— Ты отклоняешься от темы, — наконец подала голос Нарцисса. С традициями чистокровных семей она была знакома, а до Грейнджер ей не было особо никакого дела.
— Ты же хотела услышать, что происходит сейчас с нашим сыном, разве нет? Тогда слушай до конца, — не обращая внимания на тон супруги, все также бесстрастно продолжал Люциус. — Под действием магии помолвленные больше заботятся друг о друге. Драко испытывает чувство противоречия. Видя, что происходит с его «невестой», даже если разумом он понимает, что вся помолвка — фикция, он хочет облегчить её долю. Не удивлюсь, если он уже пытался сам снять с неё кольцо. С другой стороны, он знает, что не может сделать этого: он связан обещанием со мной. Ну, и, возможно, в нем проснулся инстинкт сохранить ещё не образовавшуюся семью — однако я думаю, что это в меньшей степени. Со стороны магии — это своего рода наказание для провинившегося волшебника. Разрываясь между двух зол, можно сойти с ума. Но на Драко действие магии несколько смягчается. Пока он осознает фикцию помолвки.
Люциус с усмешкой перевёл взгляд на Нарциссу. Та сидела, как вкопанная.
— Ты не можешь сейчас и слова сказать, — в голосе Люциуса прозвучала сталь. — Ты не можешь возразить мне. Опасность для нашего сына не столь велика, в сравнении с тем, как мы обогатим наш род после этого дела… Вот такая магия.
Нарцисса беззвучно открывала и закрывала рот, словно рыба, выброшенная на берег. Она практически физически ощущала, как связаны её руки.
— Как ты мог поступить так, не спросив Драко? — наконец смогла выдавить из себя она.
— А я спросил, — вместо ответа Люциус извлёк из кармана мантии склянку с серебристой переливающейся жидкостью и протянул её супруге. — Можешь сама в этом убедиться.
— Тебе придётся жить с этим некоторое время, — Люциус сложил руки на груди. Вид у него был озабоченный. — Семейная магия — вещь коварная.
Драко закусил губу и провёл руками по волосам.
— Отец, это даже звучит абсурдно, — он усмехнулся. — Что бы я предал твоё доверие? Что бы я предал семью? Ты слишком серьезно воспринимаешь это все. Я же буду знать, что эта помолвка — цирк на публику.
— Это ты недооцениваешь эту маленькую побрякушку, — он жестом показал на семейное кольцо на пальце Малфоя-младшего. — Нужно быть осторожным. Я думаю, что смогу держать ситуацию под контролем, но если ты не будешь согласен — я без всяких вопросов все отменю.
— Не надо, отец, — Драко вскочил с места. — Я смогу. Это ничего не стоит. Я готов на все ради нашей семьи.
Люциус прикрыл глаза.
— Я знал, что могу на тебя положиться. Только, ради безопасности дела, мне придётся изъять это воспоминание.
Драко замер.
— Я не буду знать побочных действий магии? — медленно, выделяя каждое слово, проговорил он.
— Нет, — отчеканил отец. — Ты должен понимать, почему.
— Я понимаю, — неуверенно пробормотал Драко.
Это ему жутко не нравилось. Ему придётся действовать вслепую.
Но он справится.
Он будет полезен отцу.
========== XLIII ==========
Она забрала из Большого зала апельсиновые булочки и кружку тыквенного сока и теперь развалилась на кровати в своей комнате старосты. Два молотка в голове все ещё продолжали стучать, но уже сравнительно тише, и Панси гадала, что же ей вчера такого подмешали, что все воспоминания о вечере ускользали, словно песок сквозь пальцы.
Кто-то постучал в дверь. Девушка постаралась абстрагироваться от всех внешних звуков и не обратила на это никакого внимания — ей чертовски не хотелось подниматься с кровати. В дверь постучали снова, но уже настойчивее. Возникло желание наложить заглушающее заклинание на комнату, — в обратную сторону, разумеется — но волшебная палочка оказалась где-то очень далеко, поэтому Паркинсон поднялась с глухим стоном с мягкого матраса и изобразила на своём лице самую жуткую гримасу, на которую только была способна.
