Оленька посадила гостей в салоне за длинный стол, составленный из четырех столов, покрытых белыми скатертями – потребовались еще стулья, скамейки и табуретки. Ее поздравляли, произносили великолепные тосты, многие в стихах или под гитару, пировали, выпивали. Потом столы сдвинули к стене и начались юмористические выступления, затем песни и танцы – веселились от души!
В час ночи соседи застучали в потолок, пол, и батареи: напоминали, сколько уже времени. Пришлось буйную компанию усмирять и поить чаем. После десерта довольные гости начали прощаться и уходить в дождливую октябрьскую темень.
…Оленька налила себе немного коньяка. Весь вечер она чокалась бокалом с шампанским, но сама не пила – принимала поздравления, угощала, была в центре всеобщего внимания, купалась в волнах дружеской любви. Хорошо, когда много друзей и подруг, понимаешь, что нужна людям, тебя любят и ценят, готовы помочь в трудную минуту.
Со многими из них Оленька прошла сквозь “огонь, воду и медные трубы”: эмиграция, борьба за выживание, поиск своего места под солнцем в “чужой по духу стране”. Друзья остаются с тобой навсегда, они – самая величайшая ценность. Человек живет в друзьях, они живут в нем. “Женщина – тоже человек,” – улыбнулась Оленька старой шутке. Вспомнила, откуда: фильм Белое солнце пустыни, красноармеец товарищ Сухов.
Посудомоечная машина деловито жужжала, гора тарелок и бокалов на кухне ждала своего часа. Оленька присела на диван и задумалась.
Пятьдесят. Не сорок и даже не сорок пять, когда “баба ягодка опять”. Мужа нет. Любимого человека нет. Любившего ее и любимого ею человека тоже нет. И любовника нет. Одна. Разведенная. Брошенная. Бросившая…
Двое детей. Сын – от ненавистного и случайного мужа, младшая дочь – от любившего ее и любимого ею когда-то человека, который не знает, что он отец ее дочери. Оленька ушла от него, проведя ночь на прощание, а узнала, что забеременела, когда все мосты были сожжены.
Сын вырос хорошим и надежным помощником, маминой опорой. Многие семейные беды и трудности преодолевались, благодаря его ранней мудрости и терпению.
Оленька до сих пор не могла себе простить, как в раннем детстве била его за обычные шалости, капризы, громкие игры, просто потому что он подворачивался под руку, когда мать была в тоске и депрессии от безнадежности, пустого кошелька и отсутствия настоящего мужчины рядом.
Отрезвило ее путешествие на юг со Златой. Они ехали поездом вместе с детьми: дочкой Златы и сыном Оленьки. Матери беседовали, дети мирно играли, затем поссорились, как это часто бывает между малышами. Оленька громко отругала сына, он заплакал и от страха обкакался в штаны. Тяжелая вонь поплыла по вагону…
Сконфуженная и обозленная Оленька в сердцах наотмашь ударила ребенка по лицу, у того потекла из носа кровь. Злата, не веря своим глазам, смотрела на Оленьку.
– Мама, я боюсь… – прошептала ее дочка.
– Прекрати бить ребенка, – жестко сказала Злата, – или больше нас никогда не увидишь! Превратилась в своего мужа!
Оленька прозрела от нескольких слов, плакала, целовала сына, просила у него прощения…
Он хорошо закончил школу, поступил в институт. Теперь живет в Марселе в общежитии, учится на “отлично”, хочет проектировать космические корабли, почти год встречается с девушкой, дочерью Оленькиной подруги. У него в жизни все будет хорошо, он правильный мальчик.
Дочь совсем другая: упрямая спорщица, эгоистичная и своевольная. Ее переломный подростковый возраст пришелся на большие проблемы в Оленькиной жизни, некогда было уделять много времени воспитанию дочери.
Оленька надеялась, что пример матери-труженницы и старшего брата-отличника дадут верные жизненные ориентиры и ценности. Ошиблась. Дочь посылала ее на три буквы и на все четыре стороны, скандалила, вымогала, что хотела, иногда бросалась в объятия, признавалась в любви. Через час-два опять становилась колючей и неприступной.
