- Как же отец ваш сделал вас наследником? Уж лучше, мне кажется, никакого наследника, чем вот такой, как вы - идущий по жизни наугад.

Диглер повернулся на спину - закинул руки за голову и положил ногу на ногу, как он любил. Белые мраморные колени отразили лунный свет.

- Я не со всеми такой, как с вами, - ответил он, - Мой папи знает меня совсем другим. С ним я чопорный такой, очень правильный и чинный Нордхофен.

- Мне, значит, повезло. Но я ведь женщина, Кристиан, и замужем, и люблю другого - что вы от меня, в конце, концов, хотите?

- Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, ну, и далее по тексту, - начал Диглер монотонно и печально, но потом, видать, забыл, как там дальше.

- И что это значит?

- Послание к Коринфянам, святой Пауль, кажется. Я люблю вас, Базиль. Не знаю, как оно так вышло. Разум мой говорит мне - не смей, природа моя зло смеется и тоже отвечает - нет, и только глупое сердце шепчет мне - да. Но вы не бойтесь, Базилис, вы ведь поняли, что я такое. Я ведь даже не могу до вас дотронуться.

- Ага, потому что стошнит, - вспомнила Бача, - Вы любите выдуманного господина Оскура? Ведь не меня же, в самом деле?

- Уже не знаю, - отчего-то растерялся Диглер, - Я же не взял к вам свой пояс. Не заставляйте меня об этом думать. Давайте спать, Базилис.

- Спокойной ночи, Кристиан, - прошептала Бача и вытянула ступни к грелке. Диглер тоже свернулся калачиком и накрыл свои ноги краем ее одеяла. Бача подумала - а не вообразила ли и она свою собственную любовь, как этот вот Диглер? Может, и Яська для нее - такая же химера, как несуществующий Базиль Оскура? И в самом деле - не заставляйте меня об этом думать...

7.Лоренцони - всегда Лоренцони

Нет, то не было, к сожалению, подобие знаменитых баронских охот. Загонщики из графской дворни, скромная свора - не для преследования дичи, а только лишь для добора подранков. Да и сама охота была предприятием скорее гигиеническим - расплодившиеся косули слишком уж объедали графские угодья, пришло время проредить их поголовье или, на худой конец, спугнуть к соседям - пусть объедают там.

Бача, добрая женщина, жалела благородных животных, а вот доппельгангер ее кавалер Оскура не жалел никого. И молодой Нордхофен, которого приходилось ей играть - уж точно не жалел никого. Он мчался за дичью с заострившимся хищным лицом - Бача видела словно со стороны - и убивал, почти не целясь, одним выстрелом, в голову. Вот за кем и не нужно было собирать подранков - только трупы.

- А ты, дура, не верила, - шипел Фрици фон дер Плау своей Веронике. Фрици все нравилось - и угодья, и добыча, и сам молодой и очень меткий охотник. Вероника, ни разу ни в кого не попавшая - только в шляпу загонщику - сидела на своей кобыле злая и красная. Женским седлом она пренебрегла, ехала в штанах и верхом.

- Не всем слухам следует верить. Ты, племянница, должна извиниться перед молодым Нордхофеном, и сказать, что согласна, - наставительно советовал девушке Фрици. Девушка в ответ злобно фыркала.

"А ведь она была права" - подумала Бача. Диглер, тот, что настоящий Нордхофен, стрелять не умел совсем. Тут Яська Веронику не обманул. В болоте бессильно трепыхалась умирающая косуля, собака бегала вокруг нее, кусала за ноги, тянула, тявкала. Диглер смотрел на всю эту феерию со своего коня сверху вниз - и ничего не делал.

- Отчего вы ее не добьете? - спросила Бача.

- Не хочу пачкаться, - признался Диглер, - жду, когда кто-нибудь из ребят подойдет и добьет.

- А Лоренцони вам на что? - Бача прицелилась и выстрелила - успешно, - Или у вас к этим ружьям только платоническая страсть?

- Ага, поклоняюсь как эстет, - усмехнулся Диглер.

Дрогнули желтоватые августовские листья - из леса выехали Фрици с сердитой Вероникой.

- Вы получили удовлетворение, фройляйн? - любезно спросила Бача, - Или вы желаете видеть, как я буду их разделывать? Я-то умею, но станете ли вы смотреть?

