- Зато скучно, - заметила Тонкс. – Но, увы, это лучший план из тех, что у нас есть. Можно внести предложение?

- Разумеется.

- Как насчет того, чтобы бодрствующий продолжил обыскивать кабинет? – сказала Тонкс, обведя помещение рукой. – Сомневаюсь, что удастся найти что-то стоящее, лежащее просто так, но мало ли.

- Принято, - согласился Римус, стараясь подавить второй зевок, и указал на импровизированную постель. – Хочешь лечь первой?

Тонкс покачала головой.

- Лучше ты. Я днем спала в качестве подготовки к ночной вылазке. Но я знаю, что у тебя были уроки. Ты небось как выжатый лимон.

Внутренне Римус был с ней согласен. Ему удалось несколько раз вздремнуть в течение дня и даже пару часов поспать вечером, но усталость, усиливающаяся почти полной луной, давала о себе знать уже какое-то время. Сон ему не помешает.

Он кивнул в знак согласия.

- Если ты уверена.

- Уверена, спи, - подтвердила Тонкс и строго указала на пол. – А тем временем, - добавила она и оглядела помещение полное бумаг и книг, - я займусь делом.

************

Учитывая, что они находились в самом сердце вражеской территории, следующие несколько часов прошли на удивление тихо. Сон пошел Римусу на пользу, хотя он с раздражением узнал, что Тонкс разбудила его не через три часа, как они условились, а через пять. Но Тонкс лишь отмахнулась, заявив, что он нуждался в отдыхе больше, чем она, и легла сама. Римус же продолжил обыск с указанного ею места.

Как и ожидалось, он не нашел ничего стоящего. Большая часть книг представляла собой академические и медицинские пособия по теме ликантропии, записные книжки, свитки и документы содержали совершенно обычные сведения касательно работы, проводимой в институте. Римус обратил внимание на то, что почерк в большинстве записных книжек, предположительно принадлежавших Ребекке, отличался от того, что они видели в документах из деревянной коробки. Возможно, это также указывало на ее подмену. Но, помимо этого бесполезного по сути открытия, он не нашел ничего, связанного с планами пожирателей смерти.

Наконец ночь прошла, и часы на полке пробили семь.

Римус не знал наверняка, во сколько поднимались и приступали к делу работники института, но был уверен, что ждать осталось недолго.

Нужно разбудить Тонкс – им следует быть готовыми действовать.

Она, однако, выглядела такой умиротворенной.

Он посмотрел на нее. Она лежала на боку, сунув руки под импровизированную подушку и согнув ноги; ее волосы были растрепаны, а грудь вздымалась и опадала в такт дыханию. Ее лицо было расслабленно и безмятежно, каждый выдох ритмично срывался с губ, а темные и живые глаза были скрыты под веками, ресницы на которых слегка подрагивали.

Римус улыбнулся. Это так странно. Она вошла в его жизнь незаметно, с аккуратностью одновременно неожиданной и впечатляющей для кого-то, кто, по ее собственным заверениям, был невероятно неуклюжим. Их дружба выросла из знакомства в Ордене, и сначала они были друг другу товарищами, затем друзьями, затем хорошими друзьями и, наконец, стали лучшими друзьями, а Римус даже не заметил, как это произошло. Если бы кто-то сказал ему тем давним летним вечером, что эта веселая коллега Кингсли с фиолетовыми волосами, которую он привел на ее самую первую встречу Ордена, однажды будет так много значить для него, он вряд ли бы поверил.

И неудивительно, потому что для стороннего наблюдателя их тандем выглядел просто невероятно. Римус Люпин, печально известный оборотень, преждевременно стареющий по вине своего недуга, готовящийся переступить рубеж в четыре десятка лет и знаменитый своими сдержанностью, спокойствием и самоконтролем. И Нимфадора Тонкс, мракоборец, метаморфиня, яркая и энергичная, все еще такая молодая и активная, неуклюжая, но профессиональная, добрая и остроумная, вечно меняющаяся, но всегда остающаяся Тонкс, просто Тонкс глубоко внутри. Прекрасная, восхитительная молодая женщина, чья решимость дружить с ним до сих пор изумляла его.

