Из-за деревьев показались люди. Трое из них — в черном, солнце отразилось на воротничке того, что шел посередине. Старший Администратор собственной персоной. Кроме администраторов еще с десяток мужчин.
Четверо из них попарно несли два бревна.
— Я им звонил, — сказал Крыс, — предупредил, так что все пройдет быстро.
Старший Администратор, высокий худощавый парень с рыжей щетиной вместо бороды на лице, не здороваясь, подошел к Ивану, протянул планшет.
Иван взял.
Протокол свидетельствовал, что Старший Администратор офиса Службы Спасения в поселке Люциферово Альфред Свенсон принял тело Игната Семенова у Сигизмунда фон Розенштайна в присутствии Старшего Исследователя Объединенной Инквизиции Ивана Александрова. Претензий не имеет. О коллективной ответственности населенного пункта в случае невыполнения условий дополнительного соглашения осведомлен.
Подпись администратора уже стояла.
Пока Иван читал текст, Крыс размашисто расписался на обоих экземплярах, сунул ручку Ивану.
Подпись так подпись, подумал Иван и расписался.
Администратор протянул один листок Крысу, тот спрятал его в нагрудный карман рубашки.
Мужчины с бревнами поднялись на вершину холма, двое с лопатами подошли к ним и стали копать. Еще двое вошли в автобус.
Послышались приглушенные женские крики. Мужчины вышли, неся на носилках тело. Следом за ними выбежала предавшаяся, но ее еще двое мужчин схватили за руки. Младший администратор, невысокий брюнет лет сорока, быстро подошел к ней и ввел что-то в плечо прямо сквозь одежду армейским шприц-тюбиком.
Тело отнесли на вершину холма, носилки поставили на землю возле тех, что работали лопатами.
— Это недолго, — тихо сказал Крыс. — Вон уже люди идут.
От поселка действительно шли люди. Много людей. Как бы не все пять тысяч из населения Циферовки.
Шли молча, слышен был только шорох тысяч ног.
На холме мужчины с лопатами посторонились, те, что придерживали бревна, опустили ношу торцом в ямы.
— Зачем бревна? — не выдержал и спросил Иван.
— Это не бревна, — ответил Крыс, — это столбы.
Утрамбовав лопатами землю у столбов, мужики отошли в сторону. Двое тех, что принесли покойника, подняли тело, привязали его к столбу. Потом подвели ко второму столбу вдову убитого. Тоже привязали. Но, как увидел Иван, только за талию, оставив руки свободными.
Женщина замерла, глядя на своего мертвого мужа.
Толпа сомкнула кольцо вокруг вершины холма.
Старший Администратор, держа планшет под мышкой, поднялся на вершину, предавшиеся расступались перед ним молча.
Возле столбов Администратор остановился, обвел взглядом собравшихся.
Тишина. Только жаворонок пел в вышине. Тяжелый запах серы.
— Игнат Семенов этой ночью попытался похитить своего ребенка из больницы в Новом Иерусалиме, — тихо сказал Администратор. — Он убил охранника и сам был убит.
Предавшиеся не издали ни звука.
Только сейчас Иван сообразил, чем отличается эта толпа от любой другой, которые видел Иван, от той же Денницы, в которой был прошлой зимой. В этой толпе не было детей. Не было никого младше двадцати лет, насколько мог рассмотреть Иван. Беременные — были. Много, Иван даже не стал считать.
— Теперь его тело будет находиться здесь неделю, — сказал Администратор. — Его жена, которая могла быть соучастницей преступления, будет находиться здесь до захода солнца.
— Охренели совсем? — тихо спросил Иван у Крыса, но голос прозвучал неожиданно ясно, предавшиеся оглянулись.
— Замолкни, — процедил сквозь зубы Крыс.
— Это мне замолкнуть? — спросил Иван уже нормальным голосом, не скрываясь. — Вы только что родившую женщину собираетесь держать на солнцепеке целый день?
— Не лезь! — Лицо Крыса побледнело. — Здесь такие законы…
— Где здесь? — громко, во весь голос спросил Иван. — На Земле? Божьи законы здесь другие? Ладно, вы наделили себя правом платить кровью за кровь, но здесь нет крови. Нет преступления. Или я чего-то не понимаю? Я не понимаю чего-нибудь?
