Прошло некоторое время, прежде чем девчонки заговорили.

– Знаешь, если они нам чего-нибудь скажут, не будем разговор поддерживать, – почти шепотом предложила Наталья. – Мне амуры всякие ни к чему, мне еще учиться и учиться. В аспирантуру хочу поступить. А ты почти замужем.

– А тебе который понравился? – так же шепотом спросила Светка.

– Который чуть повыше и постарше.

– А мне – другой.

– Ага, хоть не подеремся! – и они тихо засмеялись.

Сидевшие перед ними мужчины тоже негромко переговаривались между собой. Потом один из них повернулся – тот, что понравился Наталье, – и о чем-то спросил по-французски, глядя на нее.

Если бы здесь был папуля, он высоко оценил бы свои педагогические способности, потому что Светка вдруг выпалила на нечетком, но тем не менее понятном арабском:

– Хейя мишкалям франсауи, хейя… калям… инглизи.

Что значило: «Она не говорит по-французски, она говорит по-английски».

– О! – удивился сосед и похвалил: – Энта калям араби квайс.

То есть хорошо она, Светка, говорит по-арабски. Но она храбро отринула комплимент:

– Ля! Мишквайс. Швае-швае. Инглизи ахсен. – На этом ее знания иссякли. Ну, почти…

Наталья смотрела на подругу, как на седьмое чудо света – ну надо же, какие таланты в ней таились! И тот, на кого так боялась поглядеть Светка, тоже смотрел на нее с удивлением.

Старший поинтересовался у «леди», теперь уже на английском: не их ли они с братом видели вчера на улице Муиз? Ну, на туристической тропе у Хан эль-Халили – уточнил он, потому что Наталья, на которую он смотрел при этом, не сразу ответила.

И тогда та, забыв о собственном предложении «не отвечать», давя акцент, призналась – да, их.

А дальше разговор пошел совсем легко: как понравился Каир и вообще Египет, надолго ли едут в Александрию и все такое прочее, что обычно спрашивают у туристов. Девушки отвечали, но внутренне все же были настороже: уж очень их смущал разговор, услышанный в аэропорту, – временными женами им быть никак не хотелось. Конечно, их новые знакомые не были пляжными жиголо, но все-таки…

Теперь было не до сна.

Братья представились: тот, что повыше ростом и служил в полиции, конечно же, назвался Мухамедом, для друзей – Хамада. Тот, что служил в армии – Ахмедом. Были они не родными братьями, а двоюродными – кузенами. У Ахмеда короткий отпуск, он приехал в Каир, и они с Хамадой решили вместе съездить в Александрию к родственникам – ведь большинство каирчан летом обычно уезжают от жары в этот приморский город. Кстати, Ахмед тоже недурно изъяснялся по-английски. Слово за слово, и поступило предложение вместе погулять по корнишу – набережной, посетить форт Кайт-бея и несколько музеев. Девчонки постеснялись-поотказывались, потом согласились. А что такого? Их же не в постель тащут, а на людные улицы!

Наговорившись и договорившись, они все-таки задремали.

Проснулись оттого, что автобус остановился. Было темно, но сбоку горели довольно яркие огни. Часть пассажиров уже вышла на воздух, и запах их сигарет потянулся в салон. Кузенов тоже в автобусе не было – понятно, джентльмены решили не беспокоить спящих дам. Но выходить было нужно – со сна, конечно, приспичило в туалет.

Спустились и пошли туда, откуда доносились голоса. Веранда рестхауса возвышалась над землей в человеческий рост, на ней за столиками сидели люди, пили прохладительные напитки, черный египетский чай и кофе, приготовленный в турках. Девочки сразу прошли за буфетную стойку, где по идее должен быть туалет, и туалет там действительно был, но воды не оказалось, зеркала тоже. Пришлось доставать салфетки и карманные зеркальца, которыми они предусмотрительно запаслись в дорогу. Кое-как обтерли лица, руки, освежили несложный макияж – хоть и темно сейчас, а утром где этим заняться? Наталья вышла первая, Светка еще какое-то время мучилась с размазавшейся во время сна тушью.

