– Он Вас не видит, – осипшим голосом сказал Массажист.

– Зато чувствует хорошо: у него супер развита интуиция, – не вынимая член изо рта, зло ответила Оленька, повернула голову к Индиго, отпустила член, легла на спину, подтянула ноги к плечам и ввела рукой член в Йону.

Массажист старательно заработал вперед-назад. Индиго поднял повыше воротник пальто и отошел к газетному киоску.

– Не хочешь смотреть?! – возмутилась Оленька. – Тогда вздрючюсь на глазах всего Парижа!

Она соскочила со стола, широко раскинула руки, прижавшись грудью к стеклу с видом на Триумфальную Арку, и выгнулась, подставляя задницу.

Анальный секс Массажиста почему-то не прельстил: то ли побрезговал без клизьмы, душа и презерватива, то ли не любил. Он продолжил в вагину и через минуту кончил Оленьке на попу и спину. Она быстро повернулась, успела подхватить последние капли ртом и облизала опавший член.

Массажист протянул ей коробку бумажных салфеток – стереть сперму с лица и тела.

– У меня все чисто? Здесь нет зеркала…

– Надо завести…

Оленька быстро оделась, Массажист открыл дверь, позвал Индиго.

– Ну, как массаж? – глухо спросил он, помогая Оленьке спуститься по ступенькам.

– Неплохо. Ты делал не хуже…

17. Письмо

Здравствуй, Оля.

Меня слишком переполняли эмоции, не мог сразу объясниться. В самолете написал тебе на десяти страницах ответ, полный упреков, придирок, злых, грубых и несправедливых слов, но, слава Богу, не успел отправить. Сегодня утром многое изменилось в моей душе.

Твое последнее письмо дышало ненавистью. Написала, что больше не хочешь жить “на черновик”. Я был для тебя черновик будущей жизни? “Хочу жить прямо сейчас, а завтра будет видно!” С кем угодно, только не со мной?

“Пора прекратить этот фарс”, – сказала ты у входа в метро. Моя любовь к тебе это – фарс??? На следующий день ты не могла вспомнить своих слов. Дать пощечину и даже не заметить…

Ты повторяла, что честность – главное в отношениях между мужчиной и женщиной. Требуя честности и откровенности, можешь легко обмануть сама. Мелкое вранье по поводу имени-отчества твоей старшей кузины можно было тут же перевести в шутку, мы бы оба рассмеялись. Тебе понадобилось много дней, чтобы признаться в “невинном” обмане. Теперь все разрослось до вселенского масштаба.

Перед друзьями ты не хотела выглядеть “разлучницей”, признаваться в моем существовании “очень женатого” мужчины. Решила со мной расстаться, “утешив”, что это для моего же блага, что не можешь гарантировать мне счастья. Кто может дать такую гарантию? Господь Бог?

Я справился, наконец, со своими семейными и моральными проблемами. Канаты обрубил, мосты сжег. После долгого ожидания, тайных свиданий, лжи друзьям и родственникам, мы могли смотреть людям в глаза, не прятаться и не опасаться быть пойманными как мелкие воришки. Запреты сняты, разрешения получены, сердца открыты, впереди – дорога к счастью! И…

Воздушный замок рухнул.

В тяжелые времена “разделения тел” с мужем ты была со мной оптимистичной, доброй, веселой. Невероятно, но с обретением свободы стала недовольной, хмурой, придирчивой и несправедливой.

Мы постоянно сталкивались лбами о разногласия почти во всем, кроме секса: от оценки фильмов до того как чистить апельсин, от судеб мировой литературы и поэзии до заварки чая, от технологии фресковой живописи в Помпеях до воспитания детей.

Смешно, но масла в огонь подливали твой консерватизм в одежде и моя привычка к старым джинсам, твоя любовь к самодеятельным романсам под гитару и мой хард-рок, potato vs. patata…

Ты много раз уверяла, что стоит мне только расстаться с женой, объявишь подругам о необходимости быть рядом с любимым мужчиной, проводить с ним дни и ночи: они порадуются за твою личную жизнь и перестанут разрывать тебя на части назойливыми вопросами и просьбами.

…Сухо сообщила, что давно собиралась с подругами на неделю в гости к общей знакомой на Корсику, что подвернулись очень дешевые билеты на самолет, уже договорилась с подругами, не можешь разрушать их планы… Я прилетел к тебе всего на несколько дней, надеялся, мы проведем их вдвоем… Подруги или мужчина… Значит, не такой уж был любимый мужчина! Не судьба.

