А по стенам картины были развешаны, вернее рисунки. Очень даже интересные, Вам бы непременно понравились! Это – художник, друг поэта делал иллюстрации к книгам. И с поэтом к нам в Париж приехал… Черно-белые рисунки… Оказывается, простой шариковой ручкой, но очень оригинальные! Я и не предполагала, что этой ручкой можно так рисовать: тени глубокие, а полу-тона мягкие. В молодости, до замужества, я ведь тоже рисовала, даже в Академию ходила, так что понимаю немного…

Я слегка задержалась в дороге: ехала на такси, но пробки были ужасные – час пик, знаете, так что вышла из машины возле Шатле и дальше на метро добиралась.

Ну, вот, в салоне – стол с книгами перед камином, стулья рядами – напротив, а закуски – в другой комнате, чтобы не смешивать “божественный дар с яичницей”. Ха-ха… Я присела во втором ряду справа – и поэта хорошо видно, и картины, да и публику. А возле меня у прохода художник сидел, скромно так: вечер все-таки поэта, а не его.

Анечка поэта представила; он, оказывается раньше в Москве физиком был, при Брежневе уехал. По еврейской визе, конечно… А как тогда еще можно было уехать? Стихи он читал с выражением… Нет, не как артисты читают, а как поэты – с подвыванием… Это я образно, условно так называю. Целый час читал, иногда воды попить наливал из графина. Да, графин у Анечки красивый, с серебром… Стихи? Хорошие, символические, с аллегориями…

В конце аплодисменты были, потом вопросы задавали, самые разные: про жизнь в Америке, про других поэтов, про рифмы… Отвечал с юмором, неглупый человек, скажу я Вам, мне понравился. И мужчина видный – высокий, нос орлиный, лысина, правда, но глаза горят! …Нет, ну что Вы, голубушка, скажите тоже – годы не те…

Так вот, после вопросов-ответов он стал свои книжки подписывать тем, кто купил. Недорогие… Я тоже одну купила, с иллюстрациями. Он мне подписал: “Очаровательной Ирэн на добрую память о нашей незабываемой встрече!” Очень галантно! Затем я к художнику подошла; он мне тоже подписал и прелестный букетик нарисовал – потом Вам покажу. Я поблагодарила и встала рядом у стенки.Все со стульев поднялись, спешили к поэту, потом к столу с закусками – суета, одним словом. Стою, книгу листаю… Рисунки на стенах решила позже рассмотреть, когда свободнее будет.

И тут подходит к художнику этому Олег, не помню его фамилию. …Нет, не москвич, наоборот, откуда-то из глубинки… Он Вам еще рамку для картины склеивал и в нашей церкви когда-то по зданию работал… Да, верно… Мимо меня прошел, плечом задел и даже не извинился! Я холодно от него отвернулась и не поздоровалась – очень мне его вид не понравился: недобрый и опасный.

Он встал напротив художника, близко так, и говорит хриплым голосом:

– Вот, значит, кто адресат…

На него оборачиваться стали, а художник тихо ему ответил, только я слышала:

– Выйдем или здесь скандалить будете?

Вдруг Олег размахнулся, чтобы художника по лицу ударить. Художник только голову отклонил, и Олег со всей силы в стену попал, даже вскрикнул от боли. Один рисунок в рамке со стены сорвался, стекло разбилось, осколки – по анечкиному паркету!

Тут все, кто был в салоне, переполошились, а я-то совсем рядом стояла! Олег еще ударить пробовал, но всякий раз промахивался. Какой страх на меня напал!

Позже, когда я домой приехала, валерьянки с коньячком выпила и успокоилась, поняла: художник-то, оказывается, и обо мне заботился, чтобы не пострадала – то руку Олега отклонял, то поворачивался – вот Олег и молотил по воздуху. Даже ногой пытался пнуть, а художник ногу его остановил и толкнул несильно, Олег чуть не упал: за камин схватился.

Ой, голубушка Нелли Альфредовна, тут самое страшное началось! Олег достал револьвер – представляете, у него под мышкой в кобуре висел, и выстрелил в художника! Тот нагнулся и пуля в зеркало попала. Какой шум поднялся! Женщины заголосили, мужчины кричали, чтобы все на пол ложились… Крик, визг, люди на пол попадали… Паника невероятная!

