*

Алан Дзуккаев любил кошек огромной и невзаимной любовью. Эти пушистые зверьки пробуждали в нем истинную страсть, которая не имела ничего общего с умилением. Алан любил кошек сексуально. Еще будучи мальчиком, только почувствовав непонятную, но приятную тяжесть в районе паха он прижимал маленького, домашнего котенка к гениталиям и с наслаждением через штаны натирал член. Когда животное сопротивлялось, царапая руки в кровь и жалобно мяукая, Алан заводился еще сильнее, крики несчастного животного звучали в его ушах, как для какой-нибудь бабули “шарманка” в исполнении Баскова, а разодранные в кровь руки дарили остроту ощущений. Как-то в порыве похоти Алан свернул несчастному животному шею и испытал неописуемый оргазм. Котенка пришлось выбросить за огородом, в маленькую речку. Руки Алана были постоянно расцарапаны, и когда однажды отец нашел за огородом несколько десятков истерзанных кошачьих тушек, он сразу вспомнил деревенские разговоры, о пропадших зверьках и сумел сложить два плюс два. Отец бил Алана долго, не жалея, просто за то, что нерадивый сын тратил время на глупости, вместо того, что бы заниматься борьбой и стрельбой, как надлежит настоящему воину. Отец не пытался выяснить, почему и главное как сын убивает кошек, если бы он узнал, зарезал сына на месте. Но ему было наплевать на причины, толкнувшие монстра в теле ребенка, на издевательства над животными. Отец хотел одного – сын должен вырасти мужчиной, воином, борцом за свободу. Когда ребенок оставил попытки защититься и застыл мешком, отец перестал его бить. Убивать сына расточительство для маленького воинственного народа, тем более воспитатель был в прошлом врачом и обладателем нескольких черных поясов, прекрасно разбиравшемся, куда и как бить, что бы нанести максимальную боль с минимальным ущербом здоровью или, наоборот, в зависимости от ситуации. Алан пролежал неделю. Отец сломал ему несколько ребер и повредил внутренности, пришлось почти месяц ходить в туалет с кровью, но Алану случившееся пошло на пользу. Нет он не оставил своего пристрастия, став более осторожным и изобретательным зоофил научился еще более изощренно мучить животных и получать огромное наслаждение. И Алан начал радовать отца, он лучше всех стрелял из любого положения и любого оружия, которое мог достать, великолепно владел техникой ножевого боя, в поединке побеждал любого соперника, даже американских инструкторов – профессионалов. А еще Алан был чудовищно вынослив и нечувствителен к боли. Он обладал неимоверной, жизненной силой и такой же твердой волей, анаболики, стероиды и легкие наркотики, которые он принимал для наращивания мышечной массы, не сломили его организм, он полностью подчинил себе тело, вылепив из него сокрушительную боевую машину. Алан сокрушал любое препятствие, имевшее неосторожность встать на его пути и он начал испытывать острое физическое, сексуальное наслаждение от унижения своих соперников. В какой-то момент он не сумел сдержаться и изнасиловал пленного, которого держали в ауле. Муки, испытанные несчастным, занесли Алана на звезды, в ушах звучала очищающая, отмывающая все музыка, делающая маньяка по настоящему счастливым. В погоне за этим ощущением он натворил много дел, в конце концов, он убил отца, единственная фраза, которую он сказал ему, во время убийства была: “Я всегда знал, что ты слабак, твой визг тому подтверждение”. Алану все сходило с рук. Одержимость не означала тупость, он был всестороннее развит и образован, обладал великолепной интуицией и блестящими аналитическими способностями, разбирался в психологии и всегда выходил сухим из воды. Ах, какой сумасшедший кайф чувствовать прерывание жизни под своими пальцами. И не важно, чью жизнь ты отнимаешь животного или человека, для Алана не было разницы. Он любил этот момент, лелеял его, звук ломающегося позвоночника, хруст безвольно обвисшей шеи, хриплый стон жертвы из кровавых губ, которой сливался в протяжный не с чем не сравнимый стон. В такой момент Алан целовал мертвеющие губы и мог возбудиться даже не от животного. Насилуя мертвую плоть, убийца очищался, мысли его замедленные киселем воздержания в дни вынужденного затишья неслись ровно и быстро, как гоночные болиды, после каждого убийства, после каждого наслаждения мукой жертвы. Когда ему исполнилось восемнадцать лет, перед ним стал выбор: идти воевать наемником или за слабую побежденную Россию. Наемники