- Римус? – взволнованный голос Фелиции ворвался в его размышления. – Мне кажется, я что-то слышу.

Римус уставился на нее.

- А я – ничего.

Но спустя мгновение он понял, что Фелиция права.

Прерывистое дыхание доносилось из коридора. Холод, ледяной холод, а за ним звук, нарушающий тишину. Затем…

Серебро луны – такое яркое, как отблеск лезвия кинжала. Когти вонзились в его спину, а золотые глаза яростно блестели…

Сильнейшая боль, сопровождающая вонзающиеся в его плоть зубы…

Римус пошатнулся. Холод – не внутренний озноб, но волна ледяного воздуха коснулась его кожи, обжигая и навевая ужас. Он почувствовал, как охнула и покачнулась Фелиция, увидел, как губы Симоны разомкнулись в беззвучном крике, когда и она ощутила ледяное прикосновение…

Волчьи глаза Авраама Каина сияли торжеством, когда он направился к беззащитным ученикам… Его собственное желание кусать, убивать поднималось внутри…

Тлеющие фитили свечей потухли окончательно. Помещение утонуло в тенях, тогда как становилось все холоднее; ледяное дыхание неизведанного закрадывалось в его душу, изгоняя оттуда всякое чувство тепла и света…

Это ощущение не спутать ни с чем. Все, что он испытывал до сих пор, указывало на одно.

В свете последней свечи Римус увидел расширенные от ужаса глаза Фелиции. Своим криком Симона могла и мертвого разбудить, но вместо этого разбудила кого-то похуже.

Она разбудила дементора.

========== Глава 28. Найти и потерять. ==========

В Министерстве магии царил настоящий бедлам.

Нимфадора Тонкс поморщилась, когда какофония звуков обрушилась на нее, стоило ей выйти из камина, подключенного к линии ограниченного доступа отдела мракоборцев, в управлении магического обеспечения правопорядка. Ее коллеги и друзья хаотично перемещались по помещению, хватали бумаги, размахивали палочками и бегали туда-сюда, напоминая ей кур с отрезанными головами. Противоречащие друг другу приказы выкрикивались со всех концов зала, кто-то орал свои идеи насчет дальнейшего расследования, кто-то вырывал у кого-то листы с записями допросов, шуршали папки с делами. Тонкс разглядела Робардса, швыряющего документы через плечо, Долиша, что-то приказывающего всякому, кто оказывался рядом, Саважа и Праудфут, которые похватали палочки и покинули помещение, пронесшись мимо нее. Она закатила глаза. Ей нравился ее отдел даже в самые худшие его времена, но после многих лет, проведенных за распутыванием ложных зацепок и расследованием лунатиков с выкрашенными белой краской лицами и ручными питонами, ее коллеги несколько излишне эмоционально реагировали на реальные дела, связанные с темной магией.

А темнее, чем Беллатриса Лестрейнж, уже не бывает.

Тонкс задумалась о своей тетушке-пожирательнице смерти. То, что она съехала с катушек, являлось бесспорным фактом, и так же бесспорно, что она была жестокой и страдала от бредовых идей. Но кроме этого она была мстительной, злобной и опасной. То, что ее поймали, являлось невероятным везением.

Тонкс же эта новость принесла облегчение. Ее родители жили в постоянном страхе с тех пор, как Беллатриса сбежала в прошлом году. Теперь, возможно, ее семья сможет вернуться к нормальной жизни.

Насколько нормальной ее вообще можно было назвать.

Тонкс зевнула. Она потрясла головой, стараясь сбросить усталость и сонливость, одолевающие ее после ночи, проведенной на ногах; пару часов сна на деревянном полу можно не считать. Если бы Римус не настоял на том, чтобы она хоть немного вздремнула, только Мерлин знает, в каком состоянии она была бы сейчас.

Боль – острая и горькая – пронзила ее. Она поспешила отринуть ее.

Не думай о Римусе! У тебя есть работа, Тонкс, а он тебя отвлекает. Приди в себя!

