«…Ты не одинока. Потому ты и должна бороться, иначе потеряешь свой рассудок, как…»

Я закрыла глаза.

«…твой отец».

Темнота окончательно поглотила меня, закрывая от вихря и всего прочего.

***

«Давно надо было скинуть свои оковы, puella*».

Незнакомый голос заставил меня очнуться от дрёмы и распахнуть глаза. Тьма по-прежнему окутывала меня и давила, но я чувствовала своё тело и то, что ещё существую здесь и сейчас.

«Тьма существует с начала зарождения миров, но не она главенствует над всем существующим. Тьму породил свет, и тьма сильна при нём и только при нём».

Глубокий старческий женский голос проникал в самое сознание, и мне казалось, будто он исходит не из темноты, а прямо из сердца.

«Но когда тьма окружила тебя, и никто не может помочь извне… где же тогда нужно искать свет, puella?»

Я шевельнула рукой и неосознанно коснулась груди, почувствовав кончиками пальцев тёплый металл.

Меня пронзила внезапная мысль.

«Верно мыслишь, дитя…»

Голос шелестом отразился в моей голове, а я сжала пальцами металлическую фигурку на цепочке, что висела на моей шее ещё с той осени…

Тепло, излучающееся крохотным кусочком металла, вонзался в кожу, даруя безграничное спокойствие. Некое крошечное свечение образовалось в области груди, и я начала увидела руки, сжимающие подвеску в виде петушка. Ту, что на День рождения получила в подарок от Сириуса Блэка.

Свечение разрасталось, пока серебристый дым струйкой не выплеснулся из моих рук; он принимал знакомый образ, становящийся крупнее в размерах, пока, наконец, передо мной не появилась светящаяся серебром морда волкодава — необычайно большого; такого, каким я никогда его не видела — высотой в холке даже превышающего меня.

Одно мгновение посмотрев на меня, затем развернувшись, он направился куда-то вперёд, а я, почувствовав под собой нечто твёрдое, направилась следом, ни на секунду не разжимая рук — боясь, что свет померкнет у меня перед глазами. Но чем дольше я шла за ним, тем больше понимала, что тьмы больше не боюсь так сильно, как прежде. Она отступала от нас двоих.

Я видела силуэты высоких, уходящих в небо деревьев, окружающих нас; начала видеть очертания сухой земли, бледных трав и мхов, кочек; мне казалось, что рассвет не за горами.

Волкодав бесшумно шёл впереди, не останавливаясь и не оборачиваясь, а я поспевала за ним как могла. Становилось всё светлее.

Вдруг вспышка изумрудного света на мгновение ослепила меня, и я зажмурилась, а когда раскрыла глаза, поняла, что леса больше нет. Мы с Волкодавом остановились перед большим водопадом, окружённым лёгкой дымкой тумана; тонны воды с колоссальной силой падали на камни, а река, образовавшаяся благодаря ему, уносилась за пределы нашей видимости, куда-то за горизонт. Но шума воды я не слышала — зато отчётливо слышались кажущиеся смутно знакомыми голоса. Я всмотрелась в толщу воды, подумав о том, что эти голоса исходят прямиком из самого водопада… или за ним.

Из раздумий меня вырвал Волкодав. Не глядя на меня, призрачный образ также бесшумно направился прямиком к реке, а там — вверх по течению прямо в сердце водопада, и он не тонул и не препятствовал руслу, а шёл прямо по непрерывно колеблющейся глади воды.

Секунда — и он исчез за текучей завесой.

Голоса казались громче, но разобрать их речь было невозможно.

Набрав в грудь побольше воздуха и скинув обувь и пуловер, оставшись в школьных юбке и блузке, я направилась к реке. Её ток казался мне непомерно сильным, но я всё же сошла с берега; течение мягко сочилось мимо меня, не смея сбить с ног. Сначала я обрадовалась этому, но потом пригляделась к воде и ужаснулась — в том месте, где я стояла, вода чернела, будто в неё влили тушь; течение воды ослабевало, а чернь, искривляясь подобно неизвестному существу, неотвратимо разрасталась. Река и вовсе перестала течь, будто время остановилось, и тонны воды замерли на месте, так и не успев достигнуть поверхности камней. Маскара уходила вверх по водопаду, скрываясь где-то в высоте — там, где я уже не могла этого видеть.

