*

Машину пришлось оставить недалеко от вокзала, трущобы, в которые мне представляло сомнительное удовольствие залезть, мало подходили для езды на автомобиле. Я, почти не таясь, шел за компанией подвыпивших подростков. Похожие друг на друга, как бильярдные шары, молодые люди, были явно агрессивно настроены. Несмотря на то, что некоторые из них держали в руках цепи и “розочки” встретившийся на пути “фантомасов” как мысленно окрестил их я, милицейский патруль из двух вялых членов, предпочел обойти лысых стороной, хотя один из патрульных был им близнец, если не родственник, зато, завидев одинокого путника – меня, служители правопорядка приободрились. – Сержант Урюпых, – проглотил окончание фамилии молодой ментик, с узенькими усами. Второй представитель закона встал от меня, правее многозначительно положив руку на тонфу, хотя откуда ему было знать, что палка с ручкой, расположенным под углом девяносто градусов именно тонфа, а не простоя дубинка с крючком? – Предъявите документы, – Урюпых повелительно протянул руку. – Простите, как ваша фамилия, я начал тянуть время, Паспорт с собой был, но вот беда, спешка всегда оборачивается боком. Фотография, вклеенная в него, была моей родной, ничего не имеющей общего с той потной, раскрасневшейся физиономией, что заискивающее улыбалась двум насупленным представителям власти. Такой паспорт показывать нельзя, хищники сразу набросятся на меня, привлекая ненужное внимание, и даже если я смогу откупиться им запомнится мое подлинное, редкое имя, насколько я знаю единственное в Москве, а это уже чревато большими проблемами. Кроме того, в заднем кармане брюк, у меня лежали корочки майора ФСБ, тоже подлинные и тоже с моей настоящей фотографией, но уже на имя Сергей Захарчука. Я лихорадочно размышлял, бритоголовые уходили все дальше, а где-то недалеко полный сил Пахуньчик мог распоясаться. – Ты чё не понял, муджыак? – выпячивая челюсть, на вроде героев голливудских боевиков, восхитительно спросил второй мент. Последняя его фраза так замечательно звучала, что могла быть и невинным обращением “мужик” и популярным ругательством. – И свои очки снял, быстро, что бы я твои глаза обкурыша видел! Надо же не в бровь, а в глаз! Очки, конечно, снять можно, только вот глаза под воздействием выпитого эликсира, выглядели по-змеиному и светились недобрым, синим светом. – Мужики, – я примирительно поднял руки раскрытыми ладонями от себя. – Я документы дома забыл жена, наверно вытащила, когда заначку искала. А она, заначка-то с собой, я ее спрятал. Давайте я вам просто от чистого сердца подарю сто долларов и пойду до дома к своей старой жене, она наверно уже все морги обзвонила. Менты переглянулись. Тот, что с геройской челюстью, быстро, как ему казалось, ударил меня тонфой в живот. Я картинно сложился, после чего меня стали грубо лапать, ругать нехорошими, несправедливыми словами, обижая мою наследственность, маму и человеческое достоинство, заламывать руки за спину и пихать немытые кулаки в родные почки, пришлось подчиниться. Надеюсь далеко тащить меня, что бы обобрать они не собираются. Хотя я не видел их лица, но по энергичному хрюканью, доносившемуся из спортивных тел, понял долго они меня конвоировать, не намерены, тем более в отделение, где наверняка придется делиться, а фраза про доллары прозвучала для них музыкой высших сфер, не сомневаюсь, что это будет Баха...шутка. Я оказался прав, меня попинали до ближайшей арки и принялись настойчиво лезть в карманы. Я внимательно огляделся, позволив вытащить из кармана брюк, невесть каким чудом, затесавшийся носовой платок, наверно Лиса положила. Сержант с орчьей фамилией, ну не знаю, почему я так решил, Урюпых – очень смешно, возможно у парня дефект речи и его фамилия звучит иначе, вроде Угрюмых или Уропукс... я чуть не засмеялся своим мыслям. Помимо эпической фамилии, у сержанта был абсолютно, бритый череп и огромные уши – мечта чебурашки. Если это не орк, то тогда не знаю кто. Шрэк? Не смешите меня. Второй милиционер, с лицом белки из ледникового периода – глаза у него были грустные прегрустные и на выкате, засунул тонфу за ремень, зачем-то расстегнул себе ширинку и достал вялый свисток, не долго думая, он начал его лихорадочно шлифовать. – Нагнись, – приказал он. – Насиловать будите??? Никогда...