Диглер направился к выходу, поманив слугу Морица за собой, весьма необычным образом - шлепком по попе.

Бача никогда прежде не носила ни рубашек с кружевами, ни камзолов с драгоценными пуговицами. Облачение стоило ей усилий - пришлось задействовать всю изобретательность, повязывая галстук и защелкивая мудреные подвязки. Волосы она зачесала мокрой щеткой - чтобы налез парик, рассчитанный постижером на змеиную головку господина Нордхофена.

- Я не думаю, что для визита в игорный дом стоит так наряжаться, - Бача вышла в гостиную, споткнувшись на пороге - в очень узких диглерских туфлях, с шитьем и высокими каблуками. Диглер сидел за клавесином и опять подбирал наугад печальную балладу казненного господина Столетова:

- Universelle große Liebе... mein magisches Spielzeug in der Leere...

Весь вид его подтверждал недавнее Бачино заявление - Диглер одет был просто, в пурпур, словно запыленный, в рубашку без кружев и черный парик. Вороные букли оттеняли его меловое лицо с подведенными бровями и карминным полумесяцем злого рта.

- Вот видите, Кристиан, сами вы одеты гораздо скромнее. Наверное, и мне стоило бы...

- Не стоило, Базилис. Я ведь не считаюсь, я всего лишь скромный адвокат Оскура. Первый визит венскому полусвету молодой Нордхофен должен нанести во всем блеске и славе. Ведь его папи - законодатель здешних мод. Дайте взглянуть - как вы справились с нарядом. О, похвально. Разве что галстук повязывают пышнее, чтобы челюсть тонула в нем и кружева почти залезали в рот, - Диглер поднялся со стула и, что-то явно преодолев в себе, заново повязал на Баче кипенно-белый кружевной галстук. Так, что кружева теперь почти что лезли в рот.

- О, господа, вы уже нарядились и ждете? - в гостиную вкатился Герасим Василич, со своим неизменный коробом на плече, жизнерадостный и озорной. Он с грохотом обрушил короб на драгоценный паркет, без приглашения уселся в кресло и закинул ногу на ногу. Бача и Диглер отпрянули друг от друга и уставились на него вопросительно.

- Рассказываю, - начал принц, - итоги моего анабазиса. Явился я со своим товаром на двор к барону фон дер Плау. Сам барон в городе, на наше счастье, и в городе долго еще просидит - имение его загородное за долги приставами опечатано. Слава богу, мерзавец меня не видел - гулял у кого-то в гостях. Зато поговорил я с племяшкой его, Вероникой. Поведал, не таясь, что патрон мой, молодой бастард Нордхофен...

Тут Диглер сморщился так, словно проглотил жабу:

- Ради всех святых, Херассимус, не зовите меня так!

- А вы меня - так, - отвечал Герасим Василич, - Херассимус ваш тоже не пряник. Так вот, поведал я девице, что патрон мой видал ее в церкви и весьма заинтригован ее красотою. К слову сказать, девица фон дер Плау хоть и возрастная, но на фигурку - огонь... И бойкая - что твой ястребенок. Вся в дядюшку. Как-то слово за слово, заговорили про игорные дома...

- Да вы умеете развязывать языки, мой принц! - в восторге воскликнула Бача.

- Что да, то да, - согласился принц, - Ведь я и о себе рассказываю немало. Так вот - этим вечером Вероника фон дер Плау, само собой, в маске и в мужеском наряде играет в фараон в игорном доме мадам Дюпо. Но у нее такой зад - там никакими фалдами не спрячешь. В любом случае, фрау Базилис, я вам ее у мадам Дюпо покажу.

- Вот мы и определились с целью нашей вечерней экскурсии, - задумчиво произнес Диглер, - Я слышал, игорный салон мадам Дюпо - одно из респектабельных заведений, которым не гнушаются и кронпринцы.

- А то, - Герасим Василич вспомнил кое-что и приосанился, - место знатное. Папаша мой имел честь неоднократно там играть.

- И как? - не удержалась любопытная Бача.

- Как? Как всегда - в плюсах остался. Он таков - он всегда выигрывает.

- Что ж, вперед, господа, как говорят работники ножа и топора - на дело, - вдохновенно провозгласил Диглер, и Бача задумалась - что же говорят работники бритвы? Диглер потер переносицу и вспомнил внезапно, - Разве что одну деталь мы чуть не упустили. Мориц!