Когда она появилась на веранде, Наталья сидела за самым большим – сдвоенным – столом с группой ребят, по виду российских кавказцев, и бойко переговаривалась с ними – действительно по-русски. Светка подошла ближе. Парни ей не то что бы не понравились, просто непонятно было, что они делают здесь, посреди пустыни. Но она культурно поздоровалась и спросила подругу с намеком:

– Ехать не пора?

– Автобус даст гудок, – ответил один из парней, коренастый, спортивного вида.

– А пока меня угощают настоящим кофе по египетским рецептам, – немножко виновато сообщила Наталья. – Ребята учатся здесь в университете, едут на машине – тоже в Александрию. Но я им уже сказала, что у нас свои планы.

– Мы не обиделись, – сказал коренастый. – Но выпить кофе с земляками отказываться нельзя.

И хотя Светка, как большинство москвичей ее детства и ранней юности, никогда не делила людей по национальностям, чем-то ей ребята не приглянулись – может, давала о себе знать война в Чечне… Не будешь же у них спрашивать, откуда они. Все равно скажут, что из Дагестана…

Она оглянулась по сторонам: ни Хамады, ни Ахмеда видно не было.

Выходило, что прямо отказаться получится грубо и потому неудобно, и она присела к столу. Коренастый отправил одного из парней заказать для нее кофе и проследить, чтобы все было сделано по правилам. Вдруг в этот самый момент она увидела внизу, у ступенек рестхауса, силуэт Ахмеда с сигаретой в руке, сразу же встала, извинилась и, сказав, что на минутку, удалилась в сторону нового знакомого.

– Вы курите? – спросила Светка глупо и получила в ответ суховатое: «Курю».

Ей показалось, что Ахмед плохо подумал о них с Натальей, и это было почему-то ужасно важно, и она застрекотала об этих ребятах, которые учатся здесь, в Каире, о том, что неудобно бежать от земляков, даже не выпив предложенную чашечку кофе. Ахмед, покуривая, слушал. В конце заявила, что сейчас придет – только сделает глоток, чтобы людей не обидеть, и заберет шибко культурную Наталью.

Когда она снова села за стол и взяла чашечку с «настоящим кофе», то буквально кожей ощутила напряжение, разлившееся вокруг, хотя ребята и улыбались, а Наталья продолжала что-то говорить. Кофе ей не понравился: много сахара, кардамона и легкая горчинка… Отпила буквально пару глотков.

И тут, истинная дочь своего отца, она как бы мысленно поднялась над верандой и оттуда, сверху, увидела: парни чего-то ждут, перебрасываются словами на родном языке, что неприлично в присутствии не знающих его девушек, а Наталья говорит все медленнее и медленнее… А коренастый погладывает то на Светку, то на чашечку с кофе, словно проверяя, сколько она уже выпила.

Ее словно ударило: в кофе что-то добавили. Зачем? Об этом не время думать.

Встать и заорать, позвать на помощь? На каком языке? Но действовать надо быстро: то, что добавили в кофе, было очень сильным – она уже чувствовала, как к ней подкрадывается волна расслабленности, усталости, и – видимо, в самом конце – крепкого сна.

«Но Хамада же полицейский! – вспомнила Светка. Соображала она удивительно медленно… – Значит, надо добраться до Хамады или хотя бы до Ахмеда – вон он стоит, переживает. Но прямо к нему лучше не идти, могут помешать, а времени мало, так мало…»

Она схватилась за живот, показывая всем своим видом, что ей дурно.

– Наверное, вода плохая, – слабо улыбнулась девушка и направилась к туалетам. Миновав их, осторожно, очень осторожно, потому что тело было уже не очень послушным, спрыгнула с веранды, тяжело перевалившись через ограждение, прошла, крадучись, вдоль нее и буквально вцепилась со спины в Ахмеда.

– Помогите! Нас, кажется, отравили… или усыпили, что-то в кофе… – почти на одном дыхании произнесла она, а губы не слушались. Она уже не чувствовала, как египтянин осторожно опустил ее на песок там, где ее невозможно было увидеть с веранды…

Проснулась Светка от жуткого шума тысяч колокольчиков, который буквально бил по ушам. И открыла глаза: на пустыню наступал рассвет.