Охрана кидается к Энглману, их руки холодные и влажные. Он не сопротивляется, теряет к ним интерес. Спектакль разыгран, осталось лишь опустить занавес.

***

Дерека нашли в парке, недалеко от участка, распятого на дереве, словно на кресте. На его груди вырезано слово: «Гордыня». Дэвидсон не был святым. Он возомнил, что имеет право вершить правосудие, думал, что может безнаказанно находиться рядом с Грэем. Его лицо было обезображено, ведь Гордыня ослепла от собственного превосходства. Кончики пальцев срезаны, ведь он смел касался ими Грэя. Гордыня — ключевая, завершающая фигура, последний смертный грех. Последний ли?

Макс смотрит на серое, тяжелое небо, холодная капля дождя падает на лицо и скатывается по щеке. Дождь усиливается, побуждая криминалистов одеть дождевики, а Грэй все стоит, смотря на то, как вода смывает кровь с мертвого тела.

Рэндалл сделал это специально. Он убил Дерека из-за Грэя. Макс представляет, как рыдает Молли, жена Дэвидсона, закрывая лицо руками. Представляет ее пятилетнего сына с внимательным взглядом, так похожего на своего отца. Многие следователи заводят семью, словно в подтверждение того, что они обычные люди и живут нормальной жизнью. Теперь Молли вдова, а ее сын будет расти без отца. Зато Дерек погиб героем.

Нет, Макс не заведет семью, он не может позволить себе такую слабость. Его семья — это его работа. Его семья — это Дерек. Его семья — это Энглман.

========== Грех третий. Уныние ==========

Рэндалла переводят в другую камеру, обрабатывают раны, дают прийти в себя. К нему приходят следователи и психиатры. Они точно знают, что почерк последнего убийства совпадает с теми, что были совершены Энглманом. Но доказать причастность не могут. Они пытаются выведать имена сообщников, но получают лишь молчаливый отказ. Убийцу водят на допросы, но он не говорит ни слова. Все его мысли заняты детективом. Почему его до сих пор нет? Заливает свое горе? Ах да, он же еще человек. Циничный, лживый, жалкий человек. Рэндалл впервые по-настоящему злится. Он с силой бьет в бетонную стену рукой, сбивая костяшки пальцев. Почему его все еще нет? Неужели он так и не понял?

Рэндалл садится в углу, ведет ногтями по белым стенам. Затылок ритмично вновь и вновь встречается со стеной. В этом ожидании было что-то неправильно. Оно не должно было быть таким мучительным. Так почему же так хочется сдирать кожу с лица? Шумное дыхание, безумный взгляд бегает по потолку. Все идет по плану. Осталось лишь успокоиться самому.

***

Дверь открывается, и в камеру заходят два хмурых полицейских, осознающих всю важность своей деятельности, последним является Макс. Он садится на стул, мрачно разглядывая Рэндалла. Убийца сидит на полу, у него круги под глазами и стертые в кровь пальцы. Синяки на лице за это время пожелтели. Грэй понял, что все это время Энглман занимался самобичеванием. А кто может причинить больший вред человеку, как не он сам?

Откинувшись на спинку стула, Грэй неизменно убирает руки в карманы, спокойно смотря в глаза убийцы. От Макса на километр разит уверенностью в себе и в том, что он делает. Ему не надо доказывать своего превосходства, не надо добиваться признания. Это становится ясно априори.

Энглман сказал, что будет говорить только с Грэем, и детектив ждал, когда тот начнет.

— Я скитаюсь. Совсем один в своих снах. Наедине с видениями. Наедине со звуками… — тихо шепчет убийца, невидящим взглядом уставившись в ноги детектива.

Ногти беспорядочно скребут пол, за это время успев оставить четыре значительных следа. Грязные, кое-где пропитанные кровью волосы свисают на бледное лицо. Рэндалл чувствует, что что-то не так. Вся его душа кричит от того, что ему не дали прикоснуться к последней жертве. Гордыня была его. Никто не смел касаться ее. Но они это сделали по его указу.

Рэндалл медленно поднимает голову, встречается со взглядом детектива.

— Это сделал не я, — голос тихий и слегка дрожит, но лишь от злости. Полицейские внимательно следят за тем, как убийца поднимается на ноги, делает шаг вперед, исподлобья смотря на Грэя. — Они сделали все не так. Они не имели права, — Рэндалл медленно идет вперед, не обращая внимания на приказы охраны остановиться. Пальцы сжаты, он напряжен и действительно зол и в упор смотрит на детектива.

— Энглман, шаг назад.

Убийца замирает. Несколько долгих, мучительных мгновений смотрит на полицейских, на каждого по очереди, а затем резко бросается на Грэя. Охрана хватает его под руки, но он успевает подобраться к детективу вплотную, оказываясь буквально лицом к лицу с ним, ощущая его дыхание.

— Найди их всех.

«И убей» — Рэндалл не говорит этого вслух, но знает, что Грэй его понял. Его оттаскивают назад, с силой прижимая спиной к стене, держат за плечи.

— Не вздумай рыпаться.

Рэндалл и не сопротивляется, а лишь продолжает неотрывно смотреть в глаза детективу, все прочее его не интересует. Энглман не успокоится, пока Грэй не найдет каждого и не убьет. Все остальное не имеет значения. Они посмели тронуть его Гордыню и сотворить с ним такое. Они надругались с ним без любви. Энглман не потерпит того, что грязь смела касаться тех, кого он любит. И он не потерпит того, что они коснулись детектива. Он только его. Больше ничей.

— Я буду говорить только с Грэем. С ним одним, — спокойно говорит Рэндалл, за что получает удар поддых. Он так и стоит, прижатый, с опущенной головой, но не сломленный.

— Да, если они уйдут, я смогу кое-что рассказать. Но только то, что поймет лишь Грэй.

Правда, уходить они не хотели.

Макс достает сигарету и неспешно закуривает, словно все происходящее здесь его совершенно не касается. Энглман снова прекрасно и натурально играет свою роль.

— Выйдите, парни, — неожиданно говорит Макс, и полицейские оборачиваются к нему, как по команде.

— У нас приказ, Грэй.

Макс переводит пристальный взгляд на говорившего. Конечно, они прекрасно знают, что сейчас каждая минута на счету. По улицам ходит маньяк, который убил полицейского. И только Энглман знает, как его найти. Полицейские снова переглядываются, неохотно кивают и уходят, бросив: «Под твою ответственность».

Дверь захлопывается за ними, детектив и заключенный остаются наедине.

— А с тобой опасно иметь дело, — нарушает тишину Макс, облачко дыма срывается губ, — сначала приказываешь своим последователем убивать, а после жаждешь их смерти.

— Может не я, а мир сошел с ума, детектив? — Рэндалл говорит несколько задумчиво, даже отрешенно, оглядывая свою камеру, шевелит руками, скованными наручниками. Те надоедливо звенят. Хотя это и доставляло дискомфорт, но даже льстило — двое здоровых полицейских думали, что они могут не справиться с избитым безоружным убийцей.

— Люди называют всех маньяков психопатами, а их жертв — святыми. Забавно, правда? — Энглман внимательно следит за тем, как Грэй курит. Он отталкивается от стены, шагая в сторону детектива и через секунду оказываясь совсем близко. — Но никто, никогда не думает, что этот растерзанный ангел был тем еще ублюдком, — заканчивает он, насмешливо шепча это на ухо Грэю. Замолкает, вдыхает аромат его кожи, почти касаясь губами шеи, застывая так на пару секунд, а потом резко отстраняясь.

— Знаешь, детектив, я ведь убил не так много людей, чтобы меня считали монстром. Бог убивает их куда больше и каждую минуту. Виновных, невиновных. Однажды он убьет меня. Однажды он убьет тебя.

Убийца медленно обходит Грэя, останавливается с другой стороны. Дразнит его, хочет узнать даже самые потайные, тщательно скрываемые слабости. И, возможно, когда-нибудь он расскажет о своих. Когда один из них даже не сможет улыбнуться. Когда один из них будет лежать в луже собственной крови.

— Никогда задумывались о том, почему люди умирают иногда так случайно, детектив? Они что, уже не нужны этому миру? Выполнили свое предназначение? Как узнать, сколько тебе осталось? Кто-то строит планы на год, но не знает, доживет ли до утра. Как бы изменился мир от вашей смерти, детектив? А от моей? Никак. Все осталось бы по-старому. Земля бы не остановится, люди продолжили жить, как раньше.