Крыс был на голову ниже Ивана, в своей цветастой рубашке, широких шортах и сандалиях на босу ногу, он выглядел нелепой карикатурой, стремительно состарившимся десятилетним мальчишкой.
У Крыса дергался кадык на тощем горле, когда он кричал Ивану в лицо, что тот не имеет права, что обязан не лезть… не вмешиваться… Иван молча обошел старика и поднялся на холм.
— Нож! — потребовал Иван, остановившись перед предавшейся, привязанной к столбу.
Кто-то, Иван не видел, кто именно, вложил ему в руку нож с простой деревянной ручкой. Иван разрезал веревку, бросил нож на землю и приказал, чтобы женщину отнесли в больницу. И спустился к автобусу.
Когда проходил сквозь толпу, ему показалось, что кто-то прошептал «спасибо». Несколько рук коснулись его плеча.
Крыс сидел на ступеньках автобуса и курил.
У него за спиной маячил Тепа, тоже с сигаретой в руке.
— Еще долго? — осведомился Иван у Тепы, через голову старика.
— В принципе, все, — ответил водитель. — Вон вороны уже летят. Начнут, я думаю, при зрителях, к вечеру уже закончат. А эти, предавшиеся, разойдутся по домам сразу, как мы уедем.
— Поехали, — сказал Крыс, бросил окурок на землю и встал со ступеньки. — Повеселились, пора и честь знать.
Старик поднялся в автобус. Иван вошел следом.
Дверь закрылась, и автобус поехал.
Через пять минут въехали в лес.
— Останови, — приказал Крыс, и Тепа послушно остановил. — Выйди, погуляй, нам нужно поговорить.
Тепа встал со своего места, взял из-за кресла матерчатую сумку и вышел из автобуса.
— Значит, говоришь, Божий закон? — сказал Крыс. — То есть мы этого закона не выполняем?
Иван не ответил.
У старика мог быть пистолет, тот самый допотопный «вальтер», что лежал у него в столе на вокзале. Под просторной рубашкой можно было спрятать целый арсенал. Судя по выражению лица, Крыс сейчас вполне мог пристрелить собеседника. Ну или попытаться.
Пистолет Ивана был сзади за поясом форменных брюк. На предохранитель и в обычное время Иван «умиротворитель» почти никогда не ставил, а, отправляясь утром в поездку, которая могла оказаться опасной, не поставил тем более.
Хочет старичок поиграть в ганфайтера? С нашим удовольствием. Иван встал с сиденья.
Старик тоже.
Дуэль из автоматических пистолетах на расстоянии в полтора метра — штука наверняка забавная. И недолгая.
«Вальтер» Крыса тоже не стоял позавчера на предохранителе.
— Думаешь, я стрелять буду? — спросил старик.
— Нет?
— А потом отправиться прямиком в ад? Спасибо, я подожду. Кто-нибудь другой. Может, кто-то из толпы, которую ты так сегодня поразил своим гуманизмом. Гуманизмом Объединенной Инквизиции. — Крыс поднял свою рубашку, открывая дряблый животик и морщинистую спину. — Вот, убедись. Нет у меня оружия с собой.
Крыс снова сел.
Иван тоже. Оружия своего он демонстрировать не стал.
— Ты ведь ничего не понимаешь… — устало выдохнул старик.
— Мне никто и не объясняет. А то, что я вижу, мне не нравится. Вы можете поступать с трупами как вам заблагорассудится. Вы можете гнобить предавшихся, как вам будет угодно и как вам позволяет Служба Спасения, но есть штуки, которые…
— Ну да, женщины и дети, — недобро усмехнулся Сигизмунд фон Розенштайн. — Какой же гуманизм без женщин и детей. Ты же, насколько я знаю, тоже защищал женщин и детей, как я мог забыть? Только ведь у тебя не получилось тогда. И ничему это тебя не научило? Только не нужно мне снова начинать о том, что мы свиней вместе не пасли. Ты вчера правильно сказал — отсутствие свидетелей здорово изменяет общую тональность разговора.
— Я так сказал?
— Нечто в этом роде. Так вот, Иван Александров. Я не знаю, почему сюда прислали именно тебя. Я не могу себе представить, зачем здесь может понадобиться без году неделя инквизитор, когда даже опытный человек, повидавший в своей жизни много чего и понимающий куда как больше твоего, погиб, так ничего и не изменив.