С четырнадцати лет у нее появились любовники: сначала школьники, потом юноши постарше и взрослые мужчины. От гормональных противозачаточных средств дочь набрала вес и растолстела, но всегда считала себя неотразимой.
Об отце Оленька ей не рассказывала, только однажды призналась, что когда-то поступила неправильно и теперь расплачивается за свою ошибку.
Оленькина Первая Большая Любовь… Человек, которого она любила, расстался с ней ради больной жены. До сих пор ухаживает за ней, ездит в госпиталь.
Муж… С ним Оленька рассталась давно, а развелась недавно. Случайный, опрометчивый по наивности брак, отчаяные попытки исправить безвыходное положение. Девичьи мечты на нормальную счастливую семейную жизнь не сбылись: муж оказался жестоким садистом, а не добрым самарянином. Бил, издевался, просил прощения, лечился, бил, издевался, лечился…
Вторая Большая Любовь… Человека, любившего ее всей душой, она оставила, потому что не хотела уезжать из Франции, бросать хорошо оплачиваемую и интересную работу, большую удобную квартиру в новом доме, рушить удачную карьеру.
Любовник… Моложе ее, как и положено женщине бальзаковского возраста. Она думала, что любит, но поняла, что пытается сексом заменить тоску по любимому и любившему ее мужчине.
Оленька отхлебнула коньяка и взглянула в темное окно. Над крышами ночного Парижа пробегал луч прожектора с Эйфелевой башни похожий на сигнал маяка в темном море.
Из туалета вышла Люда, последняя из гостей.
– Людочка, дорогая, можешь мне сделать очень особый подарок на День рождения?
– Конечно… Какой?
Люда была озадачена: с подругами они скинулась по сто евро на общий подарок Оленьке: сертификат в магазин Галерею Лафайет – пусть гуляет по буфету в дамском отделе, выбирает, что приглянется, и ни в чем себе не отказывает. В Оленькиной просьбе слышалось что-то другое.
– Люд, проконсультируй меня как психолог, как шринк.
– Хочешь поговорить по душам? Или хочешь, чтобы я тебя протестировала, составила психологический портрет твоей личности, дала профессиональное заключение?
– Ага, заключение. Профессиональное. На кухне дружеских разговоров было предостаточно.
Люда посерьезнела, села на диван рядом:
– Что ты хочешь о себе узнать?
– Почему у меня нет мужчины…
– Это займет пару часов.
– Я готова, если ты готова на такую жертву ради подруги.
С Оленькиного компьютера Люда вошла в свой сервер, распечатала тест-вопросник на двадцать страниц, дала Оленьке карандаш, чтобы отвечать на вопросы, а сама занялась уборкой квартиры после нашествия остготов.
Оленька пробежала глазами вопросы. Их было сотни три: некоторые простые “да-нет”, многие с различными вариантами ответов, хватало и сложных, над которыми придется думать, несколько вопросов Оленька не поняла, решила спросить у Люды, когда дойдет до них. Уселась поудобнее с ногами на диване и принялась отвечать.
Люда загрузила еще одну партию посуды в машину, сложила остатки салатов и деликатесов в пластиковые контейнеры и убрала в холодильник, сделала себе коктейль мартини, перемыла большие блюда, миски и подносы, которые не помещались в машину, заправила стираться скатерти и салфетки, закрыла пробками недопитые бутылки и поставила их в бар в стенном шкафу, сделала второй мартини, собрала коробки, пакеты и сумки с подарками и поставила на журнальный столик под зеркалом, проверила свои имейлы, ответила на самые срочные, а Оленька все продолжала отвечать, морща лоб и покусывая карандаш.
Люда сварила кофе на двоих, разлила по чашкам и, уставшая после трудовых подвигов, села в кресло напротив Оленьки.
Наконец, Оленька закончила. Люда перелистала ответы, сказала, что ей потребуется минут сорок, Оленька может пока чем-нибудь заняться, только не шуметь и не мельтешить перед глазами. Оленька благодарно погладила подругу по плечу и пошла в душ смыть праздничную усталость и эмоциональную тяжесть вопросов.
К половине пятого утра заключение было готово. Имейлом Люда послала копию себе в архив, отформатировала текст, сделала крупный шрифт, чтобы удобнее читалось, распечатала и вручила Оленьке:
