Дела «о пускании порчи по ветру» разбирались в московских приказах XVII в. «Ведун Яшка Салаутин рассказывал: „Портил де я изо рта, пускал по ветру на дымкою, ково увижу в лицо, хотя издалеча“. Колдун Терешка Малакуров „стал пускать на ветр на собаку“. На близком расстоянии порча передавалась через простое дуновение. В 1676 г. добренская женка Аринка, желая „испортить“ попадью, обратилась к помощи своей свекрови; последняя научила ее: „Как де попадья пойдет из хором, и ты де пойди ей встречу, и молви ей тихонько приговор, и дунь на нее, и ее де отшибет обморок“» 〈Черепнин, 1929〉.

В быличке, записанной на Терском берегу Белого моря (конец XX в.), летучий «портёж» невидим, но слышим. «Я, етово, работала сторожем в ночи, в церкви. А уж такой тихой вечер! Вышла на угор вот здесь. Вышла на угор, стою. Вдруг слышу, на этом кладбищи как свист какой-то! И пошло через реку. Засвистело и через реку полетело. И меня… Що-то тако со мной вот получилось, шо я пришла заболела – со спиной или чем ли. А потом вот говорила Платонида, шо вот это портёж шел… „Летел через реку, – говорит, – не в ту сторону летел. Если бы в ту, он на тебя бы, может быть. Может, на Колонихи… На другое имя летел, дак“» (мурм.).

Как и ветер, несомая ветром порча стихийна: порча в виде заклятия и данная в пище и питье неизменно входит в тело того, кому «дано», а пущенная по ветру и по воде – «на кого попадет» 〈Попов, 1903〉.

«Ветроносные килы» перемещаются в воздухе, становясь особо опасными в «недоброе» время. «В сутках три минуты есть плохие. Когда из дому выходишь поутру, то надо сказать: „Тпру-килу, тпру-килу, тпру-килу“. Потому как неизвестно, на какую минуту попадешь (от килы, пущенной по ветру)» (волог.).

Лечение принесенных ветром болезней включало относ (подарок) вызвавшему их ветровому духу, ветру, сопровождаемый обращением к нему. «Хозяин-батюшка, прости раба и рабу. Вот тебе хлеб и соль и низкий поклон от раба Божьего [имя]! Ты, и крестовой [дух на перекрестке дорог], и пудовой [устрашающий], ты, дворовой, и северный, и южный, и западный, и всходный, и лесовой, и полевой, и водяной, и ночной, и полуночный, и денной, и полуденный, и все вы меня, грешного, простите!» (смолен.) Заговор произносили трижды, обводя «крайчиком» (краюшкой хлеба) вокруг головы больного. Затем «крайчик» клали слева от занедужившего человека – для ветрового.

От портежа с ветра архангельские крестьяне «берут из трех прорубей или колодцев воду, которою окачивают больного по три раза. При черпании воду всегда размахивают на посолонь, а почерпнувши, приговаривают: „Царь речной! Дай воды неболтаной, на леготу, на здоровье рабу Божьему [имя]!“». Когда несут воду, со встретившимися людьми не здороваются и не говорят.

Порчу, пущенную по ветру, изгоняют лук, чеснок, редька: «запаха луку и чесноку будто бы не любит нечистая сила» (волог., вятск., костр.) 〈Попов, 1903〉.

Ветер – не только самостоятельное живое существо. Он сопровождает леших, покойников, нечистую силу, чертей, которые вызывают ветер либо становятся им.

Леший – ветер, вихрь в представлениях крестьян XIX–XX вв. зачастую заслоняет лешего – «хозяина» леса. «Ветер – это леший с крыльями, который, когда разыграется и начнет сильно кружиться и махать крыльями, производит вихрь» (тульск.). Один из традиционных обликов лешего – летящий «как ветер» конь, всадник либо кучер на тройке быстрых коней.

Воздух – необходимое условие бытия всего сущего; ветер – движение воздуха, «вздох», дыхание мира, «с прекращением действия которого в природе как бы все засыпает» 〈Соболев, 1913〉. Одновременно это и дыхание человека, залог его жизни. «Душа по выходе из тела и до соединения с ним есть ветер» 〈Потебня, 1914〉.

Завывание ветра считают плачем покойников; срывание бурей крыш – их недовольством; бури и ветры производят удавленники и утопленники, «так как душа таковых людей в бурном полете устремляется в небесные пространства» 〈Соболев, 1913〉.

ВЕЩЕ́ЛЬ, ВЕЩЕВРЕМЕНЕ́Ц, ВЕЩЕВРЕМЕ́ННИК, ВЕ́ЩЕЦ, ВЕ́ЩИЙ, ВЕЩУ́Н – знахарь; ведун, колдун; предсказатель, прорицатель; отгадчик.

