— По тебе видно. Когда ты ел в последний раз? — оборачивается она ко мне, вскинув бровь. В её руках чёртов чайник, а топик от пижамы слишком плотно прилегает к её груди, от чего я отчётливо вижу соски.

— Какого черта тебя это волнует? — и почему это звучит как возмущение?

Она закатывает глаза и возвращает чайник на плиту.

— Конфетку? — протягивает мне ёмкость, полную шоколадных конфет.

Убейте меня, но я принимаю эту долбаную конфету.

Прайс победно улыбается, и мне хочется ответить какой-нибудь гадостью, но я затыкаю свой рот шоколадной конфетой и медленно пережёвываю её, ощущая подступивший голод.

— Кажется, вчера, — отвечаю я, вертя в руках обёртку.

— М? — оборачивается она, чтобы залить кипятка в кружку с пакетиком чая. — Ты про своё нерегулярное питание?

— Про него, — киваю.

И почему она так…спокойна?

Почему она ведёт себя так…словно не было двух лет обоюдной ненависти друг к другу?

Почему мне так легко сидеть за этим высоким столом, пережёвывать конфету и наблюдать за тем, как она опускает две ложечки сахара в мою кружку. Как ждёт, пока вода не изменит цвет до почти чёрного и достаёт пакетик, пододвинув ко мне уже готовый чай.

— Прайс, — начинаю я, прочистив горло.

— Джейд, — дополняет она, вздёрнув подбородок.

Она сейчас чертовски похожа на ту Прайс, что кидалась сарказмом мне в ответ ещё месяц назад. Но не нужно этих масок, Джейд. Я знаю, кто ты на самом деле. Я видел настоящую Джейд сегодня. Медленно сползающую по стене со слезами на глазах.

— Что Лонг делал у меня дома в ту ночь?

Сначала она хмурится, а затем кусает нижнюю губу.

— Это довольно странный вопрос.

— Он был бы странным, если бы Лонг был агентом, а не твоим…напарником, — выплёвываю я.

Моя неприязнь к этому парню становится слишком очевидной.

— Поэтому, почему там был он, а не ты?

— Это была не моя смена, — тут же отвечает она, начав перемешивать содержимое в своей чашке.

— Соответственно и не его, — её нервируют мои вопросы, именно поэтому с особым остервенением кусает губу.

Если ты не прекратишь, Прайс, я трахну тебя на этом хреновом столе, не обращая внимания на то, что у тебя травма и между нами ёбаный барьер из стереотипов.

И да, я позволяю этой мысли раскрутиться в голове.

Снова и снова.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь.

— Да неужели? — вскидываю брови, демонстративно развернув обёртку с очередной конфетой в одно движение.

Она поджимает губы и опускает голову.

Меня терзает тысяча сомнений, но я не могу сорваться. Не могу накричать на неё и вытрясти этот долбанный ответ.

Не могу…

— Блять, Прайс, — сдавленно шепчу я, ощутив возбуждение своего члена. — Твою мать.

Эти губы. Эти соски. Эти голые ноги.

— Остин? — нахмурившись, зовёт она.

Подрываюсь с места и, спустя мгновение, оказываюсь рядом с ней, схватив её подбородок левой рукой. Мой член упирается ей в бедро, а правая рука надавливает куда-то вниз живота.

Глаза исследуют это до отвращения знакомое лицо. Эти веснушки, эти губы и эти морщинки на лбу. Когда я успел запомнить каждую долбанную деталь в ней? Неужели ещё тогда, в первый учебный день?

Она кривится от боли, которую причиняют мои пальцы, а затем приоткрывает рот, чтобы сказать хоть что-то, но не успевает, потому что я затыкаю её поцелуем.

Дерзким. Глубоким. Наглым. Вылизывающим всю её изнутри.

Как только отстраняюсь, всего на секунду…всего на долбаную секунду, как успеваю уловить грубый стон, сорвавшийся с её губ.

Левая рука спускается чуть ниже, к её горлу, запрокидывая голову назад, а правая накрывает округлую грудь, сжимая её. Она снова стонет. Мне кажется, что ей больно, но если бы это было так, то идиотка-Прайс не стала бы хватать меня за талию и прижимать к себе так, словно хочет ощутить меня всем своим телом.

Всем своим нутром.

Глава 18.

Я закидываю её ноги себе на бёдра и поднимаю со стула, прижав к стене. Буквально вдавливаюсь в неё пульсирующим членом, сминая пухлые женские губы. Такие сладкие, такие горячие, такие…

— Остин, — стонет, уперевшись руками в мои плечи, словно пытается оттолкнуть.

Почему?

Открываю глаза, чуть отстранившись, и замечаю на её лице гримасу, полную боли.

— Блять, — срывается прежде, чем я опускаю её на пол и сосредоточенно гляжу в карие глаза.

Она держится обеими руками за грудь, чуть опустив голову, и тяжело дышит.

Я зашёл слишком далеко.

Во всех смыслах. Но, осознав это, не собираюсь уходить. Не сейчас. Не сегодня.

— Может…тебе стоит прилечь?

К моему удивлению, она тут же кивает, медленно направившись в сторону своей спальни. Я чувствую каменный стояк у себя в штанах и размышляю над тем, чтобы сходить в душ, но тут же меняю решение, потому что Джейд зовёт меня лечь рядом с ней.

Некоторое время я растерян, а затем сбрасываю пиджак и снимаю туфли.

Да, эти грёбаные туфли, что были начищены ею с утра.

Как только я оказываюсь на кровати рядом с ней, она прикрывает глаза и старается умеренно дышать, всё ещё придерживая ладонь на груди, словно щит.

Это первый раз за долгое время, когда я чувствую себя виноватым перед ней.

Как у меня вообще хватило мозгов выстрелить в неё?

Жаль, что тогда под рукой не оказалось человека, действительно заслуживающего той пули. Желательно в лоб.

Как только её дыхание становится более ровным, а мой член — твёрже, я позволяю себе коснуться её. Протянуть правую руку, лёжа на боку, и накрыть своей ладонью её.

Она вздрагивает, но глаз не открывает. Некоторое время мы лежим именно так, и я стараюсь отвлечься на что-то другое, кроме её груди, но получается не особо хорошо.

Она делает ещё один вдох, а затем переплетает наши пальцы, сделав так, что её ладонь теперь накрывала мою.

Блять.

Она мягкая и горячая.

Упругая.

Просто блять.

Я смещаю свою правую ладонь чуть левее и накрываю ей грудь, медленно сжимая. Она стонет, но не потому что ей больно. Ей приятно, и от этого у меня конкретно рвёт башню.

Пододвигаюсь к ней еще ближе, касаясь своим членом её бедра и делаю толчок, как только вновь сжимаю её правую грудь. Ещё раз, и ещё.

Мне мало.

Мне чертовски мало этого участка её тела, поэтому ладонь сползает ниже, медленно и уверенно настигая краешек пижамных шортиков. Накрываю её живот и чувствую, как он напрягается от моего касания.

Я не должен испугать её.

Поэтому жду. Жду, пока она расслабится и доверится мне.

Проникаю кончиками пальцев под резинку шорт и слышу стон куда-то себе в шею:

— Остин…

Вздрагиваю, медленно повернув к ней лицо.

Её карие глаза напуганы, а щёки залились румянцем.

Твою мать, она просто прекрасна.

— Всё будет хорошо, — зачем-то обещаю я, словно она боится, что я причиню ей вред. — Я не сделаю тебе больно.

Она сглатывает, сосредоточенно глядя в мои глаза и еле заметно кивает, прикрыв вздрагивающие ресницы.

В комнате становится неимоверно душно, и я чувствую, как моя спина покрывается потом. То ли от сильного возбуждения, то ли от долбанного волнения.

Мои пальцы проникают дальше и нащупывают кружевную ткань её трусиков. Я замечаю, как медленно она раздвигает ноги и подаётся навстречу мне. Робко, неумело. Что-то бормоча себе под нос.

Моя рука двигается дальше, чуть ниже и ощущает влагу. Горячую, срывающую мою голову с катушек. И снова толчок в её бедро, сопровождающийся рычанием от неполученного удовольствия.

Мне мало.

Отодвигаю ткань в сторону и медленно вожу одним пальцем, насыщаясь её влагой. Проникая чуть дальше и ощущая, как там узко. Как там блядски непривычно тесно.

Стонет. Прямо мне на ухо.

Толчок.

Сжимаю зубы и медленно проникаю вторым пальцем, растягивая её. Замираю, как только она сжимается вокруг меня и надавливаю большим пальцем на клитор, массируя его.

Она должна расслабиться. Должна довериться мне.