Кинозал был оборудован в подвале дома – просторная комната с мягкими креслами, диваном, баром, огромным экраном LCD и объемным звуком. Здесь Андрэ любил смотреть старые черно-белые фильмы и, чтобы быть в курсе последних достижений, “крутил” трех-мерные новинки голливудских космических эпопей, сказок или научных симуляций.

Сын и дочь плюхнулись в кресла, Оленька прихватила бокал вина и устроилась с ногами на диване. Андрэ повозился с компьютером, загружая привезенный файл, и выключил свет.

Зернистая рябь на экране вернула всех в эпоху любительских видео фильмов на кассетах. Изображение сфокусировалось, и в свете двух бытовых торшеров стала различима гора голых тел.

Трудно понять, что они делали: дрались, боролись? Куча мала… Камера “отъехала” чуть дальше: голые мужчины разного возраста – молодые бритоголовые парни, взрослые усачи с волосатыми спинами и в очках, пара пожилых толстяков, покрытых потом и тяжело дышавших. Все, похоже, с арабского Востока…

Камера подъехала ближе: посреди них была женщина!

В самом низу, широко раздвинув ноги, лежал на спине здоровенный детина. Напротив в такой же позе, плотно прижавшись к нему зад в зад, лежал смуглый бородач. Поверх них, но перпендикулярно нижней паре, лежали “валетом” два молодых парня. На них, подогнув ноги в коленях, лежала животом светлокожая блондинка. Четверо мужчин засунули свои члены снизу женщине во влагалище.

Камера сделала “зум-аут”: поверх женщины пристроились еще двое, близнецы, они прижались друг к другу как в очереди, а пара других, один – худой и нескладный, второй – пожилой с дряблой кожей, повернувшись к ним спиной; эти четверо запихнули члены в растянутый женский анус.

Женщина двигала тазом вперед-назад, мужчины дергались словно в конвульсиях.

– Боже, Андрэ, что за ужасную порнографию ты нам показываешь!?

– Сейчас поймете…

Камера медленно передвинулась: трое арабов – двое с боков, один посередине, совали члены женщине в широко открытый рот, за щеки, глубоко в горло. Женщина, вернее, молодая девушка сосала члены, облизывала языком, покусывала зубами. Ярко-красная губная помада девушки размазана по лицу, волосы растрепаны, лоб в испарине…

Еще двое тыкали членами ей в уши…

– Андрэ, это невозможно! Ты сошел с ума! Дети, идемте отсюда!

Оленька рванулась из комнаты, но дверь оказалась заперта.

– Еще сорок секунд… – безучастным голосом сказал Андрэ.

Камера сдвинулась налево, потом направо: каждой рукой девушка держала по члену, энергично их дергала и крутила.

Оператор – худой мужчина средних лет, закрепил камеру на штативе, разделся и поспешил получить свою долю удовольствия: обежал вокруг горы тел раз, другой, пробовал куда-нибудь пристроиться, но места для него не находилось. Собравшись с мыслями, он с усилием просунул руку между членами в раскаленное влагалище.

Андрэ добавил звук: прерывистое мужское дыхание, характерное чавканье и чмоканье, скрип потной кожи и… ни единого слова.

На лицах не видно удовольствия или полового удовлетворения, движения резкие и механические – мужчины сосредоточено ебали женщину…

Дети молчали, Оленька сжалась в комок.

– Четверо в перед, четверо в зад, трое в рот, двое в уши, двое в руки, плюс один рукой в перед – всего шестнадцать, – хрипло сказал Андрэ.

Потом мужчины на экране кончали девушке в рот и на лицо. Зажмурив глаза, девушка вздрагивала всякий раз, когда на нее извергалась сперма. Мутная густая жидкость переполняла ей рот, текла по губам, щекам, подбородку, шее; она сглатывала, давилась, кашляла.

Во весь экран камера показала ее залитое слизью лицо. Девушка откинула мокрые волосы со лба, вытерла ладонью пунцовые щеки и раскрыла зеленые глаза, полные слез, отчаяния и вселенской тоски.

Оленька…

36. Сынуля

Сынуля любил маму. Любил всегда. С раннего детства, сколько себя помнил, мама была для него самой лучшей, доброй и красивой из женщин. Ему нравилось смотреть на нее, когда она работала, готовила на кухне, читала, смотрела телевизор или разговаривала по телефону.

