По рассказам прибывавших из Крыма в Константинополь, жизнь в Крыму напоминала былые дни перед началом конца. Несмотря на ряд принятых и принимаемых суровых мер борьбы с развращенным тылом, разгул продолжался во всю. Феодосия, Симферополь, Севастополь, Ялта представляли собой форменные вертепы разврата, спекуляции, грабежей и пьянства. Неоднократно целые группы офицеров и грабителей, пойманных на месте преступления, здесь же вешались и расстреливались без всякого суда. Спекулянтов целыми пачками отправляли в Советскую Россию через фронт и т. д., но ничто не помогало. Тыл на глазах у всех развивался и переживал агонию своего конца. Слухи обо всем творящемся в тылу безусловно достигали фронта и разлагали его. В октябре 20 года началось неожиданное наступление большевиков по всему фронту.
25 октября началось отступление армии ген. Врангеля, через несколько дней превратившееся в паническое бегство. Участники и очевидцы этого отступления описывают его следующим образом.
Наступление большевики повели на одном из участков фронта, где и устроили прорыв. Брошенные ген. Врангелем из резерва части добровольческого корпуса, под командой ген. Кутепова, ликвидировать прорыв не могли и были разбиты. Прорыв ширился и углублялся, захватывая новые участки фронта. Началось общее отступление, закончившееся всеобщим бегством в направлении на Перекоп. В Крым проскочить успели очень немногие части белых, остальные были захвачены в плен. Тогда, на позиции к Перекопу были двинуты юнкерские училища и из резерва казачьи части, находившиеся на отдыхе в Крыму, и наступление большевиков было временно задержано. Неожиданно наступившие сильные морозы ухудшили положение фронта. Войска были почти полураздеты. Лед, образовавшийся на Сивашских болотах, заставил удлинить линию фронта и тем ослабить ее.
Так прошло несколько дней. Во всех портах Крыма в это время происходила деятельная погрузка на суда штабов, учреждений, некоторых воинских частей и семей военнослужащих. Из Константинополя спешили десятки пароходов, вызванные в срочном порядке по радио.
7 ноября большевики развили ураганный артиллерийский огонь и вновь перешли в наступление. После ожесточенного сопротивления Перекоп 11 ноября был оставлен и большевики начали продвигаться по Крыму в направлениях: Феодосия, Керчь, Ялта и Севастополь, т. е. в тех направлениях, где происходила эвакуация.
Казачьи части в самом начале наступления большевиков неожиданно бросили фронт и начали уходить в направлении на Феодосию и Севастополь. Когда им потом задавали вопрос: «почему вы бросили фронт? Ведь на вашем участке большевиков не было и следовательно не было никакой опасности», — они отвечали: «Мы большевиков не боялись и не боимся. Нам это не страшно. Мы боялись, чтобы с нами добровольческие генералы опять не выкинули такой же номер, как это было в Новороссийске». Там тоже тогда говорили: «вы, мол, у себя дома. В случае чего, можете рассеяться и пробраться к себе в станицу, а пока что защищайте эвакуацию. Мы вам, оставили места на пароходах. А когда дело коснулось посадки, что нам ответил Деникин? Нет! Уж довольно на чужих спинах эвакуироваться… Вот мы и решили, чтобы не опоздать, бросить все и идти к пароходам».
Знаменитые Перекопские укрепления, о которых столько говорили и писали в газетах, — оказались мыльным пузырем, разлетевшимся от первых же выстрелов из орудий большевиков. Говорили, что они строились по последнему слову военной техники французскими офицерами, участниками обороны Вердена и по образцу последнего, что все блиндажи сплошь из железа-бетона, рассчитанные на самые тяжелые снаряды, что устроено несколько рядов проволочных заграждений, наблюдательные пункты и т. д., т. е. все то, что даже для любой западно-европейской армии с ее усовершенствованиями недоступно. Писали, что Перекоп можно защищать силами не более одной дивизии.
В действительности, грозные перекопские позиции оказались недоделанными полевыми окопами, с обваливавшимися брустверами и стенками, без всяких траверсов, ходов сообщений и прочих необходимых и примитивных усовершенствований. Изредка и кое-где торчали проволочные заграждения, а в иных местах снятая проволока просто валялась перед бруствером или в окопах. Колья были унесены окрестными крестьянами на дрова.
