Римус рассеянно кинул; сам того не желая, он смотрел на эти четыре мощных металлических запертых двери. Из-за ближайшей из них – в тридцать сантиметров толщиной – доносились едва слышные крики. Судя по всему, Ребекка тоже их слышала, потому что остановилась перед охранником.

- Селкирк, когда доктор Кролл будет совершать обход, скажите ему, что доза успокоительного для Ульрика должна быть снова повышена, - сказала она и приподняла бровь, когда до них донеслись тяжелые удары в стену. – Судя по всему, в нынешней концентрации лекарство не имеет на него никакого эффекта.

Охранник кивнул. Не обращая внимания на проницательный взгляд Римуса, Ребекка пошла дальше по коридору, возвращаясь к их разговору так, словно бы ничего не случилось.

- Как вам известно, человек, поцелованный дементором, становится, по сути, пустой оболочкой – бездушной, бездумной. Человек продолжает жить, но теряет личность, остается пустым телом. До того момента, как Каина подвергли поцелую, всегда считалось, что воздействие поцелуя на оборотня будет точно таким же, как и на обычного человека. Мы ошибались. Очень ошибались.

Впереди коридор внезапно закончился большой металлической дверью. Перед ней, скрестив руки, стоял Александр Аливард – хмурый охранник, который впустил Римуса в институт. Аливард слегка кивнул ему, и Римус вежливо ответил.

- Ну? – резко спросила Ребекка, но Аливард покачал головой.

- У него плохой день, профессор Голдштейн, - сказал он уверенно, хоть и с ноткой извинения. – Ему не понравился обед, и он расстроился. Заходить к нему в камеру будет опасно, поэтому придется сегодня понаблюдать через стекло.

На лице Ребекки отразилось сильнейшее раздражение.

- Ладно, - сказала она, - открывайте дверь, Александр.

Кивнув, Аливард развернулся и несколько раз коснулся палочкой металла двери, бормоча заклинание. Ребекка посмотрела на Римуса.

- Профессор, я пригласила вас, потому что у меня есть одна теория. И поскольку вы самый заметный знаток оборотней в магическом сообществе, не говоря уже о личной связи с обсуждаемым феноменом, я посчитала вас единственным человеком, который мог бы помочь мне.

Римус подавил поднявшуюся в нем дрожь предчувствия и кивнул.

- Конечно же, я постараюсь.

- Прекрасно.

Позади них Аливард отпер замок и отворил широкую дверь, открывая взору крошечное помещение – по большому счету точно такое же, как и все остальные в этом здании: серое и безликое, если не считать верхней половины противоположной стены, которая выгибалась им навстречу. Темная и похожая на стекло, она заканчивалась еще одной дверью – на этот раз узкой, но такой же крепкой – которая вела в следующее помещение. Из мебели внутри находились только пара простых стульев и стол, заваленный бумагами, измерительными инструментами, склянками из-под зелий и чем-то, напоминающим старое скоропишущее перо, готовое приступить к работе.

Не говоря ни слова, Ребекка вошла внутрь. Ощущая, как быстро и сильно бьется в груди сердце, Римус последовал за ней. С отдавшимся эхом грохотом Аливард закрыл за ними дверь.

Обстановка слишком сильно напоминала его прошлую встречу с Каином, чтобы Римус мог сохранять спокойствие.

«Я не хочу это делать, я не хочу быть здесь, я не хочу снова его видеть. В каком бы состоянии он ни…»

Голос Ребекки вторгся в его мысли:

- Я изучала Авраама Каина с того самого дня, когда его доставили в институт в прошлом декабре. И его… поведение после поцелуя привело меня к тревожному заключению. Насколько нам удалось выяснить, оборотни обладают чем-то очень близким к душе.

Ее снисходительные слова разозлили Римуса.

- Разумеется, у нас есть душа, - заявил он поспешно, с трудом сохраняя спокойный тон. – Мы рождаемся людьми, такими же, как и остальные…

- Я принимаю ваш протест, но вы меня недопоняли, - перебила его Ребекка. – Я не имела в виду, что оборотень в обличие человека бездушен. Напротив, судя по всему, вы можете иметь две души.

Римус растерянно моргнул в ответ на это невероятное заявление. Неужели она говорила о…

- Вы хотите сказать, что оборотень во мне тоже имеет душу? Душу, отличную от моей?

Ребекка слегка улыбнулась.

- Не совсем. Это может оказаться не совсем душой в том смысле, в каком мы обычно имеем ее в виду. Скорее, это сущность, побуждения и характер волка, которые поднимаются на поверхность только при свете полной луны. При опросах большинство проживающих здесь оборотней описывали свою волчью половину как некую полностью отдельную от них сущность, одно тело, но два разума, что, в общем-то, подтверждает мою идею. Две личности, вынужденные уживаться друг с другом, бороться за контроль над общим телом. Но как бы мог волк так хорошо сражаться, если бы за ним не стояло ничего большего? У него есть память, воспоминания, которыми он весьма неохотно делится со своим человеком, а также достаточное самосознание, чтобы время от времени биться за контроль при первых признаках слабости. Может так оказаться, что это нечто большее, эта сущность оборотня достаточно сильна, чтобы дементор мог перепутать ее с душой. – Ребекка подняла бровь и продолжила: - И поскольку Каин был бешеным, поскольку его сущность оборотня преобладала над его телом в тот момент, когда он был поцелован, нам кажется, что дементор выпил именно ее…

Римус молча глядел на женщину. Мысли неслись вскачь. Он давно привык к нежеланному присутствию оборотня в нем самом и всегда знал, что эта его часть обладает собственными побуждениями и жизнью; он испытывал его довольно успешные попытки заполучить контроль над его человеческой частью. Но мысль о том, что эта сущность, как назвала ее Ребекка, может быть принята за душу, что он на самом деле делил свое тело с…

Римус вдруг почувствовал себя неуютно в собственной коже. Как будто кто-то еще был внутри нее.

И Каин… если дементор забрал его сущность оборотня…

- И что осталось? – спросил он, и его голос прозвучал странно даже для его собственных ушей. – Если дементор выпил его сущность оборотня, что осталось у него?

Ребекка кивнула Аливарду. Тот вышел вперед, коснулся палочкой стекла, и оно внезапно стало абсолютно прозрачным.

- Вот, что, - ответила она.

Римус увидел Авраама Каина.

- Нечестно!

Он непроизвольно отступил назад, когда треснутая деревянная миска ударилась о стекло, покрывая его растекающимися неаппетитными пятнами похожей на кашу субстанции. На противоположной стене также виднелось нечто бурое, правда, уже подсохшее, а в жиже на полу выделялись отпечатки босых ног. Подушки и матрас были раскиданы по всему помещению, и что-то похожее на красный резиновый мяч катилось по полу. Римусу и прежде приходилось становиться свидетелем яростных атак Каина в ответ на заключение, однако в этот раз ничего не было разорвано, сломано или изуродовано – просто раскидано, словно постарался маленький разозленный ребенок. Это была не сумасшедшая деструктивная ярость, а словно бы результат детского раздражения.

В центре учиненного им беспорядка стоял Каин. Конечно же, он выглядел иначе: его темные вьющиеся волосы стали более длинными и спутанными, его развитые когда-то мышцы спали в заточении, его когти, некогда венчавшие пальцы, были острижены под корень. Перемены затронули и то, как он двигался – Римус заметил это, когда тот прошелся по камере и снова пнул миску: исчезла бессознательная легкость, плавность и изящность его движений сменились дерганностью и неуклюжестью. Даже его голос – низкий и рокочущий прежде – стал хриплым и слабым.

- Нечестно! – прокричал он снова, когда миска отскочила от стены и приземлилась на одну из подушек. – Нечестно! Нечестно! Нечестно!

А затем он упал на колени и принялся барабанить кулаками по полу, снова и снова повторяя, словно мантру: «нечестно, нечестно» с каждым ударом. И вдруг, так же внезапно, как началось, буйство окончилось. Римус с недоумением наблюдал за тем, как один из самых бешеных оборотней своего времени внезапно свернулся калачиком в гнезде из подушек и одеял, обхватил руками колени и принялся раскачиваться взад-вперед в ритм, известный только ему. Его губы шевелились, и низким голосом он продолжал монотонно повторять: