Островчанин: А что за легенда такая?

Островчанка: Да и дурная какая-то. Причем тут вообще всё?

Ванзин: Да я откуда знаю, я её находу придумал. Пойдемте.

Ванзин с мозгом и остальными направляется прямо к жерлу вулкана. Дойдя до края, все они стали рассматривать отдыхающую лаву.

Ванзин (Вулкану): Вулки, ты там как?

Вулкан продолжал безмолвствовать.

Ванзин: Ву-у-у-у-у-лки-и-и-и-и-и! Мне поговорить надо, у меня весь остров заболел.

Вулкан продолжал безмолвствовать.

Ванзин: Ну хорошо, держи свою долю. (Выбрасывает мозг в жерло.)

Мозг поглощается лавой. Ничего не происходит.

Ванзин (островчанам): Да точно сейчас всё будет. Подождём.

Ничего не происходит, а так хотелось бы.

Островчанин: Вождь, у нас животики болят. Где лекарство?

Ванзин: Да вон оно - прямо внутри вулкана. Хочешь посмотреть?

Островчанин: Нет, я хочу живот неболеющий.

Ванзин: Ну ты можешь подождать или тебе вот сейчас надо?

Островчанка: Вождь, мне сейчас надо!

Островчане стали поднимать панику.

Ванзин: Да сейчас! Сейчас! Вы пока стойте здесь, я что-нибудь придумаю.

Островчанин: Нет, ты нам обещал лекарство.

Ванзин: Ну что-то не работает, чего пристали.

Островчанка: Так дельце не пойдёт. Либо лекарство, либо по-другому будет.

Ванзин: Это как?

Островчанка: А ты в жерло и полезешь за лекарством.

Ванзин: Нет, это надо так облопаться всякой гадости, что своего вождя послать в жерло купаться! Вы меня, конечно, простите, но у меня единственного из вас голова на плечах, пусть и без мозга!

Островчанин (остальным): А ну бери его!

Островчане схватывают Ванзина и подталкивают к жерлу.

Ванзин: До чего умные создания! Да подождите, не нужно, я сам! (Пытается вырваться и сбежать.)

Островчане не выдержав, сбрасывают Ванзина прямо в сердце вулкана, где тот расплавляется и обретает свой тихий час. (Звучит "Grabesmond - Blodström"). Вулкан начинает бурлить. Выплевывая частицы Ванзина, вулкан начинает извержение. Островчане, пытаясь спастись, толкают друг друга и бегут подальше от лавы. Некоторые из толпы падают в лаву и растапливаются. Вулканическая лава распространяется по всему острову, заполняя собою и весь окружающий океан. Всё здесь и закончится, как и думал наш мужчина в лесу, бросая мозг в колодец. Но как оказалось, ему предстояло ещё достать собственный мозг и выбросить его в огонь. Воспалиться. Довести себя до перехода в иное существо.

Лава переполняет собою весь океан, оставляя только застывшую горную породу. Дойдя до края океана, лава уничтожает Костяного Змея и всех населяющих рыб. Дойдя до леса, лава настигает стражников, врачей и всю возможную жизнь. Но достигнет ли она самого главного - своего ума, я, к сожалению, не могу сказать. Но пока она течет и извергается, я могу позволить себе продолжить бежать от неё и обрываться в собственный мрак. Пусть же лава прольётся ещё, пока я сам не найду путь в новый мир, где отсутствует кровь, мясо и память.

Забыть? Этого ли достаточно для меня? Возможно. По крайней мере, с этого стоить начать. А потом - что-нибудь интересное, манящее, вкусное, извивающееся. Что-нибудь стоящее.

Пора!

Я иду, Аленка!

Аленка услышала меня. Она схватывает меня за руку, и мы убегаем от горячего наступления. Аленка приводит меня в свою скромную комнату, в которой стоит кроватка для её маленького тела. Также в комнате посапывает печка и одинокий стол несёт свою службку.

Аленка: Я сбежала от мужа. У меня не вылупилось детей. Ты рад, что я вернулась к тебе?

Я: Да, Аленка, я очень хотел твоего возвращения. Наше расставание, случившееся больше трёхсот лет назад, меня не отпустило. Сейчас, когда мы убежали от сгоревшего бытия, я чувствую, что достиг того, что мне всегда было нужно.

Аленка: И ты больше не хочет проповедовать, учить, писать манифесты?

Я: Я хочу быть только с тобой, Аленка.

Аленка: И в чем же твоя ценность для мира?

Я: Ценность для мира? Для чего мне представлять ценность для мира? Это мир должен был представлять для меня ценность. Если бы это было так, я обогащал бы мир и стремился к его величию. Но мир ничего для меня не значит. Я объявил ему войну, а затем и убил себя прежнего, чтобы не видеть его. Ничего из прошлого теперь нет. Я исчез. Но ты вернулась ко мне и я обретаюсь. Три века нашего расставания закончилось. Мироздание стёрто. Моё прошлое уничтожено. Теперь только ты и я, Аленка.

Аленка (прислушиваясь): Кажется, вулкан всё равно продолжает идти к нам.

Я (приобнимаю её): Да нет, никакой лавы больше нет. Она настигла мир, который проиграл мне битву. Больше ничего нет, кроме нас.

Аленка: А я точно есть?

Я (не желая думать об этом): Конечно!..

Аленка: Ты знаешь, когда муж водил меня по картинным галереям, музеям, театрам - я думала о тебе... Мне казалось, что я изменяю ему. Он, как и ты, просил меня сидеть в заточении и принадлежать ему до последней кровинки. Он утомил меня своей понятливостью. Всю последнюю жизнь я чувствовала, что хочу снова сюда - в тёмный лес непознаваемого. Ты отравил меня этим. Я не могу больше отворачиваться от бездны, которую ты открыл мне. Не знаю, хорошо это или нет. Я пока не решила.

Я: Аленка, я хочу, чтобы мы до конца отреклись от прошлого. (Прислушиваюсь.) Никакой лавы больше нет. Посмотри в окно - там ничего нет.

Аленка (отодвигает серые занавески): Ничего... Ни мамы, ни отца, ни бабушки, ни дедушки, ни братьев, ни мужа... Никого...

Я: А теперь посмотри сюда. (Показываю на её комнату.) Здесь есть мы.

Аленка (пытаясь улыбнуться): Да.

Я: Давай забудем обо всём.

Аленка: Я хочу забыть всё.

Я (меняю тему): А чем ты занималась всё это время?

Аленка: Я пыталась работать. Честно, у меня это не получается. Кажется, я очень похожа на свою бездельную мать. Её лень меня отравила. Я правда хотела сделать какое-то дело. Но всё получалось слишком усреднёно, поверхностно. Я так и не нашла себя. Наверное, мой удел - это постоянное сомнение в собственных возможностях.

Я: Аленка, я продолжал писать. Думаю, ты знаешь.

Аленка: Нет, я не читала.

Я: С тех пор, как мы расстались, я много написал про войну, про власть. Потом очень сильно погрузился в кровь и убийство. После пошла тяга к уничтожению беременности, провозглашению бесплодия. Я убил в себе тягу к женскому, как мясному. Я стёр в себе пол. Затем, я стал проливать кровь, чтобы порвать со всеми людьми в последней точке. Но что странно - тебя я не смог забыть. Как ты думаешь, если я забуду тебя, я исчезну?

Аленка: Я пыталась забыть себя, но остаюсь живой. В отличии от тебя, я никогда не тянулась к самоубийству. Или как ты говорил "сознательной самоликвидации". Я тянулась только к чему-то совершенно свободному, не давящему на меня своей деспотией.