- И у меня, - напомнил о себе Герасим Василич.

- Господа, - Диглер скосил глаза на слуг и воздержался поминать даму, - Пожалуйте в дом, пьесы лучше всего обсуждать в четырех стенах. В конце концов, мне нужно будет чем-то развлекать себя - те две недели, пока не вернется из Темишоар с жезлом мой обожаемый папи.

Диглер поманил их за собой и легко взлетел по ступеням. Герасим Василич взял с земли свой короб, и они с Бачей последовали за хозяином - по каменной лестнице, через просторную прихожую, уставленную мраморными Дианами и Церерами, по сказочной кружевной лесенке - на второй этаж, в гулкую круглую залу.

- Стоп! - скомандовал Диглер и с размаху опал, как лист, на японский черно-белый диванчик, - Садитесь, господин и дама! - он жестом указал на такие же монохромные, в японском стиле, кресла. На стенах гостиной висели забавные картинки, тоже псевдояпонские - обезьянки в кринолинах и буклях играли на музыкальных инструментах, танцевали и занимались любовью. Герасим Василич оценил - цокнул языком.

- Итак, к делу, - Диглер забрался на диванчик с ногами, прямо в пыльных ботфортах, и красиво лег - облокотясь, и закинув ногу на ногу, - Мой план предельно, изумительно прост. Вся Вена знает, что приехал Нордхофен, но в лицо никто меня не видел, прежде я бывал в Вене инкогнито, мальчишкой, десять лет назад. Сидел взаперти в этом доме и смотрел на этих вот макак, - Диглер злобно кивнул на картинки, - никто не знает, каков я. Мы с вами, Базилис, поменяемся местами на эти две недели, вы станете Кристианом Нордхофеном, а я - вашим адвокатом или врачом, господином Оскура. Мы явимся к барону фон дер Плау - во всем нашем блеске и славе - и потребуем у него вернуть старинный петербургский долг. Да, лучше мне тогда изображать адвоката... А в счет уплаты долга можно попросить его уступить нам в безраздельное владение баронского подвального пленника. Мало ли какие у кредиторов пристрастия... А вы, тайный претендент на курляндский престол - какой у вас был план?

- Я хотел предложить - приволокнуться за племяшкой старого Фрици, - отвечал Герасим Василич, - не вам, конечно, госпоже. Если господину Оскура чуть принарядиться - перед ним никто не в силах устоять.

- Увы, это так, - подтвердил опечаленно Диглер.

- Для чего вы мне помогаете? - спросила вдруг Бача, - Гера со мной из-за денег, а что нужно - вам?

- Склоните ко мне свое ухо, - попросил Диглер, змеино переползая по дивану поближе к Баче. Та покорно склонилась к нему, и Диглер прошептал ей на ухо, - Мне скучно. У меня здесь совсем нет друзей. И господин Оскура - пусть он всего лишь иллюзия, но он моя воплощенная греза, мой идеал, он сводит меня с ума, и я хотел бы видеть его хотя бы чуть-чуть дольше...

- Фу, - отстранилась Бача, - да вы опасный безумец, герр Диглер.

- А то.

- Герр Диглер...

- Для вас - Кристиан.

- Вы поняли уже, дорогой Кристиан, на какие средства я продолжаю свой путь? Нет ли здесь, в Вене, места, где можно сыграть в карты - и желательно в "двадцать и один"?

- Я знаю! - вызвался Герасим Василич, - У Коржика, у Лифшица, у Пуссенов, наконец - Фрици наш это место очень уважает.

- Разве что вам нужно сменить наряд, - напомнил Баче хозяин дома, - Завтра я приглашу к нам портного, а этой ночью - что ж поделать, придется вам одолжиться из моих коллекций. Я сам выберу наряд - теперь уже для молодого Нордхофена.

День был прохладный, и слуги разожгли камин, и поставили за ширмой лохань с подогретой водой, и бросили поперек кровати китайский халат, несомненно, принадлежащий Диглеру-Нордхофену - такие экстравагантные птицы и драконы были вытканы на рукавах и на спине. Бача оглядела предоставленную ей комнату - высокие потолки, два стрельчатых окна с готическими витражами, красящими косые солнечные лучи в зеленый и красный. Камин, кривоногий комод, кровать под пологом, со свисающей пыльной кистью - для вызова горничной.

