Диглер не ответил. Он играл свою мертвенную мелодию, опустив ресницы, словно Бача раз и навсегда перестала для него существовать.

Бача поднялась в номер. Слуги за время ее отсутствия поставили в номере тазик и кувшин с водой для умывания - оплаченные заранее. Бача заперла дверь на крючок, совершила нехитрое омовение и забралась в пахнущую тряпками постель. Клопов не было - и это был лучший подарок, который преподносила Варшава своим гостям. Завтра предстояло подняться пораньше и нанять карету - в этом деле Бача очень рассчитывала на помощь Герасима Василича, потому как лихие и алчные варшавские извозчики наводили на нее ужас и смущение. И неизвестно на самом деле, кто был хуже - эти извозчики или душегубец Диглер.

Бача видела уже седьмой сон, когда в дверь ее номера тихонечко постучали. Даже, наверное, заскреблись. Бача решила, что принц ее явился так рано, засветло, и пошла открывать, завернувшись с головой в одеяло - в номере было холодно. Ночью зарядил дождь, и пронзительные сквозняки продували комнатку насквозь.

На пороге стоял душегубец Диглер в своем дивном шлафроке, слава богу, как следует запахнутом, и со свечою в руке. Когда Бача открыла дверь - пламя свечи нервно задергалось от сквозняка.

- Что такое? - сонно спросила Бача, еще не очень соображая, кто перед нею.

- Впустите меня, - жалобно попросился Диглер.

- Вот еще. Я дама и я даже замужем, - напомнила Бача, - вы что, еще не ложились? Идите спать.

- Сдалась ты мне, дура, - Диглер бесцеремонно вдвинулся в номер и прикрыл за собой дверь - сонная Бача не успела ему помешать, - Пойдет мимо шнырь, увидит нас - и пойдут сплетни про обнаглевших содомитов.

- Что такое шнырь? - спросила недоуменно Бача.

- Слуга, - Диглер прошел по комнате, скосил глаза на зеленую свечку, но ничего не сказал и уселся на стул, придавив своим задом висящий на стуле Бачин кафтанчик, - Холодно у тебя. И у меня в номере так же.

- Что вы хотите? - Бача села на кровать, покрепче прихватив края одеяла.

- Вы тогда ушли ...фрау, - Диглер нервно сглотнул перед этой "фрау", - а я еще долго разговаривал - с тем, странным типом, в черном. У него, кстати, зубы - за такие зубы люди по три деревни отдают. Керамика, фарфор, как у мадам Помпадур или царицы Елизаветы. И пистолет на поясе - системы Лоренцони, многозарядный, на что я небедный человек, а не могу себе такой позволить.

- И? - попробовала Бача вернуть собеседника в реальность.

- Что - и? Чудной дед, одним словом. Я сказал ему, что мы с вами вместе, едем к Фрици фон дер Плау, предъявлять ему какие-то ваши претензии. Я тогда и думал - что не выпущу вас из своих когтей. Потерял голову, можно сказать, влюбился. Почему вы не смеетесь?

- Потому что это не смешно, - с сочувствием отозвалась Бача, - Простите, что я вас так разочаровала. Так что же дальше?

- Этот старик пообещал мне к утру передать какой-то документ, я толком не понял, какой, у меня все мысли перепутались в голове, как мулине. Этот его табак - в нем, наверное, подмешан был опий или что похуже. Он пообещал мне какую-то расписку, которая должна, по его словам, решить все ваши затруднения с Фрици. Я не знаю...Я дал ему повод думать, что мы с вами - вместе. И сам тогда на это надеялся.

- Ну, не судьба, что поделать, - вздохнула Бача, - Старичок был странненький, конечно. Он говорил мне о какой-то расписке Фрици, но я не думала, что она у него с собою.

- Я так и не взял свое слово назад, - напомнил Диглер, - Давайте все же поедем вместе.

- Теперь-то вам зачем? - удивилась Бача, - Не противно вам будет?

Диглер - или все-таки Нордхофен - на мгновение задумался, противно ему будет или не противно?

- Пожалуй, нет, - произнес он задумчиво, - ведь вы-то не изменились. Подумать только, сказал бы мне кто вчера - что я буду ломиться настойчиво в номер - к женщине. И умолять ее ехать со мною в одной карете...

- Наш пол настолько вам омерзителен? - спросила Бача.

