь его не походила на славянскую. Он, кажется, тоже понял, что перед ним не чешка, ударил себя в грудь и произнес: Свен. Потом они общались на каком-то странном наречии, состоящем из примелькавшихся международных терминов, на жалком прообразе языка «эсперанто». С трудом Нина поняла, что швед приехал учиться в Чехословакию, то есть совершает своеобразный брейн-дрейн. Утечку мозгов наоборот. Потом Свен присел на корточки и начертил прутиком на земле символ пронзенного сердца. Она улыбнулась и покачала головой. Не слишком ли быстро? Тут, в темноте и разглядеть – то друг друга с трудом можно, не только влюбиться. Он проводил ее до студенческого общежития, где остановилась русская группа, показал на циферблате цифру восемь, начертил на земле число следующего дня, и Нина догадалась, что завтра швед будет ждать ее у калитки ровно в восемь часов вечера.
Как отличница и умница, Нина доложила начальнику группы, что завтра у нее свидание с иностранцем. Немедленно по системе оповещения из уха в ухо перед сном собрали комсомольское собрание. Нина с удивлением узнала, что поводом к незапланированному собранию явилось ее недостойное поведение. На собрании она услышала о себе столько нелестных слов, что ей стало стыдно, как это она раньше в себе ничего подобного не замечала? Комсомольцам-то все ее пороки, оказывается, как на ладони видны! Патриоты Родины вынесли решение поставить Нине ее легкомыслие «на вид», и на свидание с человеком, принадлежащим чуждому капиталистическому миру, «не пущать»!
Потом, конечно, внутри группы происходили и более невероятные случаи, но уже никто никаких собраний по их поводу не созывал. Комитетчик, по всей вероятности, план по предупреждению «опасных контактов» с зарубежной молодежью выполнил, отчет написал и сам предался беззаботному отдыху. Так Нина со своей дурацкой честностью послужила неким «козлом отпущения» для всех последующих нарушений!
После заграницы она с грустью в сердце вернулась домой. Ее воспоминания окрасились смутным флером тоски по другой жизни. Дискотеки, битмузыка, пиво и бесконечная свобода! Свобода, которой пользовалась заграничная молодежь, удивляла и тревожила. Ни поляков, ни сербов, ни чехов, с которыми приходилось беседовать Нине, так жестко, как советскую молодежь, никто не контролировал. Через год Советский Союз ввел в Чехословакию свои войска и свободу братьев славян стали давить танками.
Настоящее перестало радовать.
Осенью Нине приснился удивительный сон, что она гуляет по набережным Ленинграда. Этот сон она восприняла как знак свыше. В Ленинграде проживала мамина тетя, родная сестра бабушки Ирины, которой к тому времени уже не было в живых. Нина списалась с ней, прося разрешения приехать на недельку в гости. С деньгами у Нины не было никаких проблем. На книжке лежало шестьсот рублей, и было решено, в зимние каникулы потратить их на знакомство с Великим городом.
Бабушка Ксения Львовна только что переехала с дочерью Риной (сокращенное от Арины) в новую трехкомнатную квартиру на проспекте Смирнова и против приезда провинциальной родственницы не возражала. Рина была старой девой с ученой степенью кандидата математических наук, и ей полагалась дополнительная площадь. Поскольку двухкомнатных квартир в новом доме уже не осталось, то ученая степень тетку выручила. Они купили трехкомнатную. Нина поняла, что стеснять родственников не придется. В середине шестидесятых годов в Москве и Ленинграде появилось первое кооперативное жилье. Народ сначала с опаской относился к строительству квартир за собственные деньги, и желающих вступать в кооперативы было не так уж много. Но Ксения Львовна верила советскому правительству, поэтому без сомнений отдала первый взнос за возможность избавиться от соседей по коммунальной квартире.
Из аэропорта «Пулково» Нина за три рубля добралась до нового дома бабушки. Таксист по просьбе девушки провез ее по Невскому проспекту и Дворцовой площади. – «Здесь каждый камень Ленина знает», – с восторгом думала она, – или помнит? Как правильно? Что-то подзабыла она классика. Ну, да, бог с ним! Из окошка такси она с восторгом глазела на мелькающие красивые здания и мосты, восхищалась каменными парапетами и удивлялась «Невы державному теченью». Осматривая строгие архитектурные линии домов Кировского проспекта на Петроградской, радовалась, что судьба подарила ей такую прекрасную возможность своими глазами увидеть «колыбель революции», «град Петра», «северную Пальмиру». Эти разные названия Ленинграда сами собой пришли в голову, и душа ее возвышенно затрепетала, навеки наполняя сердце нежданной, но верной и вечной любовью к Великому городу.
«Вот здесь я хочу жить!» – подумала она, и с этой самой минуты мысль о том, как претворить мечту в жизнь, не покидала ее. Тот коридор судьбы, по которому она двигалась до сего дня – не устраивал ее скудным набором впечатлений. Что будет, если выйти из этого коридора?
Еще год она проработала в музыкальной школе. Из своей большой зарплаты Нина только половину отдавала родителям. Они сами так захотели, считая, что заработанные дочерью деньги должны быть ею и потрачены. Оставшуюся сумму Нина откладывала на книжку. Она уже твердо решила, что будет поступать не в Уральский Университет, а на дневное отделение Ленинградского института культуры. Для этого надо иметь собственные сбережения, чтобы потом не тянуть деньги с родителей, хотя бы на одежду. Родители еще не догадывались об этой ее задумке. Она знала, что столкнется с трудностями непонимания, когда объяснит им, что хочет учиться дальше. Так и случилось. Мать ужаснулась от мысли, как прокормить двух студентов, собирающихся проживать в разных городах? Младший брат нынче получал аттестат зрелости и думал поступать в Свердловский Политехнический институт.
– Зачем тебе дальше учиться? – удивленно спрашивала мать, – у тебя прекрасная специальность, хорошая зарплата, чего тебе не хватает? Она искренне не понимала, как можно от налаженного и сытого быта уехать, чтобы снова жить впроголодь суматошной студенческой жизнью?
Но Нину уже ничто не могло остановить. Она ощущала себя волевым, несгибаемым Антоном, который принял решение и не собирается его менять! К тому же, как объяснить родителям, что после Ленинграда городишко, в котором они жили, показался ей еще более запущенным и убогим? Жить в нем до смерти Нине не хотелось.
В это время страховой агент Хрулева, женщина, которая прекрасно знала суммы зарплат всех работников музыкальной школы, заразилась мыслью, что Нину необходимо познакомить с сыном, который оканчивал Рязанское Высшее военное летное училище. Когда новоиспеченный лейтенант приехал на побывку – знакомство состоялось. Нина чувствовала, что понравилась Хрулеву. Он Нине – нет. Маленький, закомплексованный человек, ограниченный казарменным духом сугубо мужского общества, не умеющий ориентироваться в обычной, где отсутствуют приказы, обстановке, не сумел покорить ее сердце. Хороша была только его новенькая летная форма. Нина затруднялась находить с ним общие темы. Вскоре Хрулев отбыл в Тарту к месту будущей службы, взяв с Нины слово, что она честно будет отвечать на его письма.