получали больше, но в российских войсках было больше перспектив. Алан не прогадал, как всегда... Занимаясь своим бизнесом, транзитом наркотиков на северном Кавказе убийца сколотил команду преданных ему псов, и не боялся ни одного человека. Единственным правильным, решением проблемы он считал физическое, ее устранение. Не взирая на шантаж, компроматы, угрозы Алан при малейшей угрозе действовал предельно быстро и максимально четко. Один из командиров постоянно базировавшегося под Владикавказом спецподразделения посчитал, что его доля в транзите очень мала и захотел больше. Зная, жуткий нрав Алана он собрал на него компромат и отправил копию тестю в Москву, который в столице занимал не последнее место в министерстве обороны. Посмотрев кассету, на которой скрытой камерой были запечатлены измывательства над животными и прочие компрометирующие ужасы, Алан задал лишь один вопрос: – Надеюсь, этой информацией обладаешь только ты? – Не считай меня дураком Алан, – шантажист улыбнулся, – копия лежит у моего тестя в Москве и если только малейший намек с твоей стороны, то...сам понимаешь. – Как же хорошо, что ты такой тупой, педик, – сказал Алан, разбивая армейским ботинком лицо застигнутого в врасплох полковника. Незадачливый шантажист отлетел на пять метров и затих, нелепо раскинув руки. – Эй придурок, ты что подох? Алан подошел к валявшемуся в грязи человеку и пару раз пнул безвольное тело, с удовольствием ощущая хруст ломающихся ребер. – Джага, Нафтал! – позвал он. В палатку влетели два солдата из подразделения убийцы. – Уберите этот сифилис. Вбежавшие наемники мигом подхватили мертвого шантажиста и потащили тело к выходу. Алан задумчиво посмотрел на окровавленный ботинок, полюбовавшись кровью жертвы, он достал спутниковый телефон и позвонил в Москву. Проблема с копией компромата была решена просто и элегантно, все той же крылатой фразой Иосифа Виссарионовича. Вот тогда на него и вышел банкир. Кассета с компроматом волею судьбы оказалась у некого Войновского Виктора Николаевича директора финансово-промышленной группы и по совместительству генерал-майора СВР, еще и дополненная, собранная сотрудниками банкира, материалами. У банкира Алан проходил под грифом: Кошкодер. Но не кассета заставила Алана принять Войновского, как хозяина. Убийца был готов убивать любого посягающего на его свободу человека, не взирая на статус последнего или на последствия такого шага. Алан признавал только Силу. Не силу денег или положения, а силу мышц и духа. Не найдя никого, кто мог бы сломить его нечеловеческую мощь и волю, Алан решил сам брать от жизни, наплевав на мнения других людей. Обладая талантом командовать и внушать страх, Алан давно мог бы сколотить приличное состояние, но его импульсивность, любовь к неоправданному риску, жизнь на гране фола, когда не существует авторитетов, приводила к массе проблем, которые могли решить только большие деньги. Вот и приходилось ходить по вечному кругу, отнимая деньги у одних и отдавая их другим. Причем, вторых Алан ненавидел намного больше первых. Когда банкир предложил встретиться и обсудить “детали”, Алан твердо решил убить надоедливого старикашку. Согласившись на встречу, он поехал только с одной целью увидеть глаза банкира, что бы напугать его обещанием скорой смерти, а может даже, если обстоятельства позволят убить его прямо там, в берлоге. Это было бы здорово. От мыслей о ломающейся шеи Войновского у Алана потеплело в паху. Когда воин-извращенец вошел в кабинет Войновского и увидел Виктора Николаевича, решил вести себя максимально хамски, тем более что толстый старикашка, с красным одутловатым лицом не держал в здании приличной охраны. Плюхнувшись в кожаное, оранжевое кресло, которое протестующее скрипнуло, приняв в себя сто тридцати килограммовое тело, Алан положил ноги на стол банкира и фальшиво засвистел модный мотивчик. Виктор Николаевич, посмотрел на посетителя и молча достал из ящика стола какие-то таблетки, запив их стоящим там же стаканом с водой, он внезапно выплеснул остатки в лицо кошкодеру. Алан хотел вцепиться банкиру в горло и выдрать кадык, но вместо этого опустился на одно колено не в силах сдержать животную дрожь. Холодные ножи, пробирающие до самых костей, касались его тела, каждая клеточка, каждый волосок трепетал в желании избежать этого ужаса и в тоже время воин истово молил о наказании, отдавая себя безоглядно чему-то более