Поначалу отцу он не понравился. «У него лицо как у покойника», – сообщил он маме и после этого, хотя ему были рекомендованы периодические проверки состояния здоровья, свел свои визиты в дом врача к минимуму, а с недавних пор и вовсе их прекратил Мама подозревала, что вышло какое-то недоразумение, что отец, как она выразилась, «поцапался» с доктором Ивеном. С другой стороны, он в принципе всегда недолюбливал врачей; его насмешливое и скептическое отношение к данной профессии уже давно стало у нас притчей во языцех. «Жженый сахар и вода», – издевался он, качая головой, снисходительный к нашей доверчивости, наблюдая за мамой, которая твердо верила в укрепляющие средства и регулярно назначала их мне, отмеряя столовую ложку моего «лекарства» от Парриша[32].
Он верил в природу и в естественные восстановительные силы человеческого организма. Таким образом, соблюдая режим и правила гигиены, рекомендованные доктором Дати, чьи суровые слова, вероятно потрясшие отца, все еще сохраняли какой-то вес, он следил за собственным здоровьем. Он разработал сложную систему дыхательных упражнений и придерживался диеты, богатой маслом и сливками, в придачу к крепкому пиву «Гиннесс», хотя всегда был весьма умеренным потребителем подобных напитков. Он спал с открытым окном на шерстяном одеяле, накрывшись таким же, носил шерстяное нижнее белье на голое тело и красные каучуковые стельки в ботинках.
Итак, все было хорошо с отцом и с нами. Однако мало-помалу до меня стало доходить, что мама не совсем удовлетворена отцовской интерпретацией его самочувствия. Как это стало для меня очевидным? Возможно, по ее дополнительной заботе о нем, но, скорее всего, по тем моментам отрешенности, когда она внезапно прерывала свои дела, как будто застигнутая какой-то тревогой, омрачавшей ее счастье, и по ее лицу пробегали тени и отражения скрытых мыслей, доступных лишь тому, кто мог интуитивно и абсолютно достоверно все истолковать и прояснить, даже ее самые смутные чувства.
Однажды вечером, когда я сидел за столом, выполняя домашнее задание, мама, вязавшая у камина, сказала, словно размышляя вслух и с той небрежностью, которая не могла меня обмануть:
– Конор, дорогой, не пора ли тебе снова сходить к доктору Ивену?
Отец, читавший в удобном кресле «Ивнинг таймс», похоже, сделал вид, что ее не услышал. Затем он медленно опустил газету и поверх ее пристально посмотрел на маму:
– Что, прости?
Теперь уже занервничав, мама повторила свое замечание, которое, несомненно, отец услышал. Он изучал ее.
– Есть ли какая-то очевидная причина, по которой я должен пойти к твоему доктору Ивену?
– Нет, Конор. Тем не менее тебе советовали время от времени обследоваться. А ты не был у него целую вечность.
– Верно, – крайне назидательно сказал отец. – Однако, поскольку я не выношу этого человека и всегда чувствовал себя хуже после визита к нему, чем до того, я решил, что будет правильней и разумней держаться от него подальше. Иными словами – я не доверяю ему.
– Это довольно странно. Он в городе на отличном счету, и у него первоклассная практика.
– Да, он возится с бездельниками-богачами и, разумеется, угождает им. Возможно, у него и есть практика, только он не практик.
– Как ты можешь такое говорить?
– Потому что я так считаю! – стал горячиться отец. – Представь, он действительно хотел, чтобы я на три месяца послал работу куда подальше и отправился в долгий морской круиз на Мадейру. В настоящий морской круиз! Это, может быть, годится для старых леди, о которых он печется, но бесполезно для меня.
Отец замолчал с таким видом, будто сказал слишком много, и попытался возобновить свое чтение. Но мама упредила его.
– Хорошо, – невозмутимо сказала она, продолжая вязать как ни в чем не бывало. – Согласна, что Ивен дотошен. Но ведь есть и другие врачи. И я думаю, тебе следует найти того, кто тебя устроит.
– Но с какой стати?
– Ну… чтобы проверить твое состояние. В конце концов, ты ведь не совсем избавился от кашля.
Отец насупился и неуверенно посмотрел на нее:
– Это ерунда. Я уже сколько раз говорил тебе, что у меня всегда был такой кашель.
