– Двадцать.
– Ох, какая щедрость!
– Пятьдесят и ни пенни больше, – ставлю точку в споре. Она на секунду замирает, даже обиженно отшатывается и прикладывает руку к обтянутой черной тканью груди.
– Остановимся, а то вы разоритесь. Решили, что меня волнуют цифры, мистер Рассел? Это ваша первая ошибка. Я богата. Слишком богата для шлюхи и могу жить, где захочу и как захочу, не заботясь о заработке. Вторая ошибка: меня не возбуждают деньги, это было в прошлом, сейчас все изменилось. Вы так слепы и прозаичны, что мне даже скучно. Я предполагала увидеть удивительного и соблазнительного психопата, каким вас описывали. Обидно. Я возложила на вас столько надежд, а вы ни одной не оправдали. Скучно, мистер Рассел. – Она смеется, огибает столик, но я перекрываю ей путь.
– Сто тысяч, – рычу, не позволяя ей уйти и сорвать мой план.
– Проверьте слух, сэр, мне не нужны деньги. – Ее глаза испускают опасный холодный блеск – вот она настоящая. Взгляд становится пронзительным, резким и острым. Сейчас я вижу женщину, у которой есть цель. Но что это за цель?
– Что ты хочешь, Бланш? Я могу исполнить любое желание. Мои возможности безграничны, – меняю тембр, вплетая чувственные нотки, так любимые всеми женщинами.
– Жаль, передо мной обычный мужчина с кучей комплексов и таким же раздутым эго, как и у его кузена. Это навевает на меня сон. Где же ваша искра, мистер Рассел? Ах да, у вас ее нет, только проблемы с восприятием и уверенность, что у вас есть власть. Ложь. Вы не имеете ничего, что могло бы меня заинтересовать. Ваше время вышло, сэр. – Она делает шаг в сторону, и я туда же.
– Ты оскорбилась, Бланш? Наконец-то! И что же тебя вывело? Упоминание, что в этом мире доминирует мужчина, или то, что не все опускаются на колени перед тобой? Или, вероятнее, эта злость из-за невозможности завладеть моим разумом и узнать слабые стороны. Я тоже открою тебе секрет: у меня их нет. Так какой следующий ход?
И снова спокойствие, хотя еще несколько секунд назад ее глаза горели, а сейчас погасли.
– Я не прочь опуститься на колени, мистер Рассел. Мне нравится это делать, только если меня удастся покорить. Обожаю стоять на коленях у ног мужчины, доставлять ему наслаждение. Я живу этим, дышу страстью. Я рождаю ее и окрашиваю скучные цвета, которыми вы наполнены, – она шепчет каждое слово с чувством, отработанным годами.
Оно сводит с ума многих. Не меня. Я раздражен и желаю найти хоть какой-то надлом в ее броне, но его нет. И это странно. Чертовски странно, что она закрыта.
– Бланш, на меня это не действует.
– А кто вам сказал, что я хочу воздействовать на вас, сэр? Это диалог, к вашему сведению. Вы говорите, я отвечаю, и так по цепочке. Ход? Продолжать получать удовлетворение, чем вы похвастаться не можете. И разочарую вас вновь, слабости есть у всех, тем более у вас. Только они меня не интересуют. Вы меня не интересуете, – четко выговаривает последнее слово, и это снова раздражает.
– Прекрасно, потому что в тебе я женщины не вижу, только человека, разрушившего брак родителей и подвергнувшего меня обсуждению. Я этого не люблю и не позволю, чтобы кто-то это сделал. Особенно женщина.
– Вы даже себя не любите, мистер Рассел. Откройте же глаза, осмотритесь, и поймете, что мир принадлежит не вам. Люди устают от вас, научитесь общаться, а не требовать. Это поможет. Хотя нет, вам ничто уже не поможет.
– Наглость в тебе зашкаливает, Бланш. Ты не понимаешь, с кем говоришь, верно? Не знаешь, какое положение я занимаю в парламенте и что по моему щелчку тебя задавят?
Да, я нападаю, чтобы вызвать в ней эмоции. Но их нет, ни одной. Женщина даже не дергается, когда я накрываю ее своей тенью и смотрю сурово. Она улыбается, глубоко вбирает воздух и выпускает его из приоткрытых губ.
– Угрозы – неверная тактика ведения любого дела, сэр. Уж кто-кто, а вы должны знать. Так что это напыщенное щекотание нервов – фарс. Вы уязвлены и раздражены, не в силах получить сразу то, что запланировали. И не получите, если я не захочу. А я не хочу, поэтому не пугайте меня, страх – лишь отголосок страсти, в вас ее нет.
