— Ну что вы, конечно же, нет! — Голос девушки звенел как колокольчики. — Задайте тему, я что-нибудь подберу.

Роберт задумался, постукивая пальцами по деревянной кружке, которую держал.

— О чем угодно.

— Тогда я спою про вас.

Медея начала медленно перебирать по струнам, тихонько запела. Сердце ведьмака екнуло, руки непроизвольно сжались сильнее, стискивая кружку. «Что-то она споет…»

Народ притих, расселся, умолк от первых аккордов…

Воину ночи никто не скажет бранного слова

А если не можешь петь, молчи ему в след

Удачи в дороге проси ему у духа лесного

Проси ветра хранить его сотни лет.

Подумай имя, зажги в ночи

Огонь на ладонях.

Пляши в закатную тризну, оплачь дождем

Того, кто светлым клинком

Крылатые страхи во мрак прогонит,

А после уйдет, чтобы снова забыли о нем.

Вокруг костров стало очень тихо. Люди оборачивались, смотрели на поэтессу, а она безотрывно глядела на ведьмака, и от этого взгляда что-то ломалось в душе.

«Душе? Какой душе? Есть ли у меня… душа?»

Воину ночи в сером тумане звезды не светят

И нечего помнить, годы летя вперед

Песня там за спиной или просто северный ветер

Шумно взмахнул крылом, и кончился год

Если в сердце темно, зачем

Дорога кольцом свернулась

Жжет слепые глаза свеча на окне

Он бежал наугад,

А память вновь его обманула

И ехала с ним беда на одном коне

Роберт не выдержал, опустил взгляд, молча глядя на свои руки. Как можно, как можно так прямо… И сильно?

Что она, эта девушка, может знать о таких, как он? О страхе и панике, возникающих в глазах людей, стоит ему появиться на пороге таверны. А она пела… пела так, что хотелось зажать уши и убежать. Зачем? Зачем она поет так, словно понимает?

Воину ночи никто никогда не выйдет навстречу,

Хотя он умел исцелять холодом рук

И тихо в закате стоял его конь, обогнавший вечер

И страхи ночные пришли и стали вокруг.

И падали демоны ниц

Перед лицом незрячим.

И бусины слов или звезд низали на нить

А он от века горел

И похоже не знал, что огонь горячий

И черным углем остыл и остался жить.

Плавным аккордом закончилась песня. Ведьмак сидел, опустив голову, закрыв глаза. Толпа разразилась хлопками, приветствиями. Медея поднялась, поклонилась в разные стороны, улыбаясь и изредка бросая на Роберта косые взгляды.

Он вздохнул, отпил из кружки и поставил ее на стол. Медея опустилась обратно на свое место, неуверенно глядя на него и слегка натянуто улыбаясь.

— Очень красиво, — со вздохом отозвался ведьмак. Он умолчал обо всем, что произошло с ним за эти краткие три минуты.

— Веселую! Праздничную! Пой, девушка, пой! — крикнул кто-то, народ снова поднялся и принялся плясать, а Медея, пожав плечами, заиграла следующую песню.

Мелькающие краски ночи, светлые одежды. Он слышал смех девушек, шутки парней. Где-то за пределами круга света, в кустах, отчаянно пытались сдерживать стоны пары, которые от празднества перешли непосредственно к удовлетворению потребности в физической близости. Ведьмак задумчиво следил за кметами. Ветер пробежался по ветвям деревьев, качнул пламя костров, убежал куда-то в чащу.

Комментарий к

Использованы песни авторов: Йовин - Сон в летнюю ночь, Аквариум - Мечи стаканы, Тэм - Воин ночи.

========== Часть 2 ==========

Старый мудрый Учитель, пожилой усталый менестрель, оставшийся в Стае по своей воле, наставлял юную Меду. Мол, когда хочешь спеть для кого-то, смотри ему в глаза, смотри в душу. Люди глухи в первую очередь к себе. Скажи песней те слова, которые человек сам вслух не произнесет, но ему нужно услышать их от другого. Позволь его сердцу тоже стать крылатым. И Меда старалась, прислушивалась к своим чувствам, прислушивалась к песне человека… Пока не спела учителю про разрушенный дом, про чернобыльник на пороге, про перекати-поле, лишившееся корней и несущееся неведомо куда, рассыпающее семена песен, которые не известно, проклюнутся или нет. Учитель похвалил тогда Меду через силу, сказав, что главному она научиться сумела.

