- Нечестнонечестнонечестно…
Невидящим взглядом он смотрел на стеклянную стену.
Карие глаза.
Несколько мгновений ушло на то, чтобы Римус осознал, чему стал свидетелем. Несмотря на то, что Каин все еще обладал чертами бешеного (его пальцы венчали когти, а зубы были острыми), его холодные, горящие золотым пламенем глаза, преследовавшие Римуса в кошмарах, исчезли. Карие глаза – несколько сумасшедшие, но точно человеческие – смотрели на него теперь.
- Его глаза… - непрошенные слова будто сами сорвались с языка.
- Интересно, не правда ли? – по-деловому спросила Ребекка. – Зубы и когти не изменились. Но сразу же после поцелуя бешеные глаза исчезли – именно это натолкнуло меня на размышления. Недаром же говорят, что глаза – это зеркало души, а в его случае – того, что от нее осталось. – Она спокойно встретила взгляд Римуса и продолжила: - Авраама Каина, которого вы знали, больше нет, то зло, что делало его таким, оставило его тело с поцелуем дементора. За это мы можем быть только благодарны. Когда дементор забрал то, что ему было нужно, Каин представлял собой жалкие останки человека. А ведь он был укушен и стал бешеным еще ребенком. – Ребекка криво усмехнулась. – Все, что осталось от великого и ужасного оборотня – это покореженное тело и в высшей степени неуравновешенный и глубоко травмированный разум десятилетнего ребенка.
Римус отвернулся от нее и снова посмотрел на Каина, раскачивающегося туда-сюда и все повторяющего одно и то же. Но это был не Каин, не совсем он. Если Ребекка права, то Каин являлся переплетением человеческого и волчьего начал, а теперь, когда осталось только человеческое…
Авель.
Он был Авелем Исааком или тем, что осталось от него – исковерканное тело мальчика, его кузена, который сам вложил свою руку в пасть оборотня и попросил сделать его сильнее. И сейчас, более сорока лет спустя, он заперт в клетке, слабый и сумасшедший, старающийся удержать те крохи разума, что еще остались у него после бешеного Каина и дементора.
Все беды, что он принес только лишь из-за одного импульсивного решения, принятого для того, чтобы отомстить тем, кто плохо с ним обращался. С жалостью и гневом в сердце Римус коснулся шрама, оставшегося от укуса.
Глупый, глупый маленький мальчик…
- Он нам не отвечает, - снова оторвала его от размышлений Ребекка. – Он не говорит, если не считать криков или бормотаний самому себе о том, как все на свете несправедливо. Он даже не отзывается на свое имя. – Она покачала головой. – Но, полагаю, это и не удивительно. Его человеческий разум окончательно разрушен годами, что он провел, будучи бешеным. Все эти годы, что волчий разум подавлял его, привели к тому, что мы не в силах ему помочь. Команда экспертов из больницы Святого Мунго тщательно обследовала его по прибытии, но в нем просто не осталось достаточно человеческого, чтобы можно было восстановить его личность. Половина его разума исчезла, а вторая абсолютно разрушена. Он сошел с ума, и с этим ничего нельзя поделать.
Римус все смотрел на то, как двигаются губы Каина, обнажая острые зубы.
- Он все еще оборотень? – тихо спросил он. – Теперь, когда сущность волка покинула его, он все еще преображается?
Когда Ребекка кивнула, Римус попытался скрыть разочарование. На мгновение он подумал…
- О да, он преображается, - сказала она, задумчиво глядя сквозь стекло. – Каждую полную луну, как и прежде. Физическая инфекция в его теле остается неизлеченной и неизлечимой. Разница в том, что теперь у него нет разума волка, чтобы контролировать его. Эффект схож с тем, что достигается посредством волчьего противоядия, только без необходимости сдерживания, поскольку сдерживать теперь нечего. Он становится волком с разумом сумасшедшего десятилетнего ребенка. Это так весело, - добавила она язвительно.
Проигнорировав ее замечание, Римус спросил:
- Он помнит, что был Каином?
Ребекка вздохнула.