«Маленькие дети – вещуны: когда что узнать хочешь, спроси у махонького дитенка» (смолен.); «Дворовый и домовой вещают» (калуж.); «Сердце – вещун, чует добро и худо» 〈Даль, 1880〉.

Вещунам (ведунам, колдунам, ведьмам) открыты грядущие и прошлые события. Вещий – тот, кому все ведомо. Вещба – прорицание, заклинание, а «вещать», «вещевать» означает «предсказывать».

Вещель упоминается в историко-литературных памятниках начиная с XI в. Роль всеведущих людей в Древней Руси, да и позже, была значительной: провидя будущее, они могли влиять на настоящее. К вещунам-гадателям крестьяне обращались вплоть до начала XX в., правда более за объяснениями событий, уже происшедших.

В поверьях XIX–XX вв. способностями к вещбе наделены маленькие дети, а также птицы и многие мифологические персонажи. Ср.: «Ворона вещует – дождь будет» (воронеж.), «Нынче ночью домовой вещевал, целую ночь стонал на дворе» (калуж.).

ВЕ́ЩИЦА-СОРО́КА, ВЕ́ЩИЦА – знахарка; ведунья; ведьма; колдунья; предсказательница, ворожея.

«Сорока-вещица села на кол да щекочет: гостей сказыват. У его да в широком дворе летают да сороки-вещицы» (перм.); «Не обвернешь ты как Добрыни добрым молодцом, обверну тебя сорочкой-вещицею» (из былины) (арханг.).

Представления о птице-предвестнице, предсказательнице и об оборачивающейся сорокой ведьме-вещице объединены распространенным в поверьях XIX–XX вв. образом вещицы, вещейки (реже – вещуньи).

Сорока – один из традиционных обликов ведьмы. Упоминания о нем нередки в историко-литературных памятниках. В XIV в. митрополит Алексий заклял ведьм-сорок.

«Когда в Москве был Иван Васильевич Грозный, то на Русской земле расплодилось всякой нечисти и безбожия многое множество. Долго горевал благочестивый царь о погибели народа христианского и задумал наконец извести нечестивых людей на этом свете, чтобы было меньше зла, уничтожить колдуньев и ведьм. Разослал он гонцов по царству с грамотами, чтобы не таили православные и высылали спешно к Москве, где есть ведьмы и перемётчицы. По этому царскому наказу навезли со всех сторон старых баб и рассадили их по крепостям с строгим караулом, чтобы не ушли.

Тогда царь отдал приказ, чтобы всех привезли на площадь. Собрались они в большом числе, стали в кучку, друг на дружку переглядываются и улыбаются. Вышел сам царь на площадь и велел обложить всех ведьм соломой. Когда навезли всех ведьм и обложили кругом, он приказал запалить со всех сторон, чтобы уничтожить всякое колдовство на Руси на своих глазах.

Охватило полымя ведьм – и они подняли визг, крик и мяуканье. Поднялся густой черный столб дыма, и полетели из него сороки, одна за другою – видимо-невидимо… Значит, все ведьмы-переметчицы обернулись в сорок и улетели и обманули царя в глаза. Разгневался тогда грозный царь и послал им вслед проклятие: „Чтобы вам, – говорит, – отныне и до век оставаться сороками!“ Так все они теперь и летают сороками, питаются мясом и сырыми яйцами. До сих пор боятся они царского проклятия пуще острого ножа. Поэтому ни одна сорока не долетает до Москвы ближе шестидесяти верст в округе» (тамбов.).

В сороку будто бы обратилась Марина Мнишек.

По свидетельству Татищева, в 1714 г. женщину приговорили к смерти за колдовство и оборачивание в сороку (в ее способность к такому превращению поверил даже фельдмаршал Шереметев).

Архангельские крестьяне считали, что сороки – бывшие киевские ведьмы. Здесь же записана быличка «О старухе-волшебнице» – сняв с себя платье и «упав на поветь», она «превращается сорокою», «летая этою птицею одни сутки». По мнению жителей Орловщины, все женщины, занимающиеся колдовством, превращаются в сорок. В одном из рассказов, записанных в Тульской губернии, старшая ведьма появляется сорокой.

Обернувшись сороками, ведьмы-вещицы – чаще всего их две – действуют как «обычные» ведьмы: выдаивают коров, портят людей и пр. В Вятской губернии «вещичать» означало «колдовать», в частности обращать людей в лошадей и ездить на них (см. ВЕДЬМА).