Однажды вечером, когда мы с Максом ужинали в моей комнате, в коридоре зазвонил телефон. Я вышла снять трубку – обычно телефонные звонки шли ко мне. Но на этот раз какая-то незнакомая девушка игривым тоном попросила меня позвать Максима. Не захотела назвать свое имя. Я не стала задавать вопросов, а просто передала ему трубку. Максим начал разговор, и было видно, что он чувствовал себя неловко, явно «не в своей тарелке». Сославшись на то, что «очень занят», он быстро свернул разговор и повесил трубку. Повернулся ко мне со смущенным видом.

– Нинусенька, не обижайся, это совсем неизвестная мне девица, простая поклонница! Я оставил на киностудии твой телефон на случай, если я им срочно понадоблюсь. А какой-то дурак дал ей его, не выяснив, кто она и зачем! Извини, пожалуйста!

Я не обижалась. Прекрасно понимала, что Максим уже стал известным композитором, поэтому надоедания поклонниц были вполне естественным явлением. И потом, не боюсь повторяться, я доверяла ему. Сцены ревности были не в моем характере, да и они ничего не изменили бы. Если мужчина захочет изменить своей женщине, то всегда найдет возможность. Вопрос состоит в одном – принимать или не принимать. Закрывать на это глаза, продолжая отношения, или поставить точку. Или запятую – как в той пресловутой фразе – «казнить нельзя помиловать». Продолжать нельзя расстаться?

Мы никогда не ссорились. Единственный раз у нас произошла «заминка» в машине, когда мы ехали в гости к композитору Виктору Лебедеву и к его жене, балерине Наталье Седых. Максим приехал за мной уже «заведенным» – в плохом настроении из-за накладок в работе. В какой-то момент он резко вспылил, повысил на меня голос. Я попросила его прекратить – в таком состоянии не было смысла ехать в гости. Сказала ему, что если так будет продолжаться, то я просто выйду из машины. Макс резко замолчал, успокоился, и больше мы к этому вопросу не возвращались.

Мне казалось, что у нас не было никаких причин для ссор. Кроме того, я инстинктивно чувствовала, что Максим не любил «выяснений отношений». Хорошо понимала его, так как и сама не любила этого.

Виктор Лебедев гостеприимно встретил нас. Интересный мужчина, очень приятный человек, умный и увлеченный. Наталья Седых оказалась хрупким воздушным созданием. Я ее видела в фильме-сказке «Морозко», но ни разу на сцене. Внешне в жизни она была почти такой же, как и в фильме. Оказалось, что Наташа ждала ребенка. Шесть месяцев беременности совершенно не портили ее. Виктор, заботливый муж, обращался с ней очень бережно.

Наталья предложила нам жасминовый чай с пирожными. В моей чашке плавал крохотный цветочек жасмина.

– Цветок для дамы! – произнесла, улыбаясь, Наташа.

– Очень мило, спасибо, Наташа! Чай из «Пекина»? – спросила я ее, имея в виду ресторан «Пекин», где я сама изредка покупала этот китайский чай в крошечных пакетиках. Он стоил там «бешеные» деньги.

– Из Парижа! – рассмеялась Наташа.

Ну, конечно! Я должна была догадаться, что Наталья с Большим театром ездила на гастроли за границу. У нее не было необходимости изыскивать дефицит в Москве, как все мы.

– Замечательно! Мерси боку, мадам!

Я восхищалась нежным белоснежным цветочком, источающим изысканный запах, царственно восседающим на поверхности, и даже предположить бы не смогла, что через несколько лет сама буду покупать этот жасминовый чай в Париже.

Мы провели теплый вечер, наполненный интересными разговорами.

А когда мы с Максом вернулись ко мне и остались наедине под завесой глубокой ночи, то к нам снова вернулась та магия, которая связывала нас невидимыми волшебными нитями.

Максим не часто говорил мне о своих чувствах. Но когда говорил, то всегда так ярко и красочно, с таким пылом, с такой убежденностью, что не поверить ему, сомневаться в его искренности я просто не могла. Да и почему бы не поверить? Мне казалось это естественным. Разве я не была достойна любви, его любви? Разве я не была ему не просто женщиной, с которой он имел близкие отношения, но и другом, единомышленником, готовым прийти в любую минуту на помощь, поддержать и даже чем-то пожертвовать в случае необходимости? И я верила ему, верила его словам. Как и зачем общаться, жить, любить без веры, без доверия?

– Нинулечка, ты нравишься абсолютно всем моим знакомым и родственникам! Даже маме, которая всех критикует! Мне это очень приятно. Такого у меня раньше никогда не было! Не люблю об этом говорить… но я тебя ревную… да… Когда мы куда-то приходим, все мужики смотрят только на тебя! Если бы мы сейчас были женаты, то я бы с ума сходил, постоянно думая, где ты и с кем!

Мне это было и понятно и не понятно. Ревность – естественное человеческое чувство. Оно иррационально. Ревнуют часто даже тогда, когда нет никаких оснований для этого. Это один из аспектов любви. Но, с другой стороны, разве он не видел того, как искренне я к нему относилась? Разве не чувствовал мою преданность?

На окружающих мужчин я не обращала никакого внимания. А попытки ухаживаний сразу же пресекала. Меня это не интересовало – мне не было нужно подтверждений своей привлекательности. И мне не был нужен другой мужчина, ведь у нас все было хорошо. Даже больше, чем хорошо.

Двойная жизнь, амурные приключения, «коллекционирование» любовников, флирт никогда не притягивали меня: интуиция подсказывала, что они стерильны – всегда заканчиваются или плачевно, или, по крайней мере, ничем.

Однажды Зоя Ивановна, с которой мы постепенно очень подружились, ласково отчитала меня. Она регулярно приглашала меня к себе в гости, когда Максим уезжал в Полтаву. Но также и когда он находился в Москве, но был занят.

В тот день Максим позвонил мне из одной из московских студий звукозаписи:

– Нинуля, извини… сегодня вечером к тебе не приеду – что-то разболелся… Сейчас заканчиваю запись и еду к маме. Сразу в постель, у меня, похоже, температура. Позвоню тебе вечером или завтра, в зависимости от состояния. Нежно целую!

Я знала, что Зоя Ивановна и сама неважно чувствовала себя в те дни – она сказала мне это по телефону. В аптеку за лекарствами не пойдет. Знала, что и Максим не пойдет – он всегда отмахивался от них.

У меня, естественно, возникла мысль, что нужно помочь ему. Я зашла в аптеку, купила то, что полагалось в подобных случаях, и попутно купила у узбеков-спекулянтов на рынке у Цветного бульвара длинную желтую дыню. Они не хотели торговаться, но я не стала спорить. Затем позвонила маме Максима.

– Зоя Ивановна, Макс еще не вернулся?… Нет? Тогда можно я сейчас заеду к вам на минутку – кое-что оставить?

– Ну, конечно, Ниночка, приезжай!

Мама Максима, как всегда, радушно встретила меня. Я вручила ей покупки и повернулась, чтобы уходить. Зоя Ивановна предлагала остаться на чай, но я не хотела затягивать свой экспромт-визит, беспокоить ее, поэтому отказалась.

В дверях она задержала меня, прикоснулась к моему плечу. Мягко, по-доброму глядя мне в глаза, неожиданно произнесла:

– Зачем ты его так балуешь? Больше так не делай, мужчины не ценят этого.

Я удивилась, чуть опешила. Что в моем поступке было такого особенного? Мне казалось, что позаботиться о заболевшем близком человеке было в порядке вещей. Наверно и Максим сделал бы то же самое, если бы заболела я. Но не стала развивать тему. Несомненно, Зоя Ивановна знала своего сына лучше, чем я.

– Хорошо, Зоя Ивановна, спасибо, – улыбнулась я, – принимаю к сведению! Максиму привет, пусть скорее поправляется!

– Есть такое дело! – рассмеялась она. На прощание прижала меня к себе, расцеловала.

Я приняла ее совет на веру и сделала для себя выводы.

Вечером позвонил Максим. Бурно выражал свою благодарность.

– Огромное спасибо, Нинулечка! Но не надо было беспокоиться, мне уже лучше. Мама от тебя в восторге, говорит, что ты самая лучшая девушка, которую она когда-либо видела со мной! Завтра вечером я заеду за тобой, поедем ужинать в Дом композиторов. Нежно целую много-много раз!