- Вероника, слово за тобой, - с угрозой произнес Фрици.

- Ладно, вы умеете стрелять, - признала Вероника и тут же повернулась у Фрици с молящими глазами, - Дядюшка, почему вы не пытались отыграться?

- Когда? - не понял Фрици,- В сорок втором? Да я пытался, бог свидетель!

- Сейчас, когда он сунул вам эту расписку! - воскликнула Вероника, - Да сыграйте вы с ним еще раз, хоть попытайтесь! Что ж вы без боя сдались, и меня сдаете!

- Я настолько вам противен? - подняла брови Бача, - Поверьте, фройляйн, я не навязываюсь вам в женихи. Просто мне, как наследнику, велено жениться, вы мне подходите, дяде вашему это тоже удобно - вот и все. Вот вам мой адвокат, он представляет мои интересы, - Бача кивнула на Диглера, - а я вас оставлю. Я отправлюсь разделывать туши - любое дело должно быть доведено до конца.

Бача развернула коня и умчалась по лесной тропе.

- Сомюрская посадка, - оценил Фрици ее манеру держаться в седле, и тут же накинулся на Веронику, - Что, дура, разорила дядю? Где я ему сейчас десятку возьму?

- Господин Нордхофен предлагает вам отыграться, - с гадючьим шипением предложил довольный Диглер, - От нас - расписка, от вас - фройляйн Вероника. Согласны вы на такие ставки?

- На людей играть нельзя! - выкрикнула Вероника, прежде, чем Фрици успел ответить, - Дядя, может, я другого люблю!

- Герр Нордхофен тоже любит другого, - с удовольствием отвечал Диглер, - И на людей играть - можно. Если составить предварительное подробное соглашение. Дядя ваш опекун, он же не в рабство вас продает, но он вправе выдать вас замуж.

Два загонщика вышли из кустов, шуганули собаку, подняли за ноги мертвую косулю и понесли - по сумрачной лесной тропинке.

- Я согласен, - выдохнул Фрици, - Хуже не будет, может, отыграюсь. Вы даже чересчур добры к нам, герр адвокат.

- Нечаянная радость - вот, чем была для нас эта расписка, - объяснил Диглер, - Люди не ценят то, что досталось даром. Отдать расписку - один из странных капризов сумасшедшего дядюшки. К слову, вы не знаете, куда он направлялся, после того, как навестил вас?

- Очень надеюсь, что в ад, - проворчал Фрици, - Ждем вас завтра - составим соглашение, и, бог даст, может, отыграюсь.

Диглер в ответ звонко рассмеялся, и Вероника посмотрела на него с ненавистью.

- Вот кто вы такая, Базилис? - спрашивал Диглер. Трофеи были давно разделаны и поделены, оба фон дер Плау убрались восвояси, коней увели в графские конюшни, а собак - в псарни. Бача и Диглер стояли на пороге Нордхофенского дома и отчего-то все никак не могли в него войти.

- Вы стреляете, как Диана, играете в карты, как граф Сен-Жермен, и держитесь в седле - как Сен-Жермен, но уже другой...Кто же вы, Базилис?

- Мой отец был церковный органист, да и сейчас, наверное, где-нибудь играет на органе, - рассказала Бача, - мать была грандесса, Дорадо-и-Эскобар. Ей и спасибо за мои успехи в стрельбе и красивую посадку. Я играла на органе в церкви, вместе с отцом, и иногда - немножечко в карты. Вот и все, что у меня в жизни было. А потом случился пан Сташевский.

- Вы играете на органе? - в голосе Диглера звучало удивление.

- Да, немного.

- Вы сыграете для меня "Мессию"? - спросил он вдруг.

- Где, Кристиан? Неужели у вашего папи есть даже собственный оркестрион?

- Есть, в его собственной церкви, выстроенной на его пожертвования, - просто отвечал Диглер.

- Вы сейчас хотите? В пыли, в охотничьих костюмах, в крови косуль? - язвительно спросила Бача, и совсем зря. Глаза Диглера зажглись:

- О, да!

Он вдруг на что-то решился, где-то внутри себя, и взял Бачу за руку - задрожал, но не отдернул руки:

- Пойдемте со мною, Базилис.

- Я и так пойду, отпустите, не мучайтесь, - Бача отняла руку, ей стало его жаль, - Далеко?