– Думаешь, что угадала мои мысли? Но даже я им не доверяю и могу совершить то, что вспыхнет в голове, как поступает психически неуравновешенный человек вроде меня. Не стоит со мной воевать, Бланш, ты проиграешь.
Она даже не слушает. Разглядывает мое лицо, ее взгляд останавливается на губах, затем медленно поднимается к глазам.
– Проигрывать тоже нужно красиво и с чувством, мистер Рассел. И я с удовольствием проиграю достойному противнику, чтобы смиренно опуститься перед ним на колени. Это будет самая великая победа. Моя победа над опасным врагом, ведь он даже и не узнает, что моя мечта – быть покоренной, превратиться в рабыню похоти и страсти только для него. Но в вас я не вижу такого мужчины, к вашему огорчению, а всего лишь избалованного властью человека, считающего, что никто не сможет ему противостоять. Только вот я больна не меньше вашего, сэр, и это не позволит вам узнать, что сейчас происходит в моей голове, кроме извращенного желания вернуться к Тедди и насладиться его эмоциями. – Она замолкает и тут же продолжает: – У меня нет для вас больше времени, и я отвечу на следующий ваш вопрос. Нет. Я отказываю вам, мистер Рассел. Заранее. Вы слишком скучны, в вас нет загадки, все лежит на поверхности. Ваш ум развит намного больше, чем у других, и это могло бы сыграть вам на руку, если бы вы умели полностью им пользоваться. Но, увы, вы отрицаете то, что подарено самой природой, отрезав себя от мира, который обогатил бы вас еще больше. Это на самом деле кощунственно, такой мужчина и настолько скуп на эмоции. Что на вас так повлияло? Ответ вы знаете, только боитесь принять его. А меня это не волнует, я пришла сюда, чтобы дать вам возможность понять – я отказываю вам. Доброй ночи, мистер Рассел, пусть она подарит вам самый жуткий страх, который вы отвергаете.
Она складывает губы и целует воздух между нами. Нагло. Дерзко. Неправильно. Обдает меня ароматом орхидеи, вонючего мертвого цветка, и мягко закрывает за собой дверь.
Что, черт возьми, происходит? Почему за такое долгое общение я не смог даже определить, к какому типу она относится? Хищница. Но этого мало. Она угадывает мои действия прежде, чем я подумаю о них. Это моя прерогатива, никто еще так быстро не просчитывал мои желания, особенно женщины. Они вообще не думают, а эта буквально ведет меня за собой. Конечно, отец мог рассказать про меня, и теперь у нее есть преимущество. Что ж, ночь еще не закончилась, и вряд ли я буду сегодня спать, потому что предстоит долгая работа. Для начала я должен поговорить с отцом и надавить на него.
Подхожу к столику и беру в руки оставленный ею бокал.
Итак, что мы имеем? Появилась в то время, когда меня отослали по важным правительственным делам, связанным с вычислением шпионов и внедрением наших людей. Министр? Их слишком много, чтобы определить точно, и все они довольно примитивны, постоянно пользуются покупкой женского тела. Америка. Кто был там три года назад? Шестеро. Круг сужается, это позволит увидеть картину в целом. Трое из военного ведомства, секретарь казначейства – точно нет, как и двое других. Вот те трое могли привезти в Лондон проститутку, у них всех странные вкусы. Предпочитают унижение в постели – каждый прятал под рубашкой следы от веревок и наручников. Но надо искать самого жестокого и безнравственного, именно такие становятся лучшими рабами. Есть. Джон Уилсон. Шестьдесят пять лет. Женат. Двое детей. Один из самых закрытых и неприятных, но умных мужчин в парламенте. Он привез сюда Бланш Фокс. И нет, она ему не надоела – потребовала найти ей новых клиентов. Уилсон – раб, должен следовать всем приказам своей госпожи, что он и сделал. «Утка» про самоубийство, огромный выбор кандидатов и его покровительство. Если он оценил, то и другим понравится. А дальше ей уже не требовалась помощь Уилсона, эта женщина начала собирать свою коллекцию пэров и министров. Ларк по понятным причинам увлекся ею – отказ усиливает желание получить товар, чем бы ни пришлось пожертвовать. Предполагаю, что из-за ревности, вызванной демонстративным поведением Бланш и полной заинтересованностью моим отцом, он не упомянул, что она все же позволяла ему общаться с собой, тем самым удерживая рядом на коротком поводке.