Река перестала быть рекой.

Меня охватило неприятное чувство, но я, сделав шаг вперёд, направилась по чёрной воде в сердце того, что недавно было водопадом. Прошла сквозь водяное полотно, я вовсе не ощутила холода и даже не промокла — только ноги мои оставались покрыты каплями. И преодолев водные толщи, я встретилась глазами с другими — такими, каких никогда в жизни ещё не видела.

Страх сковал меня, и я застыла на месте, глядя на обладателя этих глаз. Она сидела в большом старом кожаном кресле, которое покрывали меха различных животных, а сам предмет мебели напоминал трон; костлявые руки, обтянутые молочно бледной, но обвисшей кое-где кожей, лежали на огромном волчьем черепе размером с череп львицы, а не обыкновенного волка, и чёрные ногти со скрипом царапали его поверхность; длинные смоляные волосы уходили в пол, также как и чёрные одеяния с серебряными цепочками, свисающими с длинной старческой шеи. Но не это поражало меня больше всего; цепляли её глаза, которыми она глядела на меня исподлобья без всякой злости или суровости — чёрные, не имеющие ни зрачка, ни радужки.

— Я уже было решила, что ты не придёшь, puella, — протяжно и вкрадчиво проговорила она, и я узнала этот голос, что вёл и направлял меня до сих пор.

— Так это… Вы говорили со мной?

— Да, я, — ответила она, не проявляя ни капли эмоций. — Всё для того, чтобы ты, наконец, смогла меня увидеть. И теперь чем раньше, тем лучше.

— Зачем? — не понимала я. — Зачем я нужна Вам?

— Ты нужна не мне, — сказала та, — ты нужна для мира. Но ты согрешила, и теперь твоя плоть и кровь так же грязны, как и мои глаза.

Её слова заставили меня похолодеть.

— Я Вас не понимаю, — проговорила я онемевшими губами.

Старуха внимательно смотрела на меня какое-то время.

— Дай мне свою руку, — прошелестела она.

Сглотнув, я сделала несколько крошечных шагов в её сторону, осторожно протягивая руку, и та вдруг вцепилась в неё, впившись ногтями в кожу. Я вскрикнула, но скорее от неожиданности, а не от боли.

От странных глаз пожилой женщины не укрылись мои белёсые шрамы кисти, что превращались в фразу: «Я должна знать своё место».

— Никто не смеет навязывать тебе твоё место, puella, — задумчиво проговорила она, проведя ногтем по рубцам. — Своё место человек ищет сам, и никому не дано знать, где оно… кроме меня.

В свободной её руке вдруг оказался кинжал из настоящей кости. Не успела я выдернуть руку, как он с силой вонзился в ладонь, которую та крепко сжимала своими когтистыми пальцами. Боль ослепила моё сознание, и я закричала.

— Смотри на руку, а не в потолок, puella, — спокойно проговорила старуха, резко вынимая костяной клинок из моей плоти.

Дрожа от невыносимой боли, я опустила голову, безуспешно пытаясь вырваться из хватки, но увидев руку, пронзённую мгновение назад, я ужаснулась, позабыв о боли — из раны лилась кровь, окрашивая волчий череп, но, как и говорила старуха, она не была алой, но чёрной — как та самая тушь, что окрасила сто лет назад неизвестный мне водопад; как и глаза неизвестной пожилой женщины.

Я задрожала.

— Да, всё как я и говорила, — задумчиво проговорила она. — Одри, Айзекс… Её время пришло.

Я подняла глаза, встретившись с её глазами вновь; она глядела на меня секунду, пока вдруг не занесла надо мной руку с кинжалом — я не успела даже ничего осознать, как кость впилась в моё лицо, а тьма вновь поглотила мир вокруг.

Я потерялась в пространстве лишь на мгновение, но затем распахнула глаза, в ужасе закричав.

— Ева! — донесся до меня знакомый голос.

Но я уже не была в логове неизвестной старухи, что обитала за водопадом; я находилась в светлой комнате, где повсюду стояли койки, где солнце отбрасывало свои лучи на пастельного цвета стены. Я судорожно дышала, сжимая что-то руками, а только через мгновение поняла, что это было одеяло.

— Ты в порядке, милая?