Блейз, а именно он оказался этим незваным гостем, присвистнул:
— Это ж надо же, как тебя перекосило, — он покачал головой и издевательски усмехнулся. — Паркинсон, ты в курсе, что женский алкоголизм неизлечим?
— Где-то слышала, — пожала плечами Панси, отходя в сторону и пропуская парня. — Полагаю, это тебе я обязана своим возвращением…
— Незаметным возвращением! — подчеркнул Забини, схватив с тарелки последнюю булочку. — Знала бы ты, как непросто было с твоей тушкой под шестьдесят кило миновать на своём пути всех преподавателей и патрулирующих. Вместо твоего перекошенного лица я надеялся услышать хотя вскользь брошенное «спасибо», знаешь ли.
— Спасибо, — буркнула Панси, отводя взгляд. Она уже настолько привыкла к Забини, играющего на публике роль идеального жениха, что практически забыла, каким язвой он был на самом деле.
— Ты даже не помнишь, как и при каких обстоятельствах я тебя нашёл, — продолжал тем временем Блейз. — Что ты вообще забыла в этой Кабаньей голове?
Панси продолжала избегать его взгляда, впопыхах стараясь придумать хотя бы какую-нибудь более менее правдоподобную ложь. Впервые за всю её сознательную жизнь, Паркинсон не пришло в голову ни одной стоящей идеи. Вместо этого она ответила вопросом на вопрос:
— А как ты меня нашёл? Что-то не припомню, что говорила тебе, куда пойду вечером.
Забини сразу же понял: в трезвом состоянии она не собиралась рассказывать ему про брата. Это неприятно кольнуло его, но Блейз не обижался: он также не собирался рассказывать Панси про свои дела с Портером. По крайней мере, пока. До тех пор, пока сам со всем не разберётся.
Личность надоедливого аврора оставалась под вопросом, и у Блейза было две теории, почему Алистер в последнее время так часто маячит на горизонте. Первая состояла в том, что Портер действительно был самым обыкновенным Портером, которому поручили дело, и который делает все, чтобы его раскрыть. Он знал, где находится Панси, потому что сам отправил сову с просьбой о встрече, подписавшись в письме, как Алойз. Его цель — сбор информации и компромата на мать Блейза, так как Панси могла быть связана с Гвендолин через Элоизу, свою мать.
И хотя все это звучало очень логично и правдоподобно, Забини в своих суждениях все же склонялся ко второй теории.
Если Панси в «Кабаньей голове» ждала брата, то и прийти должен был её брат. Иными словами, Алистер Портер — это Алойз Паркинсон. Странное поведение аврора вполне могло бы служить подтверждением этой догадке. В таком случае, все действия Портера — всего лишь попытка защитить Панси от брака с Блейзом.
Забини усмехнулся своим мыслям. Так мелочно, так глупо. Да, он прекрасно помнил этот разговор, который впечатался в память, словно клеймо. Братик опасался, что его младшая сестренка падет жертвой проклятья чёрной вдовы…
Жаль, Портер не знал, что помолвка — липовая. Всего лишь сделка, игра на публику, цирк, но не более того. У каждой стороны были свои цели: Панси хотела справиться с последствиями расторжения помолвки с Малфоем, сам Блейз желал помочь матери с долгами. Что желала миссис Паркинсон? Сложно сказать. Забини надеялся, что она просто надеялась помочь таким образом своей хорошей подруге. А вот о чем думала его, Блейза, мать, зная о своём проклятии, — это большой вопрос. У них у всех было друг от друга слишком много секретов.
Можно было немедленно связаться с Портером и рассказать ему все. Он мог бы закрыть дело матери, просто порвав с Панси. Это решило бы большую часть проблем — с остатком Блейз бы справился с лихвой. И все же он сразу же откинул эти мысли. Просить о чем-то Портера, этого низкого человека, который, ради достижения личной цели, не брезговал обвинять в смертных грехах невиновного человека — это Блейз считал ниже своего достоинства. Он не станет перед ним унижаться, ни за что на свете. Алойз не сможет заставить его отказаться от Панси.
Блейз понимал, что теперь ему будет до невозможности сложно ее отпустить.