- Я уже говорила: он не разговаривает с нами. Мы не имеем понятия, знает ли он, кем был и кем стал. – Она посмотрела на Римуса и продолжила: - Это одна из причин, почему мне хотелось, чтобы вы пришли, профессор. Мне интересно, узнает ли он вас; в конце концов, вы сыграли довольно важную роль в его жизни в последние несколько месяцев. К тому же, в Министерстве желают знать наверняка, что они избавились от этого бешеного оборотня. – Она помрачнела. – Но его сегодняшнее состояние нарушило мои планы – пройдут часы, а может, даже дни, прежде чем он как следует успокоится. Боюсь, мне придется попросить вас вернуться в другой раз.
Римус не сразу понял.
- Вернуться?
- Да. – Поразительно, как ей удалось лишить это слово всякого намека на энтузиазм. – Я хотела провести несколько экспериментов в вашем присутствии, но теперь в них нет никакого смысла. Боюсь, профессор, вы зря приехали сюда.
Вернуться. Состояние Каина выбило Римуса из колеи, и он совсем забыл, что ему полагалось провести расследование на предмет потенциальной деятельности пожирателей смерти. С другой стороны, вопросы про любовь к болезненным татуировкам или ненависть к магглам было не так-то просто вставить в деловой разговор про психическое состояние сумасшедшего оборотня. Но если он вернется…
- Ладно, - согласился Римус. – Я с радостью прибуду в другой раз.
Ребекка казалась едва ли не расстроенной его согласием. На мгновение Римус позволил себе представить, что она скрывает какой-то план пожирателей смерти и не хочет, чтобы он его раскрыл, но затем здраво рассудил, что в таком случае его бы и вовсе сюда не пригласили. Ребекка Голдштейн была грубой и холодной и, очевидно, невзлюбила его с первого взгляда, даже не потрудившись узнать хоть чуть-чуть, но это вовсе не означало, что она работала на Волдеморта. Ему нужно просто продолжать держать ухо востро.
Еще примерно с полчаса они обсуждали теорию Ребекки касательно состояния Каина, тогда как он сам продолжал раскачиваться в углу своей камеры. Затем Ребекка повернулась к Аливарду, все это время молчавшему (так что Римус и забыл о его существовании), и заявила, что они уходят. Мгновение спустя охранник коснулся палочкой стекла, и оно стало непрозрачным.
Римус вовсе не сожалел об этом – увиденное потрясло его куда сильнее, чем он согласен был признать.
Они ушли, оставляя Аливарда нести службу, снова пройдя по коридору мимо охранников и запертых дверей к открытой, словно голодный рот, кабине лифта. Ребекка молчала, и Римус не пытался разговорить ее.
Только когда лифт неторопливо двинулся вниз к уровню пять, он тихо спросил:
- Когда мне вернуться? Я свободен только по выходным.
На мгновение что-то странное отразилось в глазах Ребекки.
- Из-за уроков, конечно. Следующее воскресенье не слишком скоро?
Римус мысленно поморщился, представив, что скажет его отец, когда он пропустит второй подряд воскресный обед. Эти встречи стали своего рода ритуалом после того, как Каина поцеловали, и сын и отец всегда ждали их. Но он делал это для Ордена и, соответственно, на благо волшебного мира. Его отец поймет.
Он через силу улыбнулся.
- Я приду.
- Хорошо. – Лифт остановился, и, коснувшись несколько раз палочкой решетки, Ребекка поспешно вышла из кабины. – Приемная в эту сторону, профессор. Уверена, вы дойдете сами. Симона в скором времени проводит вас к выходу.
А затем, не попрощавшись, Ребекка Голдштейн развернулась и удалилась по коридору в противоположную от указанной сторону.
Приподняв брови, Римус наблюдал за ее спиной.
- Приятная женщина, - пробормотал он себе под нос. - Само очарование.
Ему хотелось поскорее убраться отсюда, из этой серой тюрьмы, полной сумасшедших, когда-то бывших бешеными оборотней и глубоко несимпатичных ему исследователей. Прочь от отголосков его прошлого и того, что могло бы стать его будущим. Он надеялся, что Тонкс закончила со своими развлечениями и теперь ожидает его в приемной. Устало вздохнув, он развернулся и двинулся по коридору. Хватит с него. Никаких больше потрясений, никаких насмешек. Он просто хотел уйти.
