Словно бы в свете ослепительной вспышки Римус увидел ответ.

Питер знал. Он знал, что его предательство вышло за рамки оправдания, даруемого несправедливостью, испытанной им в школе, он знал, что разрушил жизни единственных людей, помимо своей матери, которым действительно был небезразличен; он знал, что, возможно, обрек все волшебное сообщество на рабство под гнетом Волдеморта на веки. Его даже своя судьба больше не волновала.

Он лишь хотел обрести покой.

И, поскольку он не мог справиться с этим самостоятельно, ему был нужен кто-то, кто отпустил бы ему его грехи.

И этим кем-то должен был стать его последний друг. Римус.

- Ты хочешь, чтобы я простил тебя, - недоверчиво прошептал он.

Питер промолчал, но в его глазах Римус прочел ответ.

Ох Мерлин.

- Я не могу этого сделать, - ответил он просто.

На лице Питера отразилась боль. Он думал, что жалости окажется достаточно? Он полагал, что Римус по доброте душевной даст обреченному человеку то, в чем он нуждался перед лицом судьбы?

«Ох, Питер. Ты знаешь меня не лучше, чем я тебя».

- Прости, Питер, - сказал Римус мягко, но его слова все равно прозвучали, как свист хлыста. – Даже если бы хотел, я не могу освободить тебя от твоей вины. Никто не может. То, что ты сделал – с Джеймсом, Лили, Сириусом, Гарри, со всем волшебным сообществом – непростительно. Никто и ничто не сотрет этих деяний. А даже если бы мог, то я не стал бы это делать.

Казалось, Питер получил физический удар. Он отшатнулся, с трудом поднялся на ноги и отпрянул. Он направил зажатую в серебристых пальцах палочку на распростертую фигуру бывшего друга.

- Это неправда! – пронзительно закричал он; его лицо исказилось от ярости, разочарования и боли. – Ты можешь! Можешь простить меня! Скажи, что прощаешь меня!

Римус заглянул ему в глаза.

- Это будет ложью.

- Я убью тебя.

В этом Римус не сомневался, но каким-то образом перед лицом необходимости предать память своих друзей, чтобы успокоить совесть убийцы, это не имело значения.

- Ну давай, - мягко проговорил он. – Но это тебе не поможет.

Теперь в глазах Петтигрю горело сумасшедшее отчаяние.

- Это твой последний шанс. Прости меня.

Римус только покачал головой.

- Нет.

Лицо Питера перекосилось. Глаза горели, а пальцы с силой стиснули палочку.

- Тогда мне очень жаль, - прошептал он напряженно. – Ты не оставляешь мне выбора. Авада…

В это мгновение выбитая прогремевшим взрывом дверь влетела в коридор, и началось светопреставление.

************

Ей показалось, что она ступила в свой кошмар.

Откашлявшись, Тонкс практически вслепую преодолела толстую стену пыли, поднявшейся в результате взрыва, устроенного Грюмом, чтобы уничтожить защитные чары на двери. Она слышала, как Кингсли выкрикивает приказы, слышала высокий яростный вопль, который мог принадлежать Петтигрю, ощущала ледяной воздух, вдруг коснувшийся ее лица. Сжимая палочку и то и дело спотыкаясь на обломках, Тонкс ворвалась в коридор вместе с Гарри. Даже в облаке пыли она разглядела три лежащих на полу тела и саму крысу в облике человека, которая, держа в серебристой руке палочку, выкрикивала заклинание.

А в следующую секунду она услышала хриплый и полный отчаяния крик Римуса.

- Питер, нет!

Римус!

Мир вокруг словно бы замедлился. Теперь она видела его – сидящего, прислонившись к стене, в каких-то десяти метрах от них. Он был укутан в черный плащ пожирателя смерти, а на бледной коже контрастом виднелись пятна крови; он изо всех сил пытался встать. Она видела его глаза – широко распахнутые от ужаса – глядящие на стоявшего перед ним разъяренного человека.

Заклинание полыхнуло.

Однако попало оно не в Римуса, а в находящуюся рядом дверь.

Она распахнулась, и в коридор хлынул поток поистине ледяного воздуха.

Дементоры. Петтигрю освободил дементоров.

Одна отвратительная рука с длинными пальцами ухватилась за косяк двери. За ней появились скрытые капюшонами фигуры – одна, две, три. Свет мигнул и потух.

