– А вы?
– Морская пехота. Разведка.
– Ото! Здорово! – Он протянул руку, и мы сшиблись ладонями – дурацкий обычай, оставшийся со времени пребывания в Корпусе.
Нам еще тогда внушали, что мы никогда не перестанем быть морскими пехотинцами.
– Если сумеешь совладать со своей головкой, я, возможно, смогу использовать тебя в своей работе. Слегка помрачнев, он поинтересовался:
– А чем вы занимаетесь? Когда не разоряете лечебницы, устраивая там побоище, как в кабаке.
Я все объяснил. Затем еще раз. Он ничего не понял, пока я не сказал:
– Это вроде как бы быть на войне наемником – разница в том, что я помогаю найти пропажу или найти выход из трудного положения тем, кто не может справиться с этим самостоятельно.
Основную идею Скользкий все-таки усек. Правда, он так до конца и не понял, ради чего я проявляю мужество. В его представлении я являлся каким-то рыцарем на белом коне.
Пришлось изложить все в терминах, доступных его пониманию.
– Большинство моих клиентов до ушей загружены бабками. Они нуждаются во мне, а я выжимаю из них, сколько могу.
Даже Айви воспрянул духом, услыхав это. Но продолжал смотреть на ледник, как будто именно там находятся райские врата.
Пришлось подняться, откопать бутылку вина, хранившуюся в доме от начала времен, и поставить ее перед Айви. Когда наконец он отлип от горлышка, я спросил:
– А ты, Айви? Что делал ты на войне? Айви пытался ответить. Он честно старался изо всех сил, но язык его заплетался, и бедняга лишь нечленораздельно мычал. Я предложил ему еще раз приложиться к бутылке и расслабиться. Он так и сделал. Как ни странно, мой совет оказался продуктивным.
– Итак? – Я слегка потряс его, начиная ощущать чувство вины (накачался с двумя юродивыми, вместо того чтобы отправиться на поиски пропавшей дочери). – Что ты делал, когда был там, на юге?
– Гле-гло-глубокая раз… разведка. Рейнд… же… ры.
– Вот это да… – пробормотал Скользкий. Гражданским его чувств не понять.
Я кивнул, стараясь скрыть изумление. Айви вовсе не вписывался в образ героя. Впрочем, я встречал много подобных парней. Тех, кто, прослужив в элитных частях, ухитрились выжить. Эти ребята знали, как постоять за себя.
– Было очень трудно?
Айви молча кивнул. Любой другой ответ был бы ложью. Тяжелые, ожесточенные и кровавые бои шли сплошной чередой. Избежать их было невозможно. Милосердие было незнакомым словом. Даже теперь, когда война через много лет после нашего в ней участия, казалось, была выиграна, бои продолжались, хотя и не в прежнем масштабе. Солдаты Каренты преследовали отдельные отряды разбитых венагетов и старались прибрать к рукам беспризорную республику, созданную Слави Дуралейником.
– Глупый вопрос, – заметил Скользкий.
– Знаю. Но иногда мне приходилось натыкаться на типов, которые утверждали, что им страшно нравилось быть в Кантарде.
– Значит, они все время оставались в тылу. Или врут. А может, просто сумасшедшие. Те, кто действительно не представлял себе иной жизни, просто там оставались.
– В общем, ты прав. Айви вдруг заговорил тонюсеньким голосом:
– Те-теперь, когда… мы от-ту-да ушли, для них осво…освободилось много места. С ним я тоже согласился.
– Расскажите нам побольше о том, чем вы занимаетесь, – сказал Скользкий. – Кого вы так сильно обозлили, что он решил отправить вас в Бледсо?
– Я уже ни в чем не уверен.
У меня не было причин что-либо скрывать, и я поведал им все в деталях. Они слушали спокойно, пока я не упомянул Грэнджа Кливера.
– Постойте, постойте. Как его? Кливер? Связано с Дождевиком… Кливер.
– Да, так его иногда называют. Чего ты разволновался?
– Моя последняя работа. Та – самая лучшая. Я выполнял поручения как раз этой голубой задницы.
– И?.. – Я вдруг ощутил нечто вроде приступа зубной боли.
– И я совершенно не помню, чем в тот день занимался, но очнулся в клоповнике. Уверен, это дело рук Дождевика.