Терпимость…

Иногда за рулем машины, видя дорожные пробки и забитые шоссе, я говорил страшное американское слово: “Траффик”, ты вскидывалась, глаза загорались праведным гневом: не могла допустить подобный ридикюль в нашем прекрасном русском языке! Надо, чтобы его сперва напечатали в газетах или произнесли по первому каналу ТВ…

Тебе приходится много работать, я, к сожалению, не могу сейчас облегчить твои финансовые тяготы. Иногда богатым бывает легче. “Любовь – непозволительная роскошь”, – подвела черту за нас обоих.

На самом деле, ты не хочешь ограничивать свободу, обретенную после изгнания мужа. Иметь нового мужчину обременительно, а привести его в дом – ребенку будет мешать. К тому же, открытое появление “любовника” муж использует для требования алиментов и признания брака недействительным (судебное завершение вашего брака до сих пор не состоялось).

Самое удобное для тебя – номинально иметь скромного мужчину, который бы не мешал, не путался под ногами, служил бы прикрытием от нежелательных домогательств и подбегал бы к ноге по твоему свистку. С ним ты бы ходила в гости, на концерты, демонстрировала подругам, иногда оставляла на ночь…

Прощенное Воскресенье, поездка в церковь настроили тебя на умиротворенный лад, твой тон был мягкий и поучительный. Не могу понять, как в тебе уживаются любовь, нежность, заботливость, жертвенность и вместе с ними – жестокость, лицемерие, ложь, грубость, которые невозможно предположить в интеллигентной верующей женщине.

Ты укоряла меня в “греховности” нашей любви, в нарушении Заповедей. Я тоже страдал от двусмысленного положения, искал духовную опору. Где? В любви к единственной женщине!

На тебя вдруг накатило смирение: запретила себе любить чужого мужа. Какая сила воли! Или приличнее расстаться под таким высоким предлогом?

“Христос завещал нам Любовь. Любовь всегда права”, – сказал мне священник на исповеди. Я каждый день молился за тебя и твою семью. Продолжаю и сейчас.

Только однажды был с тобою в церкви. Стоял рядом, чувствовал высшее единение, словно венчание… Однажды.

Твои неконтролируемые вспышки ярости объяснял как рецидив многолетних домашних скандалов, хронического переутомления и недосыпания, боязни потерять работу. Я получил от тебя много несправедливых моральных пощечин, но уговаривал себя, что ты устала, не выспалась, расстроена, ничего плохого в мыслях не имела.

“Это не война и не землетрясение, все дорогие и близкие – живы!” – повторяла свою любимую фразу после очередного нанесенного удара. Что это? Демагогия? Душевная слепота и глухота? Болезнь?

На меня свалилась гора мусора, оставшаяся после твоего мужа. Его грязное белье вешалось на мою голову даже через океан. Не укладывается в голове, как ты жила с ним много лет. Мне пришлось платить по чужим счетам. Я заплатил высокую цену.

Вчера ты позвонила, когда цветочные магазины поблизости уже закрылись. Я помчался на площадь Оперы в ночную лавку. Вышел с букетом пламенеющих роз. Таксист, узнав адрес, отказался везти на Елисейские поля: все движение перекрыто, большая манифестация. Пришлось ехать на метро.

В вагон ввалилась компания, человек восемь молодых, пьяных, обкуренных арабов с дудками, барабанами, пивом и самокрутками гашиша в зубах. Орали, плясали: сборная Алжира по футболу сыграла с кем-то вничью и вошла в одну-какую-то финала. Ликование, сравнимое с победой на Олимпийских играх!

Вагон притих. Арабы скандировали: “Ви´ва´ Ал´жири´! Ви´ва´ Ал´жири´!” Качались на поручнях, били ногами в потолок, стучали кулаками по окнам. Агрессия висела в воздухе. Законопослушные французы втянули головы в плечи, заискивающе блеяли и улыбались, пара молодых женщин пыталась изобразить арабский танец живота и солидарности. Тех, кто не выражал восторг, хлопали по плечам, затылкам, недвусмысленно заставляли подпевать. Я сидел в конце вагона. Банда с дудками докатилась до моего отсека.