никогда я не был настолько поражен. Происходящее не укладывалось в моей голове, даже с точки зрения логики... Я не расист и ненавижу подонков любой национальности, будь-то славяне, коренные москвичи или гости столицы – для меня не важно. Потому что отсутствие интеллекта простить можно, не всем быть Спинозами, а вот подлость и хамство исключительно приобретенные черты, которые надо лечить радикально и по возможности жестоко, что бы, навсегда с кровью, если не словом, то хоть кулаком, вбить в одурманенные западной пропагандой мозги, страх перед неизбежным наказанием. Иного они не понимают. Когда в родном городе милиция комплектуется исключительно выходцами из бывших союзных республик, когда милиционеры элементарно не разговаривают на русском языке, а их лица несут в себе отпечаток подленького желания нагнуть слабого, пользуясь крохами, которые на самом деле не так уж мелки, подаренной власти, вот тогда мне становится страшно. Не за себя, за более, менее нормальных людей, которые на улицах своего города чувствуют себя, не полноправными хозяевами, а арендаторами, которых можно вышвырнуть в любой момент на помойку. Меня не удивляет, что бывшие зэки, отсидевшие по два три срока, сейчас в основном директора банков и гуманитарных фондов время такое...финансово-олигархическая проституция. Но почему их, бандитов, наживших свое состояния на трагедиях, на смертях, на торговле, оружием, наркотиками, органами, отъеме недвижимости, закупке просроченного сырья из которого несчастные таджики клепают в подвалах вонючие пельмени и котлеты, почему их охраняет милиция? И от кого? Всей Москве давно глубоко положить на проблемы других людей, пока петух не клюнет в собственную задницу, мы будет увлеченно смотреть на повседневные ужасы, обсуждая сколько там человек убили, сколь осталось без крова, с таким чудовищным восторгом и даже не пытаемся скрыть свою радость от горя чужих нам людей. Лютнев часто рассказывает мне случаи из повседневной работы сотрудников МВД, последняя история уже переполнила душивший последние годы комок в горле, захотелось убивать, самолично обагрить руки кровью, яростно вырвать глотку, но только чью? В августе 2007 года страж порядка надругался над ребенком на берегу Москвы реки. При этом подонок использовал служебное удостоверение представителя органов правопорядка и угрожал ребенку ножом. Совершив преступление, насильник оставил ребенка на берегу и скрылся. Впоследствии злоумышленник был схвачен, ему оформили явку с повинной. При вынесении приговора суд учел признание вины подсудимым, явку с повинной, назначил возмещение морального вреда!!! Срок сотрудник МВД получил, три года – условно!!! Сейчас он трудится охранником в одной из частных структур, принадлежащей его бывшему начальнику. Кого душить? Какую падлу нужно уничтожить, что бы жить стало свежо, что бы говно наконец утонуло? Где выбраковка? Как же ее не хватает! Двое патрульных, недавно приехавших в Москву, насколько они должны быть уверены в своей безнаказанности, в неприкосновенности, что бы решить обобрать и изнасиловать одинокого прохожего. По истине у нас христианская страна. Повторюсь я не расист, во мне намешаны кавказская, русская и польские крови, но в многонациональной стране что-то неладно, если в МВД берут чурок. Именно чурок! Коими могут быть и русские. Злая волна поднималась во мне. Внезапно из арки вышел тучный мужчина с огромной черно-коричневой волосатой собакой, которая была