— Натуральный орех. Скоро будет, как у мужика.

— Не у всех мужиков такие попы, так что завидуй молча, — сказала я, отворачиваясь к зеркалу.

— Заканчивала бы ты страдать фигней, изучая все эти капоэйры, тайский бокс, — сказала Фрэнки, залезая на стиральную машинку позади меня и кладя ногу на ногу. Её длинные темные волосы красиво отливали даже в тусклом свете старой лампочки.

— Не хочу, чтобы в один день босс продал меня с порцией кокаина какому-нибудь жирному мудаку, — сказала я, глядя на выпавшую ресничку, которую я безуспешно пыталась достать из глаза.

— Если ты станешь грузной, как шкаф, то никто не обратит на тебя внимания, — Фрэнки придирчиво смотрела на свои ногти и ковырялась в них, говоря со мной. — Разве что только Клаус, — хмыкнула она.

— Он не на меня внимание обращает, — проговорила я. — Тебе ли не знать.

— Да похер, — фыркнула сестра, тут же спрыгивая с машинки. — Мне на работу надо.

Не отрывая взгляда от зеркала, я отработанным движением крепко схватила ее за локоть. Фрэнки застряла в проходе, и я буквально затылком почувствовала ее растерянный взгляд. Я моргнула в последний раз, и выпавшая ресничка оказалась на моем пальце.

— В последнее время в доме стало многовато денег, — сказала я, все еще держа сестру за локоть. — Мои деньги у Клауса, и сколько бы их не было, их всегда было больше, чем с твоего заработка. Но я не припомню, чтобы забирала у него столько денег, — я вынула аккуратно сложенные купюры, перевязанные резинкой из лифчика, и, махнув ими через плечо, кинула в раковину. Они хлопком ударились об неё, а я, наконец, отпустила сестру и повернулась к ней лицом. Скрестив руки, я прижалась к раковине.

Увидев в сестре невиданные прежде алчность и гнев, мерзкая мысль зарылась в мою голову.

— Ты... рылась в моих вещах? — процедила она, глядя на раковину за моей спиной. — Охренела?

— Они сами упали из шкафа вместе с твоими трусами, — холодно сказала я. — Мне нахер не надо рыться в твоих вещах.

— Отдай, — Фрэнки протянула руку за ними, но я её перехватила.

— Отдам, мне они не нужны. Но прежде ты скажешь, откуда они у тебя.

— Я ничего не обязана тебе объяснять, — огрызнулась сестра, рывком освобождая свою руку из моей.

Я крепко схватила ее за челюсть и, развернув, прижала спиной к стене, глядя в ее бирюзовые глаза. В этот момент в ее лице я впервые увидела страх, но в тот момент я даже не задумывалась о том, что действительно ее пугаю.

Ярость ослепляет.

— Думаешь, я тупая и ничего не понимаю? — прорычала я, до боли сжимая ее челюсть. — Думаешь, я не знаю, как можно в Тайланде заработать такие бабки, когда всего лет семь назад мы жили на улицах ебучей Англии?

Фрэнки молча смотрела на меня, поджав губы, а меня это злило ещё больше.

— Ты трахалась с ними, — выплюнула я, сжав ее лицо пальцами сильнее. — Потому что занимайся ты наркотиками, я бы об этом уже знала от своих. Но ебанный в рот, ты трахалась за деньги. И давай, скажи, что это было не так, ебучая милашка Фрэн, скажи мне, блять.

Фрэнки молчала.

— Скажи, — прошептала я уже с мольбой.

Но она ничего не ответила. Я ослабила хватку от осознания того, что она даже не пыталась отрицать правду, сказанную мной. В голове не укладывался тот факт, что сестра могла переступить такую черту и стать тем, кого мне приходилось видеть почти каждый день по «работе».

— Ебанный стыд, — прошептала я.

Искра.

— Да отъебись ты от меня, — Фрэнки вдруг оттолкнула меня. — Не лезь не в свое дело, Мириам, блять.

С этими словами она ловко выхватила из-за моей спины свои деньги, и резко развернувшись, исчезла за дверным косяком. Я тупо смотрела прямо перед собой, не в силах пошевелиться.

Когда я услышала хлопок входной двери, то вздрогнула. Тесная квартирка, в которой мы жили, стала вдруг неуютной и пустой.

Закрыв глаза, я почувствовала легкую дрожь и сползла на корточки. Осознание никак не входило в привычную реальность, которую мне пришлось принять.

И именно с этой больной и старой иллюзии начался новый день.