могучему, чему-то более древнему, чему-то, не имеющему названия, но вызывающему желание поклоняться. Хозяин, теперь Алан не сомневался, хозяин смотрел на него сурово, но справедливо, его сила давала право карать и миловать. Миловать! Алан отказывался признавать, что только, мгновение назад, он желал вцепиться в горло существу неизмеримо более мудрому и сильному чем он, от этих мыслей ему бесстрашному становилось дурно, ледяная сталь заморозила мошонку, съежила достоинство до детских размеров. Кошкодер первый раз в жизни ощутил полное бессилие в своей судьбе и самое страшное он не мог даже помыслить о сопротивлении. Такого не могло быть! В любой безвыходной ситуации: подыхая от тропической лихорадки без малейшего шанса на спасения в джунглях Конго, ведя безнадежный бой один против взвода спецназовцев устроивших засаду на его караван с наркотиками недалеко от Дагестана. Даже когда малолеткой, сверстники насиловали его за то, что он чужак (отец женился на русской), Алан не сдался и отомстил всем своим обидчикам, жестоко зарезав каждого, вложив отрезанные гениталии в их руки, только так он мог считать себя очищенным. Но сейчас, творилось что-то невообразимое, кошкодер не потерял волю или способность сопротивляться, его духовно влюбили, если так можно сказать. Связали тем, о чем Алан имел самое презрительное представление, родственными узами. Существо гневно взирающие на него, было больше чем Хозяин, оно было Отцом, не то.., оно было... Слово, какое слово может выразить..? Оно, оно было Богом! И Алана не просто мучил страх за неминуемое наказание, его разрывало на куски осознание, что он вызвал неудовольствие этого прекрасного существа, шестидесятилетнего обрюзгшего с надувшимися черными кругами под глазами, пораженного всеми сопутствующими образу жизни болезнями, пожилого мужчину. На плечи невыносимо давило светом, карающим сиянием силы, способной испепелить в миг. Еще немного и Алан просто раствориться в сиянии, которое нарастало непрерывно. Лет пять назад кошкодер был ранен на границе с Мексикой искателями приключений, авантюристами, которых привлек миф об упавшем в тех краях самолете наркоторговцев, полным кокаина. Миф был истиной, о чем Алан знал доподлинно. Конкуренты устроили неожиданно появившемуся претенденту на дармовую наркоту, кровавую баню. В том смысле, что страшно погибли от рук Алана, прекрасно ориентирующемуся в любых джунглях, лесах, устроившему искателям приключений новый приход Рэмбо. Но не все пошло гладко, один из соперников, наверно со страху изловчился и нанес Алану внезапный удар мачете, перерезав жилу на плече. В ярости кошкодер, отобрал у него нож и зарезал врага, как свинью, вдоволь поиздевавшись над уже мертвым телом. Надругательство не прошло для насильника даром, забыв в приступе ярости о ране, Алан потерял много крови, которая продолжала литься во время всей экзекуции, смешиваясь с кровью убитого наемника. Кошкодер резко ощутил приступ слабости и с большим трудом, чтобы не рухнуть, превозмогая головокружение, опустился на землю. С каждым толчком крови, так же толчками, мелкими, но постоянными уходила жизнь. Каждая пролитая капля, падая на землю, отнимала у Алана шанс на спасение... Сейчас Алан ясно вспоминал события пятилетней давности, он материально ощущал, как с волнами света, накатывающими на него, уходит тонкой струйкой жизнь, втягиваемая банкиром, так же, как и тогда в Мексике, с кровью частыми толчками. И он не столько метался в ужасе, сколько был согласен со своей участью. Слабость, охватившая его, вымывала все эмоции, оставалась наноскопическая грань, за которой раскрыв черные объятия стояло Ничего. Алан завалился на бок, его глаза стали стекленеть. Существо, одевшее Виктора Николаевича, вздохнуло и отпустило человеческую сущность. Войновский со странным оцепенением посмотрел на лежащего в его кабинете атлета. Когда Алан пришел в себя, он был полностью, и добровольно во власти Войновского. Хозяин никогда не требовал от Алана невозможного и не мешал заниматься своими маленькими делами. Правда, торговлю наркотиками пришлось оставить, но кошкодер получал так много денег, что не знал даже куда их потратить, перед ним были открыты все двери, любые пороки и развлечения – только изволь. И он извалял, но никогда не забывал, с чьих рук ест. И был предан. Сейчас, интересы Войновского требовали, что бы он убил некого Геральта. Значит, он обречен...