едва ли не больше хозяина. Увидев нас, собака дружелюбно завиляла хвостом, а вот хозяин поспешил скрыться обратно в подъезде. – Давай быстрее, – поторопил орк товарища. – Не бойся, – рассмеялся гомик. – Русские трусливые свиньи, он небось сейчас побежал водку хлестать еще и в туалет со страху запрется. Я снял очки и посмотрел на бандитов. Они не отпрянули и тем более не испугались. – Гляди, у него глаза странные, обкуренный наверно, – весело сказал орк, обшаривая мои карманы. Экшен. Нога врезается смачно в обнаженное хозяйство. Плоть сминается с противным чавкающим звуком, несостоявшийся насильник летит два метра и ударяется спиной о бетонную арку. Я не спешу, что бы второй успел осознать ситуацию, он даже тянется к пистолету. Его рука с треском ломается, раз в запястье, два лопнул локоть, три сустав выходит из плечевой сумки, но орк не воет. Я держу его за горло, вплотную приблизив узкие глаза, его зрачки пылают отраженным светом в них почему-то мало страха, только боль и удивление. Ломаю ему нос и следующим движением рву уши. Болевой шок милостиво настигает его, еще несколько раз бью тело ногой, не сильно, что бы только сломать ребра. Подхожу ко второму он тоже без сознания, должно быть, после приземления ударился головой о стену. Наклоняюсь и одним движением рву ему рот, теперь в Москве будет свой Гуинплен. Я ничего не могу с собой поделать, я избил их сильно, намеренно калеча, делая инвалидов. Хотя потом конечно жалел. Но я никогда не мог принять, что к злу надо подходить с добром, возмездие должно быть неминуемо. Оставив бандитов, я побежал по следу бритоголовых и чувствовал, что катастрофически не успеваю, события дня вертелись вокруг меня какой-то замысловатой петлей, захватывая в свои кольца, но полностью лишая контроля. Забыв, что мне теперь не нужны эликсиры, я машинально вколол в плечо шприц с отравой, и активизировал тату. Зрение на мгновение стало черно-белым, мигнуло, и вернулись привычные краски, только запахи пропали. Опоздал. От бритоголовых, остались только кучки пепла. Лишь несколько бомжей осторожно выглядывают из темноты. В воздухе пахнуло свежестью, маленький грязный мужичок в замызганной то ли куртке, то ли коротком пальто, под слоем грязи было не разобрать, вдруг замерцал. Один стук сердца и в воздухе исчезает силуэт грязного бездомного, второе мерцание, сердце успевает ткнуть снова и материализуется огромная исполинская трехрогая тень на челе, которой застыла страшная неземная красота. Третье мерцание и мой кулак вонзается прямо под дых, появившемуся на секунду бомжу. Мужичок охнул и сложился пополам, запах свежести мгновенно улетучился, явив вонь помойки. Хорошо, что мой нос частично блокирован эликсиром, иначе могло вырвать. Я застыл с поднятым мечом над скорчившимся пахуньчиком. Мои глаза сияют интенсивным ровным, синим светом, освещая темное пристанище бездомных. К моему искреннему удивление вокруг стоят напряженные бомжи не делая попытки убежать, в их позах читается страх, стоило прикрикнуть на них, взмахнуть мечом и они, завывая бросятся на утек, но то что они уже не убежали, говорило о многом и уж точно не о любопытстве, жители улиц давно отучились от этого ненужного для спокойной жизни чувства. – Не убивай, не убивай, – стало доноситься из разношерстной толпы, – не убивай – он наш Закон. Не убивай, – голоса выстроились в один гневный гул. Толпа подалась вперед, на выручку своему негласному вождю. Я хмурю брови и угрожающе выставляю меч в сторону бездомных. Толпа не подала назад, как мне того хотелось, а ощерилась, выставив ножи, палки, в меня полетели камни и комки грязи, во всяком случае, хотелось, надеется на лучшее и считать, что черная лепешка, шлепнувшая по лбу именно грязь, а не что-нибудь похуже. – Да погодите вы! – Не собираюсь я его убивать, если бы хотел, давно перерезал вашему Закону глотку. Да стойте же! Меч