Что делать, когда враждебно настроенные мужчины приперли тебя к стенке и жаждут потешить уязвленное самолюбие?

Быть спокойным, как удав, их это взбесит ещё больше.

Вот и у моего старого приятеля Иво явно чесалось между ног, раз он ради продутой двадцатки в покер решил вздернуть меня за углом. Я с самым заинтересованным на свете лицом стояла и слушала все его претензии. Интересно было, пиздец.

— Я что-то не понял, Янг, — почесав бровь безымянным пальцем, с угрозой проговорил Иво. — Ты не врубаешься, что я тебя и ебнуть могу?

— Ну и зачем тебе это надо? — спросила я. — Ты настолько расстроен, что готов за вшивую двадцатку меня пришить?

— Почему бы нет? — улыбнулся он, щурясь. — Я могу это сделать, и мне никто не помешает.

— А я и не знала, что ты такой ранимый, — легко улыбнулась и я.

— Ты и в самом деле тупая, как говорит Ваас, — взгляд этого мужчины стал стальным и холодным. — Ты слишком много пиздишь.

— Зато не ною о потерянных деньгах, — сказала я, опустив взгляд вниз.

Моя чуйка меня не подвела, и нечто, блеснувшее на солнце, оказалось не пряжкой ремня, а лезвием ножа, которое разрезало воздух всего в паре сантиметров от моего бока. Я увернулась, отпрянув на пару шагов, но Иво не медлил, и следующий молниеносный выпад мог подарить мне второй рот на шее.

Мужчина улыбается.

— Ну что, Янг, не пиздится тебе? Не весело?

— Смотрю на твои обиженные потуги потешить самолюбие, — сказала я. — Тебя же в карты обыграла девчонка.

Он вновь резанул прямо над моим ухом, и не увернись я, то моей голове не сдобровать. Я оценивала его движения и все больше свыкалась с мыслью, что одолеть его не составит труда, он уже начал уставать. Но и я не железная.

Замах — первые капли крови. Это выбило меня из колеи и я, схватившись за руку, чуть не попала под следующий смертельный удар. Второй удар, третий, четвертый, и на пятый, когда он открылся, я делаю поворот вокруг себя, ловко подцепляю его ногу, на которую он опирается, своей, и мгновение — он на земле. Я выхватываю собственный нож и всаживаю его глубоко в руку, пригвождая ее к горячему песку. Кровь брызнула мне в лицо, и я слышу вскрик, но я вырываю из ослабевшей руки его нож и мгновенно протыкаю его вторую руку, а после, хватаю за челюсть и приближаюсь лицом к его лицу.

— Еще раз тронешь меня, я сама прирежу тебя во сне, — прошептала я.

Я быстро отпрянула, поднявшись на ноги, и решила убраться отсюда, но меня остановили монотонные аплодисменты. Я повернула голову и увидела знакомого пирата, который, прислонившись плечом, отпускал долгие и ленивые хлопки. За ложечкой засосало, и весь мой пыл буквально испарился подобно воде в раскаленном воздухе.

Я узнала его, потому что именно к нему обращался Ваас, когда я впервые попала в лагерь.

— Бабы обычно предпочитают огнестрельные, потому что по умолчанию слабее мужчин, и сокращать дистанцию с ними не комильфо, — уныло поговорил мужчина по имени Джеймс. — Но баба, которая коцает ножом других, должна быть ебнутой на всю башку.

— Тебе-то что? — сощурившись, сказала я, игнорируя стоны прибитого Иво.

— Мне-то ничего, — ответил он. — Но ты реально думаешь, что без тебя некого латать в этом ебучем лагере?

— Он получил то, на что нарывался, — пожала я плечом, отведя взгляд.

Джеймс посмотрел на Иво, потом оценивающе на меня, а затем, оторвавшись от стены, подошел к стонущему мужчине, выдернул оба ножа и помог подняться. Я внимательно наблюдала за его действиями, а когда Иво поднялся, то наши взгляды пересеклись, и в мой затылок что-то ударило.

Это был взгляд человека, который вот-вот воткнет мне нож в глотку.

— Вы оба со мной, — спокойно сказал Джеймс, и оба направились прочь. Проводив их взглядами, я бесшумно направилась следом.

Каждый уголочек острова Рук непременно сопровождала пыль и грязь, и за все время пребывания здесь лишь два места были их лишены: кабинет Бога-всея-Рук-Хойта и санчасть, обитель Джеймса. Здесь я оказалась впервые в свой первый день, когда пленник пустил пулю в мое плечо. Тогда Джеймс извлек ее, не проронив при этом ни слова.