– В каком смысле?

– Что станешь делать?

– Я намерен добрести до этого поместья. Послушать, что скажет Эмеральд.

– У тебя больше храбрости, чем мозгов, Гаррет. Ты лезешь в глубокие какашки.

Я рассмеялся. Профессиональный убийца не должен произносить слов, которые употребляют нехорошие шестилетние мальчики.

– И при этом с открытыми глазами.

– Пытаешься сыграть роль Торнады?

– Что?

– У тебя, как и у нее, всегда свой взгляд на вещи.

– Просто я не такой параноик, как ты, и знаю, как разговаривать с этими людьми. Надо польстить их самолюбию, дать понять, что ты в восторге от каждой извилины в их мозгу, и они примут тебя как члена королевской семьи.

Дотс был не согласен, но не стал спорить, а всего лишь предложил:

– Может, тебе лучше взять с собой Плоскомордого?

Я не стал брать с собой Плоскомордого. Помощь мне не требовалась – я всего-навсего собирался поболтать с молоденькой девушкой.

Я не взял никого себе в компанию, убедив себя, что Маренго Северная Англия исповедует старомодную суровую честность в своих делах.

Так я оставил себя в дураках. Горячее желание повидаться с Эмеральд Дженн привело меня вовсе не к Маренго Северная Англия. Имение принадлежало типу, посылавшему своих головорезов измолотить меня – и это я мог бы без труда установить, проведя минимальное предварительное расследование. Имением под названием «Вершины», оказывается, владел некий Элиас Давенпорт. Этот Элиас Давенпорт считал Маренго Северная Англия мягкотелой задницей, способной только трепать языком по поводу прав человека. Сам же Давенпорт был готов действовать.

И почему я плохо слушал, когда Скользкий объяснял мне, кто принес письмо?

Проникнуть на территорию «Вершин» оказалось несложно. Труднее оказалось обеспечить спокойную встречу с Эмеральд.

Глупец. Я полагал, что они позволят мне встретиться с девицей, затем выкинут меня из головы и забудут обо всем. Я не учел, что эти типы уже пошли вразнос.

Однако очень скоро мне стало ясно истинное положение дел.

Ребята, с улыбкой распахнувшие ворота имения, начали шутить, как только металлические створки со звоном захлопнулись за мной. Их юмор оказался довольно убогим. Продолжая ухмыляться, они попытались врезать мне по почкам.

Из кустов вывалились ребятишки, которые недавно навещали меня. Похоже, их манеры нисколько не улучшились.

Они заставили меня так сильно разволноваться, что я нанес удар первым, защитив себя заклинанием, не позволявшим нападающим сконцентрироваться. Будь я проклят, если заклинание не сработало как надо! Они, как стая пьяных обезьян, визжали, прыгали, метались из стороны в сторону и посылали проклятия, промахиваясь мимо меня. Тем временем я старательно обрабатывал их волшебной дубинкой, усыпая пространство вокруг себя телами. Садовникам Давенпорта предстоит серьезная работа по уборке с территории удобрений.

Я был потрясен своими достижениями. Но согласитесь, все мы время от времени удивляем себя собственными успехами – был бы достойный стимул.

Дом Давенпорта не был виден, и мне пришлось отправиться в путешествие через широкие просторы ухоженных газонов, лавируя между фигурно подстриженными кустами и деревьями. Я чуть было не заблудился ч лабиринте из высокого кустарника. Потом пробежал через огромный, прекрасно организованный цветник, размышляя о том, что половина обитателей трущоб Танфера могла бы прекрасно существовать, возделывая эти земли под полезные сельскохозяйственные культуры.

Особняк Давенпорта даже у булыжника мог пробудить неуемную тягу к революционному перевороту. В доме было нечто такое, что просто кричало о презрении ко всем нижестоящим любой расы.

Я решил не приближаться к главному входу – кто его знает, здешнего Ичабода. Едва я завидел здание, сработали навыки разведчика. Я полз и перекатывался, передвигался короткими перебежками и крался на цыпочках, пока не достиг задней стены строения. Меня видело множество людей, но все они были унылыми типами в потрепанной униформе венагетов. Оказывается, пленных использовали здесь для общественно полезной деятельности – стрижки травы ножницами. Мы оказались взаимно вежливыми. Они прикинулись слепыми, а я, в свою очередь, не заметил их унижения.

Никогда не думал, что военнопленные могут быть низведены до такого положения. Нет, я вовсе не испытываю великую любовь к венагетам. Если люди гоняли вас по болотам, заставляя, чтобы выжить, жрать змей и жуков, вы не очень им сочувствуете, когда они сами споткнутся. Но все же в этой ситуации была какая-то высшая несправедливость. И суть ее, видимо, в том, что Элиас Давенпорт, похоже, не проводил разницы между поверженным врагом и низшими классами Каренты.

Элиас наверняка во время службы в армии имел тепленькое местечко за письменным столом. Интересно, что многие представители правящих классов, оказавшись в бою, с удивлением обнаруживали, что из их ран льется кровь точно так же, как и у фермерского сына или мальчишки со Дна.

«Заостренная сталь не испытывает почтения», – любил говаривать один из моих сержантов, ухмыляясь до ушей.

Я нашел черный ход. Он не был заперт и не охранялся. А чего им беспокоиться? Кто захочет вломиться в это логово психов? Кто осмелится потревожить Элиаса Давенпорта?

Ничего не имею против даже самых вонючих богачей. Я и сам надеюсь когда-нибудь стать таким: воздвигнуть небольшой стокомнатный особняк в поместье на тысячу акров, укомплектовав его набором рыжеволосых красоток и, быть может, соединив трубопроводом с пивоварней Вейдера. Но при этом считаю, что каждый должен достигать богатства так же, как и я, – честным трудом (например, разбивая черепа), а вовсе не после похорон предка.

Я понимаю, что чрезмерно упрощаю. Но я и есть простой, незатейливый парень. Упорно работаю (но не больше, чем считаю нужным), забочусь о друзьях, творю понемножку добро и никому не причиняю неприятностей без достаточных оснований.

Этот дом был домом страданий. Войдя в него, вы не могли это не почувствовать. Печаль и боль поселились в его теле. Дом влиял на своих обитателей точно так же, как и они влияли на него.

Всем нередко приходится встречать такие дома – старые здания, имеющие свои души: добрые или злые, веселые или печальные.

Этим домом владела тревожная тишина.

В нем, как в живом существе, должно было слышаться сердцебиение – шум человеческого движения, скрипы, потрескивания, хлопанье далеких дверей. Однако в доме не было слышно ни звука. Он казался пустым, как брошенная коробка из-под ботинок или как особняк Мэгги Дженн на Холме.

Жуть!

Я начал подумывать о ловушке. По-видимому, те ребята у ворот поджидали меня. Свалка понадобилась, чтобы кто-то домчался до дома предупредить о моем появлении.

Что я ожидал найти, миновав их? Куда я направляюсь… во что?

Я улыбнулся.

Плоскомордый не устает повторять, что я слишком много думаю. Он прав. Когда ты по-настоящему ввязался в драку, не остается места для всяких там сомнений и размышлений типа «а что, если». Ты должен сделать свое дело и смыться.

Я неторопливо, с улыбкой на роже вступил в тишину. Если мне когда-нибудь придет в голову давать названия своим приключениям, я назову поиски Эмеральд «Делом о взломщике, который был хорошим парнем». Мне то и дело приходится проникать всюду тайно и незаконно.

И не потому, что я этого хочу. Меня вынуждают люди.