Естественно, что настроение частей, занявших позиции и слышавших ранее иное об этих позициях, было удрученное. К этому еще присоединился и страх перед возможностью остаться в случае неудачи. Все это, в совокупности, сковало волю к обороне, и большевики окончательно разбили армию Врангеля.
Ген. Врангель еще заранее со своим штабом погрузился на дредноут «Ген. Алексеев», откуда и руководил посадкой войск и населения на пароходы. Последние остатки войск погрузились и вышли из Севастополя в море 15 ноября под обстрелом большевиков.
Ген. Май-Маевский, бывший командующий добровольческой армией, до последней минуты проживал в Севастополе. В самый последний момент эвакуации он в автомобиле отправился на пристань, чтобы эвакуироваться со всеми вместе. По прибытии автомобиля, оказалось, что Май-Маевский мертв. По дороге на пароход он умер от разрыва сердца.
Все, что не могли захватить и увезти с собой эвакуировавшиеся, уничтожалось здесь’ же, на месте, у пристани или топилось в море. Орудия, броневики, автомобили и прочее военное имущество на миллионы рублей стали добычей моря, лишь бы не досталось в руки большевиков. В городе начались те же грабежи, погромы и убийства, что наблюдались в Новороссийске.
В Феодосии, Керчи и Ялте было то же самое. Хуже пришлось частям отступавшим с фронта через горы. Зеленые, узнав о разгроме армии Врангеля, вышли из своих неприступных убежищ и начали спускаться с гор. Весь путь отступавших частей к Ялте прошел в непрерывных столкновениях с зелеными.
В последних числах октября 20 года по Константинополю среди беженцев пошли слухи о ненадежности фронта в Крыму. Со дня на день слухи усиливались и, наконец, получили первое подтверждение в официальном сообщении штаба. С каждым днем веревочная линия фронта на карте, вывешенной в витрине «Освага», спускалась все ниже и ниже. 24 октября красные заняли Орехов и Александровск, 28 октября общее наступление красных и 3 ноября линия фронта проходит через Перекоп, 7—10 ноября бой на линии Перекопских и Таганашских укреплений и 11 ноября взятие их большевистскими частями.
11 ноября взятие красными гор. Симферополя и Феодосии, 15 ноября взятие Севастополя и 16 ноября оставление Крыма ген. Врангелем.
Карта военных действий с витрины «Осваг» убрана.
В продолжение 4–5 дней во дворе посольства и около пустующей витрины «Осваг» с утра до поздней ночи томятся и гудят беженские массы. Каждое слово, слух, брошенные невзначай, получают форму определенного и достоверного события и передаются из уст в уста по всему беженскому миру. Родственники, друзья, знакомые оставшихся в Крыму полны томительного беспокойства за их участь и судьбу.
Неожиданно пронесся слух, что в Черном море разыгрался шторм и часть судов с беженцами погибла. Уныние и паника вновь и сильнее, овладели беженцами. К вечеру 18 ноября точно выяснилось, что никакого крушения не было, а что на некоторых пароходах во время пути не хватило угля. Высланные из Константинополя угольщики пополнили запасы угля и теперь вся «эскадра» с беженцами находится у входа в Босфор. 20 ноября вечером начали прибывать группами и в одиночку отдельные пароходы, баржи, буксиры и шхуны. Некоторые более сильные и с исправными машинами пароходы тащили за собой на буксире тех, кто не мог самостоятельно идти. Так продолжалось в течение почти всего дня 21 ноября. Наконец, к утру 22 ноября весь транспорт с живым беженским грузом в количестве до 70 судов окончательно расположился в бухте «Мода» против Константинополя. Количество всех пассажиров-беженцев на судах доходило до 90 тыс. человек, Из этого числа на армию, как на таковую, приходилось около 30 тыс. человек, включая сюда донских и кубанских казаков.
Весть о прибытии пароходов с крымскими беженцами моментально разнеслась по Константинополю. Тысячи лодок и катеров с прежними беженцами устремились к прибывшим пароходам и судам. Одни, с целью розыска своих родных, знакомых к друзей, другие, просто из любопытства и желания посмотреть, как выглядят крымские беженцы. В числе последних наблюдался значительный процент иностранцев со своими неизменными фотографическими аппаратами.