уперся неподвижному пахуньчику в горло. Я наклоняюсь и тихо говорю: – Если хочешь жить, останови своих защитников. – А ты меня не убьешь? – голос у пахуньчика оказался звонким, как у подростка. – Чудак, хотел бы убил, давай живо! Пахуньчик с опаской следя за кончиком меча ненавязчиво маячившего перед его лицом, медленно поднялся. – Со мной все будет в порядке! – обратился Закон к своей пастве, он дает слово, что не причинит мне вреда. – Это мы еще посмотрим, – тихо говорю я, конвоируя пленника сквозь толпу бомжей. Бездомные злились, цыкали, но нападать никто не решался. Может, боялись, а может, просто для них слово Закона было, извините за тавтологию, Законом! Я долго вел пахуньчика, пока присутствие бомжей перестало ощущаться во всех смыслах. Зато действие эликсира начинало ослабевать, смрад идущий от пленника начинал пробиваться сквозь защиту. В таком состоянии Пахуньчик становился для ведьмака опасным, и надо было решать, его судьбу. Один шанс, оставить в живых древнее существо у меня был, но назвавшийся Законом, сам должен был, добровольно предложить этот выход. Я остановился возле небольшой рощи, недалеко от железной дороги. Вокруг не было ни души, небо, затянутое тучами, делали слепыми даже котов, но и те давно проорав все песни на крышах, отправились спать. Надо было закругляться, осталось десять, максимум пятнадцать минут и я уподоблюсь слепому, отдавшись на милость существу, лишенному человеческой логики. Вот если бы я не стал пить проклятый эликсир, все было бы иначе, а теперь придется расплачиваться жестокими болями и бессилием противостоять смертельной опасности. – Ты виновен в убийстве пяти человек, – я начал, не теряя, драгоценного времени. – Твоя кара смерть. – Я защищался и защищал своих подданных, – спокойно ответил Пахуньчик. – Не аргумент, – я покачал головой. – Во-первых, ты мог бы не убивать нападающих, а остановить их иначе, во вторых, с каких это пор люди, даже самые никчемные, стали подданными представителя иной расы? – С тех пор, как они признали меня своим Законом! – огрызнулся инопланетянин. – Это бритоголовые, что ли тебя признали? Представь, что я прилетел в вашу Северную Корону, – понимая, всю невозможность этого предположения Пахуньчик позволил себе усмешку, – и начал уничтожать твоих сородичей, руководствуясь своими принципами морали? Вы наверно поставите мне памятник? Ладно, мне некогда с тобой вступать в полемику, у меня осталось пять минут, либо ты предлагаешь выход... – я сделал умышленное ударение на этом слове. – Либо? – Либо, мое руководство получит отчет об удачно завершенном задании. – Я понял, чего ты хочешь, – Пахуньчик казалось, задумался. – Мне надо подумать. Меч взлетел и обрил часть бороды инопланетянина, задев краем его шею, три маленькие капли выступили на кончике клинка. – Я приношу клятву покорности! – поспешно произнес бомж и замерцал, точно подвесной шар на молодежной дискотеке. Он начал произносить слова клятвы. Каждое слово, на изначальном языке выходя из его рта, зависало в воздухе огненными буквами, я лишь успевал принимать их, левой рукой подтверждая, что клятва имеет силу. Буквы отпечатывались на моих ладонях и тут же исчезали, давая дорогу другим рунам. Призрачные драконы засуетились, боясь, что их хозяину будет причинен вред, но не почувствовав опасности, продолжили свой бег по кровеносным сосудам. Когда все было кончено. Пахуньчик устало присел прямо в мусор, однако его взгляд неотрывно смотрел на меня. Я кивнул и набрал номер оперативного центра. – Это Геральт. Задание не выполнено, объект сбежал до моего прихода. Я убрал телефон и посмотрел на изможденного бомжа. Пахуньчик уже закрыл глаза. В нем невозможно было представить что-то большее, чем изодранное жизнью нечто, переставшее быть разумным существом. Я усмехнулся своим мыслям и побрел к оставленной машине, предстояло добраться до дома.