– И все же… – Мама демонстративно отложила свое вязанье и наклонилась к нему. – Разве в Уинтоне нет врача, который мог бы тебя посмотреть?
Наступила тишина. Я уставился в свою книгу и ожидал возмущения или, по крайней мере, возражения, полного достоинства и великодушия. Вместо этого отец уступил, хотя и неохотно:
– Ну, девочка моя, если тебе так хочется… Рядом с моим офисом есть один парень. Медицинский сотрудник страховой компании «Каледония». Иногда я сталкиваюсь с ним. Такой же, как ты, настырный. Ради тебя я мог бы как-нибудь заглянуть к нему.
Не обращая внимания на то, что отец тонко поддел ее, мама тихо вздохнула с облегчением, пусть сдержанным, но все-таки различимым.
– Тогда сходи к нему, Конор. Почему бы не завтра?
Отец, снова обратившись к газете, никак не отреагировал на это.
На следующий вечер, когда он вернулся, мама, как обычно, встретила его у дверей. Когда они вместе вошли в гостиную, я не заметил ничего необычного в облике отца, разве что он, похоже, устал. Но часто, когда на него наваливалось много дел, он выглядел усталым. Во время ужина, который был вкуснее обычного, с любимой отцом тушеной говядиной, у него был хороший аппетит. Ни намека на разговор, случившийся накануне. Поужинав, я пересел к окну с книгой. Только тогда я услышал, как мама тихо сказала:
– Ну что?
Отец ответил не сразу. А когда заговорил, голос его прозвучал спокойно, даже задумчиво:
– Да, я был у него. Доктор Макмиллан. Очень достойная личность. Похоже, ты была права, Грейс. По-видимому, одно из моих легких слегка поражено.
– Поражено? Но чем?
– Ну… в общем… – Отец не хотел этого говорить, но был вынужден. – Немного туберкулезом.
– О Кон… это серьезно?
– Только не волнуйся. В конце концов, тут ничего необычного. Простой недуг. Он у многих людей. И они справляются с ним.
Я услышал долгий тревожный мамин выдох. Затем она медленно потянулась к отцу и сжала его руку:
– По крайней мере, теперь нам ясна ситуация. Сейчас сделаешь перерыв и действительно поправишься. Поезжай в санаторий или отправляйся в морской круиз, как посоветовал доктор Ивен.
– Да, я поеду. По-видимому, в санаторий. Пулей полечу. Обещаю. Но не сейчас.
– Конор! Это надо сделать немедленно.
– Нет.
– Немедленно!
– Это невозможно, Грейс. Просто-напросто не получится. Каждый пенни у нас вложен в дрожжи. Я даже кредит взял в банке. И сейчас держу в голове все свои планы.
– При чем тут деньги в такой момент?
– Дело не в деньгах. У меня все в порядке. Но бизнес молодой, ты же знаешь, что это дело одного человека, и есть кое-что крайне важное с «Ю. Ди. Эл.», то есть с компанией «Юнайтед дистиллерс лимитед», из-за чего я должен быть там, я просто не могу все это бросить, следующие несколько месяцев будут решающими.
– О Кон… Кон… Я не понимаю, при чем тут «Ю. Ди. Эл». Ты и твое здоровье важнее.
– Послушай, Грейс, мы должны быть разумными. Ради тебя и мальчика, а также ради меня. «Ю. Ди. Эл.» – это одна из крупнейших компаний в стране, и они явно, да, определенно заинтересованы в моих дрожжах, я уверен, что смогу добиться слияния наших компаний в течение трех, возможно даже, двух месяцев. Это недолго, девочка. Потом я буду свободен, чтобы взять до шести, даже девяти месяцев на поправку. А сейчас я могу сократить часы работы, брать время от времени дополнительный выходной. Я буду осторожен, крайне осторожен во всех отношениях. Я все это продумал в поезде по пути домой. Я сделаю все, что ты скажешь, кроме как выбросить то, над чем я трудился в поте лица, на что надеялся. Было бы безумием упустить теперь такой шанс в жизни.
В своем бурном объяснении они забыли обо мне. Я перехватил испуганный взгляд мамы. Ее глаза стали наполняться слезами. Я знал, что она проиграла и что отец будет поступать по-своему.