В гостиную бесшумно вплыл торжественный Мориц, в руках которого трепетали три черные полумаски.

На пороге заведения мадам Дюпо встречал посетителей арап, черный, аж синий, и Бача решила, что это хороший знак - черный господин, лоа справедливого суда, папа Огун передает ей свой привет. А бесстыдник Диглер, отныне адвокат Оскура, подмигнул черному швейцару и потрепал его по щеке. Герасим Василич тут же переместился в зал, где играла публика попроще, а Бачу с Диглером подхватила в свои когти сама мадам Дюпо, изысканная цапля, вооруженная лорнетом. В лорнете заключались смелость и экстравагантность мадам - она напоказ выставляла вещи, которых принято было стыдиться, не скрывала того, что плохо видит, а, напротив, этим бравировала. Лорнет нацелился на роскошного изящного "наследничка", Бача склонилась к иссушенной мадамской ручке, и Дюпо воскликнула страстным полушепотом:

- О, милый юноша, вы так похожи - на вашего отца! У вас совсем одинаковые профили...

- Прекрасный юноша, - поправил Диглер тоже полушепотом, но уже саркастическим, - Прозвище его сиятельства в молодости было - "прекрасный юноша".

- Ах да, из Шекспира, - припомнила мадам, - из этих его сонетов. "Прекрасный юноша, не спешите жениться" - ну, так он и не спешил. Пойдемте, я провожу вас. Во что вы желаете сыграть - фараон, макао, двадцать и один?

- Двадцать и один, - ответил вместо Бачи Диглер, - его будущее сиятельство обожает игры разума - порою на грани фола.

- Это прелестно, - восхитилась мадам, - в таком случае - прошу вас!

В комнате с "фараоном" краем глаза за одним из столов Бача разглядела задастую переодетую девицу и решила, что это и есть искомая Вероника фон дер Плау. "Неудивительно, что никто не желает на ней жениться, - подумала Бача, - Таскается по игорным домам в мужской одежде. Впрочем, кто бы говорил".

Бача уселась за стол с игроками и, как и всегда, игра увлекла ее без остатка. Диглер же быстро проигрался и отправился гулять по залам - где-то в дальних комнатах слышалась музыка и наверняка, на несчастье мадам Дюпо, стоял какой-нибудь клавесин.

- Ваша милость, секунду прошу драгоценного вашего внимания, - к Бачиному уху склонился подобравшийся незаметно Герасим Василич. Он стоял, тактично отступив, чтобы не глядеть игрокам в карты, и тянул к Баче длинную шею:

- Вероника продулась в свой фараон, сидит сейчас в гостиной, слушает цыган. Поди, приударь за ней - авось польза будет.

- Садись тогда за меня, - Бача встала и вложила в руку принца свои карты, - смотри, думай головой, помни, что сам для себя играешь.

Бача вышла из зала, чуть пританцовывая на непривычных высоких каблуках, прошла анфиладу и остановилась в гостиной, вглядываясь в публику. На возвышении пели две цыганки, и усатый цыган аккомпанировал им на странной семиструнной мандолине, украшенной бантом. Вероника фон дер Плау сидела на диване, по-женски сдвинув колени, и мужские панталоны бессовестно подчеркивали ее восхитительные формы. Бача грациозно присела на подлокотник ее дивана, и стоящий рядом господин с модной полубородкой тут же одобрительно крякнул.

- Цыганские напевы кажутся нам, европейцам, смешными, - обратилась Бача к фройляйн фон дер Плау с самой задушевной своей интонацией, - а русским, например, они нравятся. Русские считают, что в этих заунывных звуках слышна душа.

- Как знать, сестрица, - прошептала Вероника, полуобернув к Баче румяное лицо, - может, и есть в них душа.

- Неужели вы изволите сомневаться, - с притворной обидой спросила Бача, - в том, что я - кавалер?

Никто ни разу еще ее не разгадывал - так, сходу. И Бача даже не успела еще толком поверить в свой провал, и, как оказалось, правильно.

- Да кто спорит, - брезгливо отозвалась Вероника, - только ведь слухами земля полнится. Одна птичка напела, что молодой Нордхофен, которому все здесь так тепло дуют в афедрон, на самом деле buseranti.