Бача, подпрыгивая и стуча от холода зубами, кое-как помылась над лоханью, с тоской вспоминая неоцененную ею прежде шкловскую баню. Накинула причудливый хозяйский халат и забралась на кровать. Во всем теле по-прежнему отдавалась вибрация кареты - как память о проделанном долгом пути. А в голову лезли без спросу мысли, которые Бача себе с таким трудом запрещала. Она знала, что за подарочек ее Яська - глупый, гоношистый и склочный паныч, балованный и не видящий берегов. Наверняка он нарвался на свои приключения сам - Бача словно вживую видела, как Яська хвастается, и опасно дерзит, и задирает высоко подбородок, одновременно опуская ресницы. Словно так уж презирает собеседника - что глаза не глядят. Когда он так смотрел - словно раскаленная игла медленно входила в Бачино сердце. Может, он был говно на лопате, ее Яська, хвастун и врун, но Бача любила его - именно такого.

Бача запустила руку в дорожный мешок, извлекла коробочку, и из коробочки - зеленую толстую свечку. Зажгла ее от каминной лучины и поставила на подоконник - оплывать. Пламя встало аккуратным ровным столбиком. Падре Огун внимательно ее слушал. Почему-то Бача не верила - ни в сурового католического бога своей матери, ни во всех этих святых, с решетками, на которых они были изжарены, и щипцами, которыми они были защипаны. Ни в развеселых отцовских кумиров, в этих особенно смешно было верить - словно карикатуры на тех, страшных, католических. Да они и были по сути своей одно и то же, у каждого духа-лоа был собственный непременный католический аналог. Но в трудную минуту, те, серьезные и страшные, молчали, а смешные - помогали. Даже тем, кто в них не верит. Только с ними обязательно нужно было потом расплачиваться.

- Папа Огун, - напомнила Бача, - пинта крови - черной собаке.

Интересно, есть у наследничка Нордхофена в своре черная собака? Пламя свечи раздвоилось и показало рожки. Услышал.

В дверь зашкрябались, Бача метнулась, задула свечу - по комнате поплыл горький смрад.

- Гадаете? - Диглер вошел, не дожидаясь разрешения, - На суженого?

Он был в чем-то домашнем и стеганом, наподобие пижамы.

- Кристиан, у вас в своре есть черная собака? - спросила Бача. Интуитивно она чувствовала, что с этим человеком ей можно позволить себе почти все. Только руками - нельзя трогать.

- Для вас - найду, - пообещал Диглер, ничуть не удивившись, - Так вы не ворожите, а наводите порчу? Сделайте мне отворот от господина Оскура, милая Базилис. Он снится мне в греховных снах.

- Терпите, - рассмеялась Бача, - Я не умею делать отвороты. Разве что на обшлагах.

- Ах да, тряпки! - спохватился Диглер, - Я же к вам - с сюрпризом. Мориц, заноси!

И Мориц занес. Высоченный манекен, обряженный в элегантного кавалера. Серебро и слоновая кость, испанские кружева и драгоценные пуговицы. Бача сроду такого не носила и не знала - как это делается. Манекен завершался безликим болваном, увенчанным лунно-белым париком.

- Нордхофен блондин, - пояснил Диглер, - могут найтись эрудиты, что об этом знают.

Он с удовольствием говорил о себе в третьем лице, как о чужом.

- Почему вы Диглер, если вы - Нордхофен? - решилась спросить Бача.

- Мать моя носила фамилию Диглер, а отчим был - Нордхофен. Можете представить, как мы с ним жили. Граф, мой истинный отец, приходился отчиму патроном. И этот патрон как будто прострелил его задницу - и засел в ней навеки. Детство запомнилось мне как одна сплошная юдоль презрения и безысходности. Не удивляйтесь, что я не желаю именоваться фамилией своего мучителя.

- Теперь понятно.

- Наряжайтесь, любезная Базилис, и я жду вас в гостиной. Нам нужно отрепетировать свой выход в качестве... отражений друг друга. Подозреваю, что вы не умеете носить подобные наряды.

- И правильно подозреваете, - согласилась Бача.

- Я вас научу.

- А где наш провожатый, тайный принц Герасим? - вспомнила Бача о своем наемном телохранителе и проводнике в мир венских развлечений.

- Отправился на разведку в компании своего кошмарного короба, - отвечал Диглер, - к вечеру обещал возвратиться. Одевайтесь же, я буду ждать вас.