…Нет-нет, не пистолет, а револьвер с барабаном… Не как у полицейских, а спортивный, одиночного действия. …Конечно, хорошо знаю: мой Александр Петрович, Царствие ему небесное, по субботам из похожего в тире стрелял.

У этого револьвера, Нелли Альфредовна, надо после каждого выстрела курок взводить – большим пальцем руки, что оружие держит, или ладонью другой руки. …Нет, это автоматические револьверы сами по себе стреляют, только спусковой крючок нажми и держи…

Так вот, Олег выстрелил, промахнулся и, торопясь, старался взвести курок левой рукой, а художник его за грудки схватил, поволок вдоль стены и с силой о дверь стукнул – хотел из салона вытащить. А дверь-то в другую сторону открывалась! У Олега рука сперва соскочила – не смог курок взвести, но дуло револьвера в грудь художнику упер и опять курок потянул… Я похолодела как лед, ну, думаю, сейчас убийство произойдет!

Дальше, Нелли Альфредовна, прямо американское кино: художник так ударил Олега кулаком в грудь, что тот выбил спиной дубовую дверь, вылетел на лестницу и на полу без чувств распластался. Ужас, до чего красиво было! Бокс на ринге мне доводилось видеть, но такой удар, скажу Вам, – никогда!

Все вокруг разом замолчали, а художник подошел, револьвер ногой оттолкнул, пульс у Олега пощупал, взял за воротник и стащил вниз по лестнице на улицу. Там и оставил на тротуаре. Кто-то в полицию позвонил, потом сирены завыли, огни замелькали – дальше уже не так интересно.

А она, бедняжка, все стояла, как вкопанная посреди салона, в лице – ни кровиночки, только губами своими красивыми чуть шевелила… Как кто?… Оленька, жена Олега…

12. Шёпоты

– Любимая, разрываюсь от страсти к тебе! Хочу тебя безумно!

– Любимый, обними меня, прижмись ко мне всем телом, ложись сверху, входи в меня…

– Любимая, покачиваться внутри, ощупывать все твои углубления, складочки и ложбинки…

– Любимый, глубже и сильнее…

– Любимая, подниму твою ногу повыше… Тебе удобно?

– Любимый, подними и второю, подтяни к плечам… Мне удобно.

– Любимая, вижу твою красавицу с моим перпендикуляром внутри… Какая поэзия!

– Любимый, насядь на меня сверху…

– Любимая, согну тебя немного круче…

– Любимый, я прижму свои ноги, мне не больно…

– Любимая, я привстану, чтобы мой входил по-другому, доставал твои дальние уголки…

– Любимый, мне хорошо, но левая нога чуть устала…

– Любимая, повернись боком. Я опущусь на колени… Вытяни подо мной правую ногу… Согни левую, положи мне сверху на бедро. Внутри удобно?

– Любимый, очень удобно и приятно… Не спеши, ходи вперед-назад… Так… Хорошо…

– Любимая, позволь засуну палец тебе в попу, в твою нежную дырочку… Чувствую через тонкую стенку, как мой член ходит в тебе… Сильней… Сильней, сильней…

– Любимый, мои груди… Как ты всегда делаешь…

– Любимая, люблю гладить твои высокие соски, крутить их пальцами, перекатывать как упругие шарики…

– Любимый, никогда не испытывала ничего подобного, даже когда кормила грудью…

– Любимая, сжимать, стискивать твои груди, притягивать тебя за них, навстречу моим толчкам…

– Любимый, сжимаешь немного больно, но мне это приятно. Я вся покрылась потом, щеки горят. Скорей, любимый, скорей! Хочу закончить вместе…

– Любимая, кончаю!…

– Любимый, кричи – нас никто не слышит!

– Любимая! Люблю тебя!!!

– Любимый! Заливай меня всю!… Внутри, снаружи, на живот, на грудь!… Люблю тебя!

– Любимая, целый фонтан!

– Любимый, дай скорее, хочу облизать его…

– Любимая, вот он – весь мокрый,…

– Любимый, люблю тебя, люблю его, люблю наш с тобой пот и сперму…

– Любимая, ты любишь целовать…

– Любимый, люблю его вкус и запах, люблю целовать, кусать, играть, сосать: как для тебя, так и для меня это тоже удовольствие. Хочу делать тебе всегда и везде!

– Любимая, он еще не готов…

– Любимый, смотри: я поглажу его руками, он начинает подниматься, я беру его в рот…