- Аж тошнит, - с удовольствием признался Диглер, - Мне вскорости предстоит женитьба - и я не знаю, как с этим справляться. Но вы-то мне как раз не омерзительны - наверное, по старой памяти.

Бача умилилась такому простодушию, но тут же задумалась - как же он живет? Женщины противны, мужчин он любит, но режет бритвой...Одиноко ему, наверное, бедолаге.

- Что у вас за дело с Фрици? - спросил непосредственный Диглер, - Он ваш любовник?

- У Фрици сидит в подвале мой муж, - объяснила Бача, - И я должна его из этого подвала извлечь. Поэтому и такой маскарад.

- А-а, - протянул понимающе Диглер, - теперь у меня сложился - весь калейдоскоп. Или мозаика - не знаю, как верно? Я по-прежнему предлагаю вам путешествовать вместе, фрау Оскура.

- Фрау Сташевска, тогда уж, - поправила Бача.

- Это не имеет значения, - отмахнулся Диглер, - Вы поедете со мною вместе, и завтра мы увидим, что там будет за расписка, если она будет. Я доставлю вас в Вену, я ведь дал вам слово дворянина. Я пропащий человек, и душа моя давно горит в аду, не дожидаясь ни смерти, ни страшного суда. Но я дал вам слово - и я его выполню. В конце концов, и мне полезно будет ваше общество.

- Тренировка воли перед женитьбой? - догадалась Бача.

Диглера рассмешил такой оборот - он улыбнулся, показав острые зубы, встал со стула и опустился на корточки перед Бачей, сидевшей на кровати. Шлафрок его опасно разошелся - но Бача уже поняла, что на подобные вещи Диглеру глубоко плевать.

- Поехали, а? - Диглер тронул кончиками пальцев край одеяла - осторожно, словно оно было отравлено.

- Только с нами опять будет Герасим Василич. Я наняла его для своей охраны. Я же все-таки дама.

- А получше никого не нашлось?

- У меня не было выбора, - напомнила Бача, - Идите к себе, герр Диглер. Или герр Нордхофен.

- Диглер.

- Идите же. Утром встретимся - возле вашей кареты.

Явившийся поутру Герасим Василич был нимало удивлен, застав Бачу возле экипажа Диглера-Нордхофена. Лакей и кучер с увлечением вязали на крышу кареты многочисленный Диглерский багаж. Герасим Василич, прихвативший с собою в дорогу коммивояжерский свой ящик - видно, некому в Варшаве оказалось его доверить - не разводя политесов, передал и свою поклажу ребятам для привязывания в багаж.

- Наглость - второе счастье, господин Прокопофф? - герр Диглер сошел с гостиничных ступеней, опираясь на изящную трость. Высоко зачесанные волосы его и тонкий нос серебрились от пудры, а губы алели влажно, как у вампира. "Во намалевался" - подумала Бача.

- В моем скромном случае наглость - счастье первое и единственное, - смиренно сознался Герасим Василич, - Другого счастья не послал господь.

- А вы просили? - Диглер поставил было ногу на ступеньку кареты, но потом убрал и сделал для тайного принца приглашающий жест, - Залезайте пока. Мы с ...хм, господином Оскура... подождем кое-кого.

Диглер обратил взор своих хрустальных подведенных глаз на Бачу, переминавшуюся возле кареты с максимально независимым видом. Во взгляде белокурого убийцы было все - и тоска по утраченному идеалу, и любопытство, и легкое омерзение. Бача взглянула на него в ответ - почти так же, разве что без тоски. Герасим Василич тем временем благополучно забрался в карету. Попрыгал, устраиваясь на сиденье:

- Хороши подушки у вас! Немецкие заказывали?

Диглер лишь пренебрежительно передернул плечами. Счел ниже своего достоинства - отвечать.

- Люблю путешествия! - продолжил как ни в чем ни бывало Герасим Василич, - То один город, то другой. Ведь жизнь что? Калейдоскоп. Вот вы, господа - любите ли вы путешествия?

- Я - нет, - тут же ответила Бача.

- А я перемену мест не люблю, - вслух поразмыслил герр Диглер, - но люблю ощущать, как задница в дороге вибрирует. Такой, знаете ли, массаж...

Герасим Василич аж высунулся - оценить, серьезно господин или шутит. Диглер с каменным - или фарфоровым - лицом чертил свой тросточкой на земле геометрические фигуры.