Римус тихо вздохнул. Он никогда не понимал, что она находила в его компании. Как ему могло так повезти, что он нашел друга, без которого больше не мыслил жизни?

Хотя ему едва не пришлось.

С холодком в сердце он вспомнил ее бледное лицо, обмякшее тело, ее теплую кровь, стекающую по его пальцам, пока он цеплялся за нее – собственнически, стараясь защитить – в окружении пожирателей смерти. В той ужасной ситуации у него почти не было времени на то, чтобы представить, что случится, если она не выживет, но, к счастью, этого не произошло на самом деле. Его разум и чувства содрогались от осознания той пустоты, что появлялась внутри него при одной только мысли о том, что она могла умереть на обратном пути в школу. Облегчение, испытываемое им во время разговора с ней следующим утром в больничном крыле, было ни с чем не сравнимо…

Облегчение. Вот и все, что это было. Облегчение.

Она была его другом.

Его пальцы сжались на подлокотниках кресла. В любом случае, это неважно. Она никогда даже не взглянет на него иначе, чем на друга.

Да вот только это неправда. Уже неправда. Ты видел, как она смотрела на тебя тем утром. И ты знаешь, что она хотела сказать тебе этой ночью…

Нет.

Прекрати.

Это просто абсурдно. Даже если в результате какого-то страшного стечения обстоятельств она решится рассказать ему… о своих чувствах, он не намерен позволять этому случиться. Это было бы несправедливо по отношению к ней – навязываться ей, только начинающей жить, вторгаться в ее яркий мир человеку, выглядящему и чувствующему себя гораздо старше своих лет в результате болезни и полной горьких потерь жизни. Какое право он имел тянуть ее ко дну за собой? Какое право он имел омрачать ее будущее шрамами своего прошлого?

«Я ничего не могу с этим поделать. Не смог бы. Я не имею на это права.

Она заслуживает кого-то лучшего, чем я.

Даже если я…»

Римус замер. Его взгляд остановился на лице спящей Тонкс.

Нет. О нет. Не думай об этом. Не думай.

Друг. Она твой друг. Ничего больше. И другом она и останется.

Ты не можешь позволить ей быть кем-то большим.

Не думай. Не думай. Не думай, что ты можешь…

Ее глаза, такие темные и бездонные, полные радости, света, самой ее сущности. Ее голос, смех и шутки, удовольствие, испытываемое от простого общения между ними – все эти воспоминания и чувства вдруг выплеснулись из берегов, превосходя все ожидания. Боль, которую он ощутил, осознав, что она может быть потеряна для него навсегда…

«Я люблю ее.

Ох Мерлин, я подумал это».

Римус закрыл глаза. Каким идиотом он был.

Он чувствовал это уже так давно. И так же давно прятался от признания, бежал от него, даже подсознательно боролся с ним – делал все возможное, чтобы не признаваться себе в том, что подспудно уже и так знал. Само слово «друг» было своего рода баррикадой, воздвигнутой им, и он прятался за ней, потому что знал, что стоит только выглянуть из-за нее, и он потерян.

Но он выглянул. И теперь знал. Он смотрел на ее безмятежное лицо, а страшные слова все крепли в пустоте его разума. Он не мог бороться с ними дальше.

Отрицание было лучше. В отрицании у него была ее дружба, дружба, которая притупляла острую боль. Но теперь их дружба была запятнана, потому что он знал, что не мог позволить этим чувствам всплыть на поверхность.

Она заслуживала лучшего. Она нуждалась в лучшем. Да, он любил ее. И именно поэтому знал, что никогда, никогда не сможет повести себя настолько эгоистично, чтобы испортить ей жизнь, пойдя на поводу у этих чувств.

До сего момента ее дружбы было достаточно. Так оно и останется. Он никогда не скажет ей, не позволит осознать, что он…

- У меня что-то с лицом?

Римус подпрыгнул на месте от неожиданности, обнаружив, что смотрит в темные и очень даже открытые глаза Тонкс. Она сонно ему улыбалась.

Взволнованно он постарался побыстрее подавить все эти личные и полные эмоций мысли, в которые позволил себе погрузиться.