Не знаю, была ли в курсе поведения мужа Дюльбара – яркая брюнетка с азиатскими чертами лица. Со мной она показала себя очень нервной и агрессивной особой. Причем безо всяких оснований, так как я относилась к ней вежливо и доброжелательно, как, впрочем, и ко всем людям. Причин для ревности не могло быть – ее мужу я никакого особого внимания не уделяла – если и, разговаривая, улыбалась, то это была только простая вежливость. К тому же Максим всегда был рядом. Складывалось впечатление, что Дюльбара не переносила женщин вообще. Насколько я поняла, она принимала «в подружки» только покупательниц дорогих товаров, которые ей привозили из-за заграницы знакомые иностранцы. В то время Дюльбара была известной в Москве фарцовщицей.
Супруги Телесы остановились в новой современной гостинице «Ялта», построенной по западным эталонам той эпохи. Поприветствовав их с приездом, мы с Максом решили не мешать им размещаться, отлучились на несколько часов для прогулки к морю. Затем вернулись обратно на ужин в просторном ресторане гостиницы с видом на море. Там, за прямоугольным столом, уже собрались несколько знакомых этой пары, в том числе миловидная артистка театра Татьяна Иванченко или Иваненко, если я правильно запомнила фамилию. За столом Дюльбара очень много и громко говорила, без устали, всех перебивала. Даже Максиму не всегда удавалось вставить свое остроумное слово. Видя такую обстановку, я предпочла молчать, с улыбкой наблюдая за всем этим. Поэтому облегченно выдохнула, когда ужин, наконец, закончился и мы с Максом уехали ночевать в гостиницу.
Ялтинские дни пролетели очень быстро.
После Ялты Максиму нужно было заехать на два дня в Полтаву для записи своей музыки. На месте ждали ребята его музыкальной группы или, как тогда говорили, ансамбля «Фестиваль».
Накануне нашего отъезда состоялся ужин в ресторане вместе со всей съемочной группой во главе с Татьяной Михайловной. В тот вечер она находилась в благодушном настроении. Часто улыбалась, иногда даже мне. Видимо, была удовлетворена проделанной работой.
Мы с Максом оказались за столом напротив нее. Общий разговор шел, как обычно, обо всем и ни о чем, сюжеты постоянно менялись, перескакивая с одного на другой. Масса шуток, каламбуров, «реприз» – как это всегда бывает в творческих компаниях. Максим тоже был в эйфорическом настроении. Под столом нежно сжимал мою руку.
Тосты шли чередой. Мы пили хорошее крымское красное вино, а «коронным» блюдом ресторана были куропатки. Свою я отдала Максу – у меня уже тогда проявились вегетарианские наклонности.
Максим взял слово и поднял тост за Татьяну Михайловну – «талантливого режиссера и прекрасную женщину!» Дама зарделась от удовольствия. Было видно, что она очень растрогана. Затем, алаверды, слово взяла она. Подняла тост за Максима. Нужно сказать, она произнесла такие слова, сделала ему такой комплимент, о котором можно было тогда только мечтать. Мне было крайне приятно за Макса, от неожиданности даже перехватило дыхание.
Татьяна Михайловна встала и торжественно произнесла, чеканя слова:
«Поднимаю этот бокал за Максима! Мне кажется, что если бы сейчас был жив Исаак Осипович, то он писал бы примерно такую же музыку, какую пишет Максим!» Я зааплодировала, за мной и остальные. Максим был польщен, смущен.
На следующий день мы втроем с Валерием уезжали в Полтаву, Макс хотел, чтобы я поехала туда вместе с ними.
Отправились из Ялты на машине, которую мужчины вели по очереди. Продолжали ехать даже ночью по неосвещенной дороге, и в какой-то момент нам чудом удалось избежать серьезной аварии, возможно, даже смертельной. Поскольку дорога и видимость были очень плохими, мы чуть было не влетели на большой скорости в глубокую яму.
К счастью, в последний момент все обошлось – Макс вовремя вывернул руль.
Это был «не наш день».
По приезде в Полтаву, забросив вещи в гостиницу, мы тотчас отправились в студию звукозаписи. Там я познакомилась с замечательным человеком и большим профессионалом своего дела, звукорежиссером Леонидом Сорокиным, о мастерстве которого даже писали в газетах. А вечером мы встретились и с его женой и сыновьями, так как Леонид радушно пригласил нас к себе на ужин. У него оказалась такая же милая и гостеприимная, как и он сам, жена Людмила. Мы быстро подружились и затем долгие годы переписывались, даже тогда, когда я уже жила во Франции.
Также в Полтаве Максим познакомил меня и с ребятами из своего ансамбля. Они произвели на меня впечатление не только отличных музыкантов, но и очень приятных в общении людей.
С одним из них, Марком Айзековичем, – Максим даже заезжал ко мне в гости, в мою коммуналку в Москве, – произошел забавный эпизод.
В тот день мне совсем нечем было угостить их – был конец месяца, и я снова оказалась «на мели». А Макс позвонил и тут же приехал экспромтом. У меня не было времени подготовиться заранее, занять у кого-то денег до получки, чтобы выйти за продуктами. Я извинилась перед Марком за то, что мне нечего было им предложить. Он не поверил, смеясь, открыл холодильник и… остановился в удивлении – тот был практически пуст. А затем, отчитав за это Макса, Марк отправился вместе с ним в магазин.
Вернулись они с продуктами и алкогольными напитками, и мы устроили веселый «пир на весь мир».
У меня остались очень приятные воспоминания об этом хорошем человеке, так же, как и о семье Леонида Сорокина. Часто люди, живущие в провинции, в глубинке, оказываются проще и душевнее столичных, и мне такие качества всегда импонировали.
Позднее я подружилась с другим музыкантом из ансамбля «Фестиваль» – Дмитрием Магазаником (Даниным), которого все друзья почему-то называли Даней, и с его женой Машей. Они постоянно проживали в Москве, на Кутузовском проспекте. Маша была дочерью известного талантливого пианиста Льва Оборина. Впоследствии я не раз виделась с ними, они были очень приятными, гостеприимными людьми.
Наше время пребывания в Полтаве закончилось, и мы вернулись в Москву. Жизнь вошла в свою колею. Максим по-прежнему приезжал ко мне практически каждый день. Только иногда снова уезжал на несколько дней в Полтаву для записи музыки.
Наши отношения продолжали развиваться. Мне они казались очень гармоничными. Да и сам Максим говорил мне: «Наша любовь это наше совместное творчество». Возможно, говорил это потому, что я всегда поддерживала его во всех областях личной и профессиональной сферы, разделяла его интересы. Ставила себя на его место и давала советы, когда он их спрашивал. Наверно, я не была оригинальна. Вероятно, каждая женщина делала то же самое, находясь рядом с ним. Но я это делала по-своему.
Максим всегда относился ко мне с вниманием и нежностью. Чего еще мне нужно было желать?
О возможном замужестве я не думала, понимая, что его душевные раны еще не зажили после третьего развода. Да и я уже однажды была замужем и еще полностью не оправилась от своей ошибки. Да и не видела оснований торопиться.
Никакого финансового или престижно-тщеславного расчета по отношению к Максиму в моей голове не было. Важен ли штамп в паспорте, когда ты безгранично доверяешь человеку? Я не ждала от него ни измен, ни лжи, ни предательства – не могла даже представить себе подобное. Не по наивности, а потому, что у нас, действительно все было замечательно во всех отношениях, в том числе в интимных. Так говорил сам Максим, и не было никаких оснований не верить ему.
И потом, от добра добра не ищут, не так ли? У меня не было никакого желания искусственно торопить события и подводить своего возлюбленного к «матримониальному» решению. Была убеждена в том, что жизнь сама все расставит на свои места.
Но я впервые сталкивалась с такой категорией мужчин, как Максим, и, конечно, еще не знала его до конца. За год-полтора трудно досконально узнать любого человека, а некоторых невозможно даже за долгие годы. Я не догадывалась о существовании «подводной» части Максима-айсберга, ведь мы часто судим людей по себе. Наши с ним отношения казались мне настолько безоблачными, что я не позволяла себе сомневаться в нем, думать о чем-то плохом, недостойном его.