– Интересно. Почему ты так уверен? Подумать только, несколько минут назад он был не способен вспомнить свое имя.
– Теперь, когда мы об этом заговорили, я припоминаю, что сам помогал таскать парней в психушку. Парней, которых Дождевик почему-то не хотел замачивать, но которые ему все-таки мешали. Он часто повторял, что на его пути встают только сумасшедшие, которым место в клоповнике.
– Все! – Я поднял руку, но он продолжал говорить без умолку. – Мне кажется, теперь я просто обязан побеседовать с мистером Кливером.
Скользкий побледнел. Моя идея, похоже, не встретила всеобщей поддержки.
24
Мне не терпелось предпринять наконец какие-нибудь действия, вытекающие из контакта с Мэгги Дженн. Но какие именно? За ее дочерью тянулся след мистических артефактов, указывающих, что Эмеральд увлеклась древней черной магией.
Изобилие этих безделушек наводило на подозрение, не подстроено ли все это специально. Но кто и зачем (и я еще должен во всем этом копаться), а с другой стороны – их так много, что вряд ли они подсунуты специально. Неужели тот, кто это сделал, был настолько туп и полагал, будто его фальшивки примут за чистую монету?
Скорее всего да. Большинство преступников Танфера не отличаются силой мышления.
Я решил следовать дорожным указателям, будь они подлинные или фальшивые. Если фальшивые – тот, кто их подбросил, окажется способен мне кое-что рассказать.
Нельзя в этом расследовании просто так отбросить оккультную версию. Мои сограждане готовы купить все, если продавец устроит для них убедительное шоу. Поэтому у нас здесь существует тысяча разнообразнейших культов. Многие из них склоняются к темным сторонам веры. Иные посвящены колдовству и преклонению перед демонами. Иногда скучающие девицы из богатых семей, желая развлечься, тоже не прочь заняться этим.
Может быть, стоит изучить характер Эмеральд? Ее достоинства и недостатки? Впрочем, успеется. Судя по рассказу мамаши, девица была вполне нормальной и обладала хорошим здоровьем. И вряд ли в ее возрасте она все еще страдала от синдрома девственности. Большинство подростков излечиваются от этой болезни раньше, чем успевают вывести прыщи с морды.
Если вам нужна информация, всегда полезно хорошенько потрясти эксперта. Бесспорно, улица – прекрасный источник сведений, но там приходится заниматься поиском жемчуга в огромной куче дерьма. Чистая потеря времени. Другое дело, если вы знакомы с человеком, который на «ты» со всеми интересующими вас жемчужинами.
Сколько я помню, люди почему-то звали ее Красулей. Она была в основном человеком, однако в ее жилах текло достаточно крови гномов, чтобы наградить ее долголетием. Когда я был маленьким мальчиком, она уже была вздорной старухой. Уверен, что с той поры ее нрав нисколько не улучшился.
Ее лавочка была дырой в стене в моем бывшем районе. Стена находилась в темном и зловонном проулке, и не живи там Красуля, его избегали бы не только человеческие существа, но даже и запойные крысюки.
Проулок оказался даже хуже, чем я его запомнил. Слой отбросов стал глубже, грязь более скользкой, а вонь сильнее. Ясно почему: в наше время все стало хуже, чем в былые времена. Танфер разваливается на глазах. Он утопает в собственном дерьме. И всем на это плевать.
Нет, некоторые проявляют заботу. Но заботу явно недостаточную. Существуют десятки фронтов и групп – и сотни рецептов спасения. Но каждый фронт или группа сосредоточивают усилия на том, чтобы очистить свои ряды от раскольников и еретиков – что, естественно, проще, чем очистить улицы и улучшить состояние города.
Впрочем, мне ли жаловаться? Хаос только способствует моему бизнесу. Увы, как ни странно, я не могу смотреть на беззаконие как на достижение.
Неудивительно, что друзья меня не понимают. Я и сам себя не всегда могу понять.
В проулке все же оказалось несколько крысюков, хотя он был настолько ничтожен, что даже не заслужил никакого названия. Чтобы добраться до дверей обители Красули, мне пришлось перешагнуть через валяющегося на земле любителя бутылки.