Все смешалось.

Хихиканье Беллатрисы, сопровождавшее летящие одно за другим в ее племянницу заклинания…

В свете инстинктивно зажженного кончика палочки Рона Уизли Тонкс разглядела Кингсли, пятившегося назад с широко распахнутыми глазами и выставленной перед собой палочкой, но первым среагировал Гарри. С решительным лицом он бросился вперед и выкрикнул:

- Экспекто Патронум!

Белый олень вырвался из кончика его палочки и помчался галопом, заставив Петтигрю снова завизжать. Питер весь съежился, его кожа покрылась шерстью, и со взмахом хвоста он бросился наутек от светящегося призрака, ворвавшегося в ледяную орду.

Бледное лицо и запавшие глаза Римуса, когда он рассказывал ей о смерти ее кузена, пока она лежала на больничной койке в больнице Святого Мунго…

Олень выполнил свою работу хорошо, и спустя мгновение он был уже не один: сперва маленькая выдра, а затем медведь-гризли Грюма и снежный барс Кингсли присоединились к нему. Ряды дементоров дрогнули – одни в страхе отступили назад в служившее им камерой помещение, другие удалялись по коридору, выказывая недовольство в холодном воздухе.

Римус, лежащий в переулке Хогсмида, без сознания и в луже собственной крови…

Мужской голос завопил в абсолютном ужасе.

Тонкс до сего момента не замечала, что одно из лежавших тел принадлежало Дольфу. Но теперь это стало очевидным, даже очень. Две мерзкие руки, зажав его лицо, словно тисками, подняли Дольфа с пола; одна из его ног, очевидно, была сломана, а вторая судорожно дергалась. Он царапал пальцами руки дементора в отчаянном стремлении освободиться, его глаза были широко распахнуты от страха, тогда как судьба, уготованная им для других оборотней, настигала его самого.

Тонкс поспешно подняла палочку, стараясь найти счастливое воспоминание, чтобы отогнать дементора.

Она окружена пожирателями смерти – их целая орда, скрывающаяся в тенях. Боль, сильная боль от режущего заклинания, попавшего в нее и отбросившего ее назад…

Дементор отпустил его, и Дольф упал на пол, словно камень. Его тело продолжало конвульсивно дергаться, когда монстр отступил прочь. Он остался один – его собратья пустились наутек, спасаясь от стремительной атаки патронусов ее спутников, но этот казался невпечатленным, равнодушным, взирая на приближающегося барса Кингсли с чем-то, что можно было бы назвать презрением, если бы у дементора было лицо. Его пустой взгляд, казалось, охватил их всех, оценивая решительность Гарри, страх Рона и Гермионы, стойкость Грозного Глаза и Кингсли, а также упрямую ярость Тонкс и словно бы сбрасывая их со счетов как слабаков.

Его взгляд ощущался подобно арктическому холоду и обжигающему пламени сразу, заставляя тело дрожать, вызывая желание драться, убивать, разрушать. Тонкс все поняла.

Бешеный дементор. Должен быть он.

Но времени размышлять на эту тему не было, потому что он развернулся к Римусу.

Нет! Мерлин, нет!

Римус так и не сдвинулся с места, но не из-за недостатка старания. Он лежал, тяжело дыша после непосильных попыток подняться, обессиленный из-за трансформации и очевидной травмы; изможденный, теряющий кровь и не способный встать. Он встретил ее взгляд почти что с отчаянием.

Он был уязвим. Слишком уязвим.

И слишком далеко от нее.

Он знал об этом – они оба знали.

Она видела, как зашевелились его губы. Он прошептал: «Я люблю тебя». Он прошептал: «Прости».

Его глаза говорили ей «прощай».

Ей показалось, что сердце разорвалось в груди на части.

«Нет! Римус, нет! Не оставляй меня!»

Но Римус не слышал, не мог услышать ее. А даже если бы и услышал, что мог предпринять?

Вытянув руки к своей новой жертве, дементор направился к нему. Серые пальцы обхватили лицо Римуса и подняли его – беспомощного и слабо сопротивляющегося – с пола. Рот монстра широко открылся.

Она слышала, как в ярости что-то кричит Гарри, видела, как его олень развернулся и понесся назад. Она видела, как Кингсли бросился к Римусу, Грюм у него за спиной. Она слышала, как вскрикнул Рон и от ужаса завизжала Гермиона.