Одевалась мама красиво и маленький Сынуля с удовольствием помогал ей выбрать блузку, платье или юбку – мама постоянно куда-то торопилась и опаздывала. Сынуля вынимал из стенного шкафа разные одежды и раскладывал их на диване в гостинной или на постели в маминой комнате. Мама приходила, быстро осматривала его “предложения”, что-то выбирала или просила принести еще – он радостно бежал в шкаф и возвращался с охапкой одежды на плечиках. Потом мама уходила по делам и Сынуля аккуратно развешивал ее наряды обратно в шкафу.

Сынулей мама называла его с младенчества, и это ласковое обращение заменило в семье настоящее имя, даже младшая сестра звала так же. Приятели-французы, не понимая значения этого слова, тоже говорили: “Синуль’я!” И девушкам Сынуля по-привычке представлялся детским именем.

В раннем детстве мама купала его в пластмассовой ванночке, а когда чуть подрос – под душем. Ему нравилось, как мама намыливала спину, руки, ноги, поливала его из душевого шланга, приговаривая: “Как с гуся вода, с Сынули худоба…” Смысл этой русской присказки он не понимал, а спросить как-то не приходило в голову. “Петушок, Петушок, Золотой Гребешок,” – улыбалась мама, когда намыливала мягкой губкой с обильной пеной его петушок и попку. Было очень приятно чувствовать мамины руки, скользящие по его гладкой коже.

Сынуле тоже хотелось сделать маме приятное и однажды, ему тогда исполнилось шесть лет, он уговорил маму помыться с ним в душе. Без одежды мама была еще красивее. Она надела на голову прозрачную целофановую шапочку, чтобы не повредить прическу, раскраснелась и весело смеялась, поливая себя и Сынулю струей горячей воды, пока не заметила, как внимательно он смотрел на треугольник волос внизу ее живота. Она быстро вышла из душа, накинула халат и молча домыла Сынулю.

Однажды к ним зашел мужчина, про которого мама сказала, что он – Сынулин папа. Сынуля смутно помнил что-то плохое о нем из первых лет жизни. Почему папа с ними не живет, мама не объяснила, сказала, что Сынуля станет взрослым и сам все узнает.

Первый мамин любовник, которого Сынуля помнил, появился у них в доме, когда Сынуля тяжело заболел. Мама лечила его аспирином, чаем с лимоном и малиной, но они мало помогали.

В тот вечер мама читала вслух “Таинственный остров” Жюля Верна – Сынуля учился в первом классе, но был не по годам развитой мальчик. В дверь позвонили и вошел большой черный человек – педиатр их бедного района. Он осмотрел, прослушал и простукал больного, поговорил с мамой и дал ему выпить розовую таблетку, опустив ее в стакан воды, где она с шипением растворилась.

Сынуля быстро уснул, но глубокой ночью открыл глаза: ему снился Таинственный остров, пальмы, кокосы, чудеса техники и изобретательности, созданные колонистами. Он не мог понять, где находится, видел потолок с отсветами фонарей и хотел спросить маму, где же Сайрус Смит, Пенкроф, Гедеон Спилет и другие?

Мамин диванчик напротив поблескивал пустым фанерным дном. Где мама? И матрас? Что случилось? Неужели мама оставила его одного? Сынуля приподнялся на локте и огляделся в полутьме – на полу между его постелькой и диванчиком лежал матрас, а на нем большой черный доктор давил маму потным голым телом…

У Сынули произошел нервный срыв, наверное, из-за болезни, он кричал, бился в истерике, потом потерял сознание.

Все обошлось – дети, вообще, более живучи и выносливы, чем взрослые. Маму Сынуля любил по-прежнему, но стал задумчив и молчалив. И улыбался с тех пор только правой стороной рта, левая словно застыла.

Жизнь… Сынуля свернул самокрутку марихуаны и закурил. На озеро опускались летние сумерки, несколько минут и совсем стемнеет. Вдали ударил церковный колокол и его звон поплыл по тихой воде. Сынуля любил эти минуты перед наступлением темноты – Природа вступала в ночную фазу, дневные заботы уходили в прошлое, а лунные призраки еще не появлялись.