Вот и сейчас. Беллетейн не место, конечно, петь о черном всаднике, но если эта песня просится с губ? Ей казалось, что она почувствовала ведьмака, уловила и приняла его одиночество, его привычку не ждать ничего хорошего от людей и получать от них то же самое в ответ, его разочарование в цели, его… его странную боль, о которой можно догадаться только когда она проникает в твое сердце. И в кошачьих глазах Роберта она увидела отклик. Значит, песня попала в сердце.

Медея взяла последний аккорд, мягко сводя мелодию на нет. Раскланиваясь, Меда поглядывала на ведьмака, стараясь понять, пребывает ли он все еще во власти песни или вернулся в реальный мир. Похоже, не очень. Бардесса вернулась на свое место. Страх отпустил, когда она рассмотрела за опасностью человека. Роберт ответил на ее незаданый вопрос:

— Очень красиво.

А вокруг — Беллетейн! Май кружит голову, потрескивает костер, хмельное веселье вокруг, все кажутся влюбленными друг в друга. Меда ударила по струнам и запела задорную, одну из своих любимых майских песен

Скорее, дружок! Ты слышишь рожок

И посвист весенних манков?

Призыв егерей — поедем скорей

Меж кленов и юных дубков.

Меж буков и лип стремительней рыб

Проносится буйная свора.

«Скорее настичь!» — разносится клич

По ветреным майским просторам.

Эта песня легко находила путь к сердцам как высокородных слушателей, так и кметов, всегда готовых пошутить над знатью. Особенно, если этой знати нет поблизости. Но не к сердцу ведьмака, который будто и не слышал слов задора и радости, не ощущал майского ветерка на коже.

О ворох страстей, о клад новостей —

Политики, войны, измены!

Курфюрста рука, отставив бокал,

Ложится на чье-то колено.

Вот это как нельзя точно подходило к празднованию Беллетейна! К этой поздней шальной ночи, в которую многие из парней повторили жест курфюрста из песни, а одна пара и вовсе со смехом подскочила и унеслась в темноту…

Меж томных свечей лилеи плечей,

Перчатки и шляпа маркиза,

Курфюрста рука, усы денщика

И ножка Марии-Луизы.

Кто-то прокричал эти слова хором с Медой. Она задорно улыбнулась, подбадривая подпевать.

О, где этот май? Покинула край

На юг улетевшая стая.

Трогательный перебор, нарочито распахнутые глаза, украдкой взгляд на ведьмака. Кажется, он уже прислушивается к песне, потягивает пиво. Ну и прекрасно. И снова — задорно, так, чтобы все сидящие подхватили и продолжили петь что-то уже сами, тогда Меда могла бы … А что, шальная идея!

Курфюрста рука, увы, далека

И бог весть что делает ныне!!!

Эту песню всегда принимали хорошо, вот и сегодня: крики, шум, смех! Как и рассчитывала Медея, кто-то сам затянул песню. Кажется, «А с ежиком вышел прокол!»

Девушка коснулась руки ведьмака, привлекая к себе его внимание:

— Они пока сами развлекутся. Боюсь, вам стало грустно после моей песни. Пойдемте танцевать! Не станете же вы отказывать мне в танце, как деревенским девчонкам?

Меда с хитринкой улыбнулась, взяла покрепче его за руку и потащила к другому костру, вокруг которого танцевали пары. Как раз закончился «Рилл вокруг солнца», и запыхавшиеся танцоры, отдышавшись и отсмеявшись, вставали на более плавный «Па де грас». Неожиданно Меду кольнула мысль, что и она заразилась весной.

Медея в очередной раз порадовалась, что носит довольно-таки закрытые платья. Куртка Роберта, как кострище маленькими жгучими угольками, была покрыта серебряными нашлепками. Конечно, через шерсть и батист они безопасны, но стоит быть поаккуратнее.

— У костра будет жарко, может, снимешь? — Медея многозначительно указала взглядом на мешавший ей предмет ведьмачьего облачения.

Бардесса попросила сидящих неподалеку ребят присмотреть за лютней и положила инструмент, вопросительно глядя на ведьмака. Также поступил и он со вздохом снял куртку и закрепил меч поверх рубахи.