Решительно она стиснула зубы, заставляя себя игнорировать болезненную черную дыру на месте сердца. Бессмысленно было думать об этом, отвлекаться на эти мысли. Он отвернулся, когда она пыталась поцеловать его, не признался в ответных чувствах, и, по ее мнению, не о чем тут больше размышлять. Она профессионал своего дела – она не позволит глупому отвержению влиять на ее работу или занятость в Ордене. Это, черт возьми, его проблема, а не ее, и она не собиралась переживать из-за того, что он оказался ограниченным, бесчувственным…

- Тонкс?

Кто-то положил руку ей на плечо, и она подпрыгнула от неожиданности. Резко развернувшись, Тонкс обнаружила на себе сочувственный взгляд Кингсли Бруствера. Он улыбнулся ей.

- Это ты, - с некоторым удивлением констатировал он. – Я едва узнал тебя.

Тонкс внимательно посмотрела на него, а затем спросила:

- Кингсли, как давно мы работаем вместе?

Улыбка Кингсли стала шире.

- Слишком давно. И все это время я наблюдал, как каждое утро ты появлялась c шевелюрой нового цвета и неожиданной формы. Я с трудом опознал тебя с такими блеклыми волосами.

Блеклыми? Ладно, пусть черный – не то же самое, что ее более привычные оттенки розового или зеленого, но его с трудом можно назвать блеклым. Озадаченная Тонкс вырвала волосок со своей головы и взглянула на него.

Увиденное потрясло ее до глубины души.

Он был коричневым.

Серовато-коричневым. Светло-коричневым. Цвета волос ее отца. Ее натурального цвета волос.

Того самого цвета, который она ненавидела и скрывала с тех самых пор, как только впервые научилась этому.

Так какого черта ее волосы приобрели этот цвет сейчас?

Пару раз это случалось и прежде – незапланированная демонстрация ее натуральных волос. Она помнила, что целую неделю не могла сменить их после смерти дедушки. А потом, когда ей было восемь, у нее убежал котенок, и целый день она проходила с таким цветом волос, пока папа не нашел беглеца. И еще раз, когда Каллум Макалистер бросил ее на шестом курсе ради высокой блондинки…

Бросил.

О нет…

Улыбка Кингсли исчезла, когда он разглядел выражение ее лица.

- Тонкс? Все в порядке?

Отчасти ей хотелось закричать «нет», но ни за что на этом свете она не признается, что страдает из-за того, что Римус Люпин отверг ее, тогда как их ждет серьезная работа. Изо всех сил она выдавила улыбку.

- Все нормально, Кингсли, - сказала она, а затем, понизив голос, добавила: - Просто выдохлась. Провела всю ночь на ногах, если помнишь.

- Ах да, - пробормотал Кингсли. Оглядевшись вокруг, он прошептал: - Да. Кстати, прости, я пропустил брифинг с Грюмом, но на тот момент меня уже вызвали. Сколько ты поспала?

- Пару часов рано утром и потом еще минут сорок после того, как вернулась в номер в Хогсмиде по окончании встречи на площади Гриммо, и до того, как меня разбудила сова со срочным сообщением с работы. Но Грюм рассказал мне о Беллатрисе, так что я вроде как ожидала этого.

Кингсли вздохнул.

- Мне правда очень жаль. Я откладывал твой вызов так долго, как мог. – Неожиданно он повысил голос и проговорил: - Не хотелось вызывать тебя с больничного, Тонкс, но сегодня нам необходима каждая пара рук. Не волнуйся, я не собираюсь посылать тебя ловить пожирателей смерти по закоулкам. Я положил тебе на стол несколько документов – займись ими.

- Бумажная работа? – переспросила Тонкс, уже собираясь сообщить своему другу, что она думает о таком назначении, но в этот момент к ним подошел Долиш с серьезным выражением на лице.

- Да, Тонкс, бумажная работа, - отрезал он, лишая юную коллегу всяких надежд на интересный день. – Официально ты все еще на больничном, и я не собираюсь доверять опасную работу тому, кто не в форме. Если ты отправишься на задание и завалишь его, Скримджер мне кишки выпустит, и тогда я буду зол. Так что хватит ныть, отправляйся за свой стол и приступай к делу.

С этим старший мракоборец резко развернулся на месте и удалился, бормоча себе под нос что-то про хилую молодежь и что, если бы ему распороли брюхо, он бы вышел на работу на следующий же день и был бы счастлив.

Тонкс и Кингсли смотрели ему вслед.

- А он